Я. Ты. Мы. Они (СИ) - Евстигнеева Алиса. Страница 48

Я очень медленно перевариваю информацию. Значит, кровь все-таки успели взять.

— Как?

— Как там Рома, я полагаю? Стабильно. Клетки, взятые из пуповины, полностью подошли. Процедуру кондиционирования пережили, трансплантация тоже прошла вполне успешно. Теперь остается только ждать. Но врачи дают вполне неплохие прогнозы.

Хочется плакать, но я все еще боюсь поверить в случившиеся. У нас появился прогноз на жизнь. У нас есть шансы.

— А как?

— Видимо, Стас? — Сашка уже откровенно издевается. — Замечательно. С Серафимой Романовной сейчас, ее от Ромки выгнали, так что теперь другого правнука опекает. Он ждет тебя. А я вот хочу его на футбол отдать, а то засиделся парень дома. Ну, еще вопросы?

— Ребенок как? — все же я задаю самый волнительный для себя вопрос.

— О, как хорошо, что ты о нем спросила! — Сашка сейчас подобен коту, облизывающемуся после хорошей порции сметаны. — Это мальчик, и, несмотря на все, что ему пришлось пройти с такими родителями как мы, он здоров, и я бы даже сказал, что прекрасен. Немного недоношенным родился, но сейчас уже наверстал. Опять пацан, можешь себе представить? Я его Кириллом назвал. И если ты себя хорошо вести будешь, вполне вероятно, что я вас познакомлю. Он тут недалеко, кстати. Славный такой парнишка, думаю, ты ему понравишься.

Саша хоть и говорит это все достаточно бодро и весело, но в глазах стоят слезы. И я понимаю его. Сама бы сейчас порыдала.

— Ладно, давай двигайся, я устал уже от этого кресла.

Не сразу понимаю, о чем он, но когда начинает разуваться, я все же сдвигаюсь к краю кровати. Двигаться, кстати, больно, но нам все равно. Он ложится рядом, а я прижимаюсь к его груди. В его объятиях тепло и надежно, мое самое безопасное в мире место.

— Как же ты меня напугала… — вздыхает он.

— Саш…

— А?

— Я тебя люблю.

Он даже замирает. Да, кажется, я немного с этим затянула. Признаваться первый раз мужу в любви спустя четыре года брака и троих детей, старшему из которых уже шесть, как-то странно.

— Знаешь, если мне еще раз придется пройти через подобное, чтобы опять от тебя услышать эти слова, то мне легче тебя убить, клянусь.

— Не надо проходить… Я люблю тебя.

Сашка заправляет мои волосы за ухо и целует куда-то за него.

— Знаю, родная, знаю.

Глава 35

Вырубаюсь я прямо в коридоре. И уже потом сквозь сон чувствую, как сильные Сашины руки поднимают меня с пола. Когда он укладывает меня на диван в комнате мальчишек, пытаюсь слабо возражать, но разве он слушает? Лишь только укрывает одеялом.

— Спи, Кареглазая, спи.

Бормочу что-то себе под нос, но сознание уносится куда-то далеко.

Просыпаюсь спустя пару часов от того, что кто-то бухается рядом со мной на диван. Еле продрав глаза, сразу же упираюсь взглядом в темную макушку, лежащую на соседней подушке. Такие смешанные чувства, что дыхание сбивается. Тяжело выносить Сашино присутствие вот в такой близости от себя, в своей постели, в своей… жизни. С другой стороны, это почти сродни спокойствию. Нет, не успокоению, а именно спокойствию, когда все на своих местах. Как будто это правильно, что его место здесь, со мной в одной кровати и на соседней подушке. Не понимаю, чего хочется больше, оттолкнуть его или прижаться.

Пока внутри себя мечусь между двух вариантов, макушка поворачивается ко мне лицом… Стас. И нет мне никакого облегчения, одно лишь глупое разочарование.

Ребенок сонно рассматривает меня. Вроде как и не спит, но и проснуться тоже не успел.

— Ты чего здесь?

— Наверху душно.

Вытаскиваю руку из-под одеяла и кончиками пальцев касаюсь лба Стаса. Горячий. Испытываю облегчение, словно с моих плеч сняли неподъемный груз. А потом сама же злюсь на себя за это — получается, что я ставлю интересы одного ребенка над интересами другого? Гадство какое. Но ничего не могу с собой поделать, Ромин диагноз, видимо всю оставшуюся жизнь будем преследовать меня.

