Мой персональный миллионер (СИ) - Шайлина Ирина. Страница 33
А потом просыпается Соня. Сначала тихо ворчит, ожидая, когда к ней подойдут. Потом уже хнычет громче. Я откидываю теплую мужскую руку и встаю. Сразу становится зябко. Об Соньку не согреться, она своя, родная, но такая крошечная… Снова Сонька засыпает только ближе к утру. Меня клонит в сон, но я боюсь ложиться. Причём сама себя боюсь. Герман откатывается на свою половину, я наконец решаюсь и ложусь. Удивительно, но рядом с ним я засыпаю почти мгновенно. Только снится всякая тарабарщина, преимущественно сексуального характера.
Утром я проснулась стоило лишь будильнику зазвонить. Но виду не подала. Не с моей выдержкой дефилировать перед Германом в нижнем бельё. Лежала, притворялась, что сплю, и чувствовала себя невероятно глупо. Успела отвыкнуть от ежедневной работы, и с трудом соображала, с чего бы вообще в субботу просыпаться. С трудом вспомнила, что выходные сместились из-за предстоящих праздников, вздохнула. А Герман же не просыпался очень долго. Я готова была встать и кинуть будильником об стену, когда он наконец проснулся. Скрипнула постель. Надеюсь, Герман вчера был не настолько пьян, чтобы позабыть моё водворение в свою квартиру. Иначе мне будет втройне неловко.
Он постоял немного у кровати, наверняка меня разглядывая. Потом наклонился, и…накрыл меня одеялом, которое у нас было на двоих, поэтому доставалась мне от него только малая часть. Потом ушёл на кухню, загремел. Проснулась Сонька, немудрено, после таких-то трелей будильника. Герман забренчал, отыскивая смесь и бутылочку, покормил, потом даже памперсы Соньке переодел. Это все было ну очень дико. Невероятно. Потом уложил Соньку возле меня и ушёл в душ. Я повернулась к дочери.
– Не вздумай только подумать, что он твой папа, – строго сказала я дочери. – Дядя уйдёт. Заботиться о нас всегда не будет. Тебя милая, принёс аист.
Сонька вскрикнула, протестуя, против подобного рождения. Оттолкнулась пяточками от простыней, словно ползти собралась. Её интересовала брошенная на постели пинетка, её можно сунуть в рот и пожевать. Мои сердечные метания её нисколько не волновали. В квартире запахло кофе, я снова закрыла глаза. Потом дверь хлопнула. Боже, что я творю!
Надо срочно решать, как быть дальше. Так нельзя. Так и в психушку загреметь недолго.
Я успела почистить зубы и сварить кофе. Сонька, выспавшаяся ночью, спать упрямо отказывалась, впрочем, как и просто лежать спокойно. Поэтому приходилось все делать с ней на руках. Когда позвонили в дверь, я как раз искала съемное жильё, забыв про остывающий кофе.
– Кого там черти принесли? – удивилась я.
Герман вернуться был не должен. Работает. Замки в моей прежней квартире уже поменяли, приехали чуть свет, спешили. Может, снова старшая по подъезду? Как меня тут нашла? Открывать я пошла с Сонькой, которая против кровати протестовала яростно, а чудо креслице было упаковано. За дверью стоял дед. Тьфу, Михаил Степанович.
– Здрасте, – растерянно поздоровалась я.
Дед довольно хмыкнул, я подумала, что если бы у него были усы, то непременно пышные, кончиками кверху. И сейчас он бы этот ус покрутил, шаблонно сериальным жестом. Сонька агукнула, я отмерла. Я, конечно, здесь сбоку припека, но по версии Германа-то – жена. Стало быть, надо бить поклоны и про хлеб с солью не забыть.
– Чаю?
– Нет, спасибо, – отозвался дед. Чего спрашивается тогда ходить с утра пораньше? Впрочем, у меня и чая то нет, только кофе, холодный. – Я Герману сказал, но он молчит, как партизан. Вот, сам заехал передать. Заодно проведать.
– Ну? – поторопила я хитрого деда.
– Приём у нас будет, в субботу. Так сказать, семейный. Для узкого круга. Жду в гости. Подробности, уж думаю, Герман выдаст.
– Э…ну, хорошо.
Дед снова хмыкнул, подмигнул Соньке и растворился. Наверное, он дошёл до лифта или лестницы, но я была в таком шоке, что этого даже не заметила – мне показалось, что он самым волшебным образом растаял.
– Вот так пироги, – пробормотала я и закрыла дверь.
