Я вернусь (СИ) - Яровая Виктория. Страница 71

Пить! Как же она хочет пить! Губы ссохлись, а во рту горело так сильно, что казалось, если она закроет рот, то больше уже никогда его не сможет открыть, он срастется и исчезнет навсегда. А ведь такое и вправду может случиться! Эта мысль набатом била по голове, заставила в панике разлепить глаза и попытаться подняться. Но с ее телом было что-то не так. Оно не слушалось! А если и тело исчезнет? Если оно тоже высохнет без воды и вместо рук у нее будут ветки? Она ведь в другом мире, где есть магия, они просто заберут у нее все что хотят. А она не сможет без губ! Ведь тогда Рэм не сможет ее целовать, и она будет ему не нужна.

Этих мыслей она уже не могла вынести и горько зарыдала, все еще пытаясь подняться и боясь закрыть рот. Нужно найти воду! Скорее, скорее! Резко дернувшись, она почувствовала как куда-то падает. Больно! Очень больно! Но ничего она доползет, найдет воду, не позволит сделать из себя мумию без губ и с ветками вместо рук. Кто-то мешал ей, хватал за руки, пытался поднять, но она отбивалась как могла, пытаясь выкрутиться. Боль накатывала волнами и вскоре она поняла, что не выдерживает и ее сознание меркнет. “Только не губы!” — мелькнула последняя мысль и пропала.

Легкий шум доносился до ее ушей. Звуки голосов, шорохи и скрипы. Снова этот запах! Но сейчас она тут же поняла, что это за запах. Его нельзя было ни с чем спутать, так пахнет любая больница в любом городе. Как она здесь оказалась? Память медленно возвращалась, но голова гудела, а сильная жажда сбивала с мыслей. Тяжелые веки поднимались с трудом, но ей все же удалось открыть глаза и осмотреть помещение.

Но то, что она увидела, тут же заставило ее зажмурить глаза. Не может быть! Неужели она все еще находится в Ливосе? Как такое возможно? Это совершенно точно больница, очень похожая на те, в которых ей уже удалось побывать за свою короткую жизнь. Разве можно с чем-то спутать эти еще советские кровати? Или эту краску на стенах? Это точно была палата в больнице в ЕЕ мире! Но откуда тогда эта черная слизь на стенах и мрак, скопившийся в углах комнаты? Эту картину она тоже ни с чем и никогда не спутает. Виденное когда-то в Фордоке накрепко въелось в ее память.

Она так и лежала, боясь снова открыть глаза, пока не услышала, как кто-то подошел к ее кровати и остановился. А затем присел на край и взял ее за запястье. Она тут же попыталась вырвать руку и открыла глаза. На нее смотрел уже не молодой мужчина с уставшим лицом в светло-зеленой форме.

— Очнулись? Это хорошо. — голос его хоть и звучал грубовато, но в нем не чувствовалось агрессии, а глаза смотрели с сочувствием. — Буйная Вы у нас пациентка оказывается, после наркоза двое санитаров еле удержало Вас. Вы главное не переживайте, губы мы Вам оставили. Как себя чувствуете? — голос его стал веселым, а глаза смеялись.

А Кристина в недоумении смотрела на него. О чем он говорит? Какие губы? Где она? Ее сильно волновал последний вопрос, и она решилась задать именного его, но только с третьей попытки ей удалось выговорить:

— Где я?

— В городской больнице Краснодара, отделение хирургии. Вас нашли посередине коридора, как Вы умудрились добраться туда с той штукой в спине, остается загадкой. Вы не помните что-нибудь?

Кристина отрицательно помотала головой. Голова после наркоза все еще была тяжелой, и она никак не могла собрать воедино воспоминания. Лучше она пока помолчит, а то сболтнет лишнее и будет продолжать свое лечение в специализированном отделении для душевнобольных. Нужно сначала самой все понять, а потом уже думать, что делать. А врач, скорее всего хирург, одобрительно похлопал ее по руке и сказал:

— Ничего страшного, вспомните, сейчас к Вам придет медсестра поможет с насущными делами, вставать нельзя, отдыхайте, я приду вечером, гляну швы и обсудим ваше состояние. Главное не нервничайте, в вашем состоянии это вредно, кризис миновал, вы поправитесь.

И он ушел. А Кристина осталась лежать, устремив невидящий взор на потолок, кое-где покрытый тонким слоем черной слизи. И тут она вздрогнула. Цветок! Быстро скосив глаза на грудь, она увидела его нежные лепестки. Он все еще был на ней и ярко выделялся на фоне белой больничной сорочки.