— Лоб горячий, надо температуру померить, сейчас градусник принесу, — перелезаю через Стаса и пытаюсь встать с дивана, но, то ли от нервов, то ли от бессонной ночи, чуть не падаю обратно, Стас ловит меня сзади. Голова кружится, как я сразу-то этого не почувствовала?

— Ма, ты в порядке? — поддерживает меня за локоть сын.

— Да, ноги затекли… Ложись, я сейчас.

Смотрит на меня с недоверием, но я выдавливаю из себя улыбку и укладываю его на подушку, и хорошенько укрываю одеялом, хотя тот и бурчит, что ему и так жарко.

В коридоре пусто, зато на кухне уже не спят. Через дверной проем вижу Ромку, который сидит на диване и вполне жизнерадостно поедает завтрак и что-то смотрит в планшете. Сейчас он выглядит заметно лучше, чем ночью. А может быть, это мое больное воображение видело то, что ему хотелось? У страха же глаза велики.

Просто стою и разглядываю Рому. Долговязый, худощавый. Как бы его ни кормила, все не в коня корм, хомячьи щеки к нему так и не вернулись. Всегда модно уложенная челка, сейчас прилипла ко лбу, видимо хорошенько пропотел за ночь. Волосы у него мелируются лет с 12, Сашка был против, а по мне, пусть хоть в зеленый красится, лишь бы… Лишь бы было, что мелировать и стричь. Образ облысевшего и безбрового ребенка до сих пор сидит где-то в памяти.

— Пап, а давай все-таки на премьеру Паучка нового сходим?

— Ну, уж нет, мне премьеры Мстителей на всю оставшуюся жизнь хватило.

С моего места не видно всю кухню, поэтому пока я разглядывала сына, даже не подумала о том, где сейчас может быть Чернов

— Да ладно тебе, по-моему, клево было. Весь этот косплей.

— Это тебе клево, а мне показалось, что я попал на фрик-шоу. И ладно если б дети были, так взрослые же люди! Давай лучше чуть потом, а не на премьеру?

— А с ними зато атмосферней!

Слова-то какие мы знаем, «атмосферней»…

— О, мама проснулась, — совсем некстати замечает меня Рома. Мне нравилось слушать их разговор, такой домашний и уютный. Не хотела им мешать. Приходится выйти из своего коридорного укрытия.

Сашка стоит у плиты и пьет кофе, видимо только сварил, на плите стоит турка. Странно, что я запах не почувствовала. В отличие от Ромки, муж действительно смотрится не очень — небритый, помятый, с красными глазами.

— Как ты себя чувствуешь? — сразу же спрашиваю у сына, лишь бы не пялиться на Сашу.

— Нормально.

— Температура спала, 36,9, но это остатки, — поясняет Чернов.

Температура. Черт, Стас же. А я тут торможу стою.

— А где градусник? У Стаса тоже, кажется, температура. Должно быть, инфекцию какую-то подцепили.

Интересно, Саша тоже испытывает облегчение от мысли, что не только Рома болеет? Но по выражению его лица ничего не понять, а я и не всматриваюсь. Неправильно это искать в нем, пусть данное чувство будет только моим преступлением.

Хоть Саша и сказал, что температура спала, все равно подхожу к Роме и пытаюсь пощупать его лоб, но он уворачивается.

— Да в порядке я!

Сопротивляется, значит действительно лучше.

— Я его еще дважды лекарством напоил, — встревает Сашка.

— Ты вообще не ложился? — наконец-то я напрямую общаюсь к нему.

Он устало улыбается и разводит руками: — Спальные места закончились.

Значит, он меня вчера все-таки услышал. И что я могу на это сказать? После сцены в ванной? Так, ладно, займемся старшим ребенком. Саша протягивает мне градусник, хочу забрать его, но он отводит руку:

— Знаешь…

Я в растерянности смотрю на него. Тут, правда, перед лицом появляется его вторая руку, и я точно как Ромка на автомате уворачиваюсь от нее.

— Знаешь, по-моему не только мальчики что-то подхватили.

— Что?

Саша вздыхает, и мне кажется, что раздраженно. Видимо не нравится, что я увернулась от его прикосновения.

— Ты красная вся, по-моему, у тебя тоже температура, померь.

Он опять протягивает мне градусник, но я включаю упрямство.

— Сначала Стас.

И выхватив пресловутый градусник, разворачиваюсь и ухожу в спальню к пацанам.