Я. Ты. Мы. Они (СИ) - Евстигнеева Алиса. Страница 50

Сердце нервно дергается в груди.

Поразительно, но у него светлые глаза. Мы все были кареглазыми, разные оттенки шоколада, как иногда шутила Алена. А Кирюшка был обладателем удивительных серых глазок. Никогда не думала о том, что серый цвет может быть таким теплым.

Мы целую вечность вот так вот смотрим друг на друга. Как хорошо, что у нас есть эта вечность, только моя и Кирилла.

— Здравствуй, мой хороший. Мама теперь с тобой.

 Жизнь постепенно налаживается. Нас выписывают из больницы, и в этот раз младенец едет домой на моих руках. Вообще во мне просыпается какая-то жадность, хочется наверстать упущенное время. Сашка лишь хитро улыбается.

Дома нас встречают бабушка и Стас. Старший ребенок летит ко мне и утыкается в мой живот. Какой же он уже большой! Сашка пользуется моментом, и все-таки забирает у меня малявку. Ну и ладно. Зато так удобней со Стасом обниматься.

— Мамочка, я так скучал.

— Я тоже, мой милый, я тоже.

Спим мы вчетвером на большой кровати. Думала, что Стас долго не выдержит, потому что Кир будит нас всех по пять раз за ночь. Но сын проявляет недюжее упорство.

Рома почти месяц лежит в больнице, каждое утро я прихожу к нему, чтобы просто посмотреть на него. Он лежит в стерильной палате, нужно время, чтобы новые клетки прижились в нем, чтобы начал вырабатываться хоть какой-то иммунитет. Сейчас любой вирус или бактерия могут убить его. Поэтому я честно терплю и не требую у врачей, чтобы меня пропустили. Возможность наблюдать за ним через большое окно в стене — это уже целое богатство. Он очень слаб, почти все время спит. Ему капают лекарства, переливают кровь, все это позволяет минимизировать риск развития инфекций и возможных кровотечений.

Лишь спустя две недели меня ненадолго пустят к нему, я буду долго мыться антисептиком, потом переоденусь в стерильную одежду, маску, халат, перчатки. Но тот момент, когда он сожмет мою руку, будет стоить любого ожидания.

Впереди нас ждет еще долгий год реабилитации. Ребенок буквально будет учиться заново жить — ходить, сидеть, говорить. Мы будем привыкать к новой еде, потихоньку разрабатывать желудок. По несколько раз в неделю ездить к врачам, пить многочисленные лекарства, сдавать анализы. Но это все ерунда. Главное, что живой. А со всем остальным мы справимся.

Бабуля очень сильно мне помогает. Здесь, вдали от родителей, она становится нашей главной опорой. Родители пару раз приезжают к нам, сначала, чтобы познакомиться с Кириллом, а потом, чтобы посмотреть на Рому. С последним сложнее, потому что я очень критично отношусь к стерильности, и буквально поливаю всех антисептиком.

Саша так же много работает, но все равно мы видимся гораздо чаще, чем до родов. Он старается разгрести вечера, чтобы иметь возможность гулять с нами.

Стас растет, ходит в садик, мы отдаем его на футбол. Теперь это уже самый настоящий взрослый человек — со своим мнением, со своими интересами, предпочтениями.

Это так странно, быть мамой сразу троих детей, мальчишек. Таких разных, и в тоже время таких похожих. Темноволосые, упрямые и такие любимые. Все в отца. Эта мысль вызывает у меня улыбку до ушей.

Мне всего лишь 23, Саше на год больше. И порой мне кажется, что мы прожили как минимум десять жизней на двоих. Мы вместе взрослеем с ним, учимся быть родителями всей этой банде, учимся радоваться жизни, а не бояться, каждого следующего дня. Я учусь не впадать в истерику от каждой детской температуры или какой-нибудь другой болячки, не ждать подвоха от судьбы.

У нас, наконец-то, есть будущее, можно мечтать и строить планы. Но мне пока что слишком хорошо в нашем настоящем. Даже несмотря на то, что времени нет вообще ни на что. Я кручусь между своими мужчинами, порой даже забывая поесть или поспать. Но разве мне нужна другая судьба?

Третьего Гарри Поттера на французском я стребую с Чернова уже сама. А что, сына же я ему родила!