Вспомнила про кофе, вылила, сварила новый. Шок шоком, а двигаться нужно, мне необходимо жильё. Хотя бы на две недели, чтобы я могла предупредить своих квартирантов и выплатить им депозит. Успела позвонить по семи номерам, укачать Соньку, убедиться, что без риелтора мне не справиться. А потом раздался знакомый рев. Я захлопнула и отодвинула ноутбук. Прислушалась. Нет, не ошиблась.
– Сатана? – удивлённо спросила я, открыв дверь. – Тебя что, никто не забрал?
Сатана отвлекся от двери, на которую с упоением наносил новые раны, повернулся посмотрел на меня. Мяукнул – уйди, мол, женщина, не мешай. А ещё лучше, открой уже дверь, хватит ходить по чужакам, твоя святая обязанность – меня кормить. Совсем от рук отбилась.
Корма у меня не было, у Германа тоже. Откуда бы взяться. Я налила воды в одну из тарелок, вынесла в подъезд. Порезала на тонкие ломтики дорогую, наверняка, ветчину. Кот, привыкший к покупному корму поморщился, от моих даров отвернулся, даже воды пить не стал.
Признаюсь, вчера я совсем забыла о Сатане. Он по своему обыкновению гулял, не ставя меня в известность, когда вернётся, и вернётся ли вообще, на меня навалилось хлопот. Да и честь по чести – кот чужой. Меня посмотрели за ним ухаживать, я делала это, пока квартиру не продали. Хотя это было не просто. Теперь мы квиты.
Я искала жильё, угробив на это ещё два часа. Периодически выглядывала в подъезд. Кот был там. Устал уродовать дверь, лег на коврик. Ветчина в тарелке уже заветрилась. На меня Сатана смотрел недобро. Я вздохнула.
Хозяйку квартиры я не знала, она была знакомой Гриши. Но зато самого Гришу я знала хорошо, пусть этот гад и не берет трубку. У нас было порядком общих приятелей. Поэтому через каких-то полчаса я имела телефонный номер Кати – хозяйки кота и квартиры. Сатана редкостное чудовище, но смотреть на то, как он мёрзнет в подъезде сил не было никаких. В трубку лениво текли гудки. Когда наконец её взяли, голос говорящей был таким измученным, что я вообще усовестилась, что человека беспокою. Пришлось напомнить себе – кот.
– Квартиру же продали, – ответила Катя, наконец поняв кто я, и какое имею отношение к ней. – Вы жили там бесплатно, без договора. У вас какие-то претензии?
– Нет, – смутилась я. – Просто вы Сата… кота не забрали.
Катя вздохнула. Помолчала немного, словно думала, что сказать.
– Этого кота мне бывший муж подарил. А потом, когда это чудовище выросло, сам сказал, либо я, либо этот кот. Удивительно, но я выбрала кота, а не козла. Но сейчас я нахожусь за восемьсот километров от вашего города, и занята тем, что уже вторую неделю пытаюсь убедить своего ребёнка, что ему уже пора рождаться. И как вы понимаете, мне сейчас не до кота, да и потом, тоже думаю не до него будет. Тем более мой новый муж подаркам прошлого не рад. Давайте, я вам заплачу, а вы его заберете себе?
– Но мне некуда его забрать!
– Что же, значит не судьба. Я думаю, этот кот и сам не пропадет. В крайнем случае сожрет кого-нибудь. До свидания.
И сбросила. Я посмотрела на экран смартфона. Разумеется, никаких ответов не нашла. Вы глянула в подъезд – лежит. Даже глазом при моём появлении не повёл. Только хвостом забил. Я намёк поняла и скрылась. Что делать-то? Я в расстройстве даже про квартиру забыла.
Снова засела за ноутбук. Через полчаса поняла – пристроить в добрые руки трехлетнего мейкуна со сформировавшимся уже, и крайне вредным характером ещё сложнее, чем найти жильё без риелтора. А отдавать кота в приют не хотелось. Раз, ещё во времена студенчества я забрела в такой приют. Животных, находящихся там, томящихся в тесных клетках, было ещё жальче чем бездомных. Да и не сможет Сатана в клетке, он к свободе привык и на мягкой кровати спать.
Тем временем проснулась Сонька. Откушала, нарядилась в тёплый комбинезон и отправилась гулять. В коляске, естественно. Вышли в подъезд – Сатана лежит. Забастовку, что ли, объявил? Я ломала себе мозг всю нашу короткую получасовую прогулку – щеки щипал морозец. Думать вредно, это факт. В результате мой мозг доломался окончательно, я решила, что Сатану надо забрать себе. Да, он дрёт двери. Может разбудить ночью весь подъезд, если ему приспичит поесть или выйти погулять. Но так же…нечестно. Неправильно. И пусть я несколько месяцев подряд искреннее надеялась, что кот сдохнет, сейчас так же искренне его жалела.