Она могла бы подумать, что события прошлых недель ей приснились и она все еще находится в больнице после аварии, но следы побывавшей здесь энергии эсмэ и ее цветок не давали повода сомнениям. Да и врач сказал, что у нее что-то было в спине. Это был тот нож.

Зажмурившись, она начала сосредоточено вспоминать события той ночи. Барьер, ее инициация, затем этот мерзавец Ривли режет ей руку, и она все-таки разрушает часть Барьера. Она застонала. Неужели она это сделала и теперь дома? Наконец-то! Но радость была недолгой, она вспомнила и Рэма. Он нашел ее. Это он ее спас! Опять! Сколькими жизнями она ему уже обязана? Четырьмя? Пятью?

В тот момент, когда увидела, что кто-то хочет вонзить ему в спину нож, не думала и не сомневалась ни секунды, приняла удар на себя. И где только силы взяла? Она плохо заполнила те события, но его окровавленную рубашку и лицо, залитое кровью, не могла забыть. Что с ним сейчас? Пусть с ним все будет хорошо! Пусть будет!

Он все-таки вернул ее домой. Да, она дома, но как она и боялась, сердце свое она оставила там, вмести с ним. Обжигающе слезы покатились из ее глаз. Она плакала беззвучно, слезы лились потоком, и она уже чувствовала, как становится мокрой ее подушка. Такой ее и нашла пришедшая медсестра. Она что-то ласково ей говорила и успокаивающе гладила по голове, дала немного воды и еще немного посидела с ней, пока Кристина не забылась тяжелым сном.

Следующие несколько дней были настолько ужасными, что Кристина уже почти пожалела, что вернулась обратно домой. Она постоянно чувствовала боль, казалось, что болело все, а особенно раздирала жгучая боль в груди в месте удара, не давая дышать полной грудью. Слабость во всем теле не позволяла сделать даже самые насущные и примитивные дела. Приходилось выдерживать все унизительные процедуры.

Ко всему этому добавлялось и то, что, как и говорил Ривли, она теперь видит остатки энергии эсмэ, а это было отвратительное зрелище. Каждый раз рассматривая палату, она старалась не обращать внимание на черную гниль и слизь на стенах. Она думала, что если вернется домой, то все, что было связано с Ливосом останется там, но как оказалось, в ее мире тоже хватает подобного. И как теперь ей разучиться это видеть? Что она теперь везде будет это видеть? Так и с ума сойти не долго. Здесь в больнице, где иногда умирали люди, было много остатков эсмэ, но возможно снаружи будет получше?

Стало страшно, что ей сказать маме? За все эти дни она так и не решилась назвать врачам свое имя и приходившему к ней полицейскому тоже. Он хотел возбудить уголовное дело по факту нападения на нее, но она отказалась, прикрывшись тем, что ничего не помнит. Она так стремилась домой, а сейчас как последняя трусишка не может собраться с духом и сообщить маме, что жива и с ней все в порядке. Ну или почти в порядке. Завтра. Она позвонит маме завтра. А когда станет лучше, расскажет ей правду, ну или большую часть правды. Рассказывать маме о некоторых вещах Кристина просто не осмелится. Нужно быть готовой, что она скорее всего ей не поверит, но что-то выдумывать не было ни сил, ни желания.

Но еще одно чувство постоянно грызло ее изнутри, не давая покоя и мешая радости возвращения в свой мир. Вина. Огромная, как исполинская каменная глыба. Она давила и заставляла раз за разом вспоминать и анализировать ту злополучную ночь. Что сейчас там происходит? Стоило ли ее возвращение домой, той цены, которую сейчас приходится платить Рэму? Конечно ее волновала судьба и всех остальных жителей Ливоса, но они виделись ей какими-то безликими и далекими, так что, как бы она не пыталась себя обмануть, по-настоящему она переживала только за него. Только он занимал все ее мысли и только он был во всех ужасных картинах, которые рисовало ее больное от вины воображение.

Большим усилием воли она старалась не думать об этом и пыталась убедить себя, что это теперь все прошлом и ей нужно забыть его и тот мир, как она ему и обещала. Но каждый раз перед ней все равно всплывало, залитое кровью и искаженное страхом, лицо Рэма. Он боялся за нее, она это точно помнила, так же хорошо, как и его шепот, который шепчет, что любит ее. А ведь он даже почти и не смотрел на Барьер, не пытался с ним что-то сделать. Он спасал ее. Только ее! И вернул домой, хотя она обманула его, чуть не убила и уже была преступницей по законам его мира. Но он отпустил ее.