Часть 4. Идем нужным курсом. Глава 37

К счастью, никто больше не заболел. Ромка со Стасом еще пару дней повалялись в постели, уткнувшись в телефоны, но в целом достаточно быстро пришли в себя. Мне же пришлось тяжелее всех. Видимо, все мои геройства обернулись боком, потому что с моей температурой пришлось бороться неделю. В целом было почти ничего — слабость и постоянная дремота, если б в самые отчаянные моменты градусник не доходил до отметки 40, вот тогда я металась по постели в бреду и лихорадке.

Саша раскидал детей и собаку по бабушкам и дедушкам. Хотел забрать кошку, но я почему-то не отдала. Из вредности орала, что без Пушинки мне не жить, хотя судя по ее взгляду, она со мной была крайне не согласна. Чернов пытался сам за мной ухаживать и лечить, но я истерила. Сама не понимала от чего именно, в голове была такая каша из мыслей и чувств, что самой страшно становилось. И обида, и злость, и стеснение, не хотела, чтобы он видел меня больной и страшной. В итоге мама и Алена сидели со мной по очереди. Это тоже бесило, ну не маленькая же я.

А еще безумно расстраивало, что все, оказывается, могут жить и справляться без меня. Дети, конечно, названивали мне по вечерам, но у всех все было хорошо, и это пугало меня. Нет, я ни в коем случае не хотела, чтобы они там страдали без меня, просто это было странно, что без моих постоянных бдений, мир не рухнул.

Ну и самой верхушкой моих страданий была обида на Чернова за то, что он не приходил. Вот где логика? Сама выгнала, сама потом же и злюсь, что его нет. Вот почему именно сейчас надо было меня слушать? Был бы повод закатить ему новую истерику.

Уже давно проснулась, но все равно лежала под одеялом и смаковала каждый кусочек уходящего сна. Мне снился мой выпускной. Мы гуляли с Сашей по городу юные, свободные и счастливые, держались за руки, целовались и обнимались каждую свободную минуту, не обращая никакого внимания на прохожих.

Шестнадцать лет с тех пор прошло, а я как сейчас помню. Вот бы перенестись сейчас туда, где все так просто и понятно, где нас как магнитом тянет друг к другу, и элементарно хочется все время быть вместе, касаться, наслаждаться. Тогда было легко, одни эмоции, один сплошной кайф…

Отчего во взрослой жизни все оказалось так сложно? Нет чистоты тех ощущений, вдруг откуда-то вылезли сомнения, недоверие, ненужные мысли, страхи.

Ну вот, сон был такой приятный, а мысли опять какие-то удручающие лезут в голову. Я так устала думать. Хочется просто взять, да прижаться к Сашке и умолять, чтобы он выгнал всю эту дрянь из моей головы. Я очень хочу его простить, забыть обо всем и просто раствориться в своем муже, как тогда, в ночь выпускного, чтобы только одни эмоции по оголенным нервам. Чтобы чувствовать, но не размышлять. Но не могу. Не получается.

Закрываю глаза и вижу блондинку с оленьими глаза. Она как воплощение того, чем точно не являюсь я. Во мне же ноль всего этого: беззащитности, элегантности, легкости. Всего того, что по моим представлениям должно быть в женщине. Где теперь гарантия, что если я поддамся своим желаниям и просто прижмусь к мужу, то этого всего опять не повторится опять? Он может сколько угодно обещать и клясться (а ведь он этого не делал!). Я теперь не только ему не доверяю, но и самой себе. Даже подпустить его к себе не могу, и не потому что мне неприятно, а потому что наоборот хочу этого больше всего на свете.

Как можно быть такой?! Он меня предал, а я только и мечтаю, что о нем. Благо, что хоть мозгов хватает на расстоянии держаться.

Из глубины квартиры слышится звон посуды, и сердце на мгновение замирает… А вдруг там Саша? Все-таки пришел и готовит завтрак? А вот возьму сейчас и обниму его, и пусть будет, что будет.

Но на кухне Аленка. Я даже выдыхаю разочарованно.

— И тебе доброго утра, — оценив мой кислый вид, приветствует меня она.

— Да я, это…

— Сашку надеялась увидеть?

— Нет! Ничего подобного, глаза б мои его не видели! — слишком бурно возмущаюсь я.