Внеплановая беременность (СИ) - Кострова Валентина. Страница 36

Проверив у Паши уроки, послушав, как он читает, я разрешаю ему поиграть в телефоне. Сама иду в спальню. Время идет к шести, Никиты все еще нет. Наверное, его задерживают пробки на дорогах.

Сажусь перед маленьким трюмо, смотрюсь в зеркало. Лицо осунулось. Кожа бледная. Волосы требуют внимания и ухода. Трогаю свои треснутые от сухости губы. Девушка, смотрящая на меня, мне не нравится, но при этом я не хочу ее прогонять. Она не привлекает к себе лишнего внимания со стороны мужчин. Женщины тоже взглядом не задерживаются. Я подобно тени. Я есть и меня в тоже время нет.

Вздрагиваю, когда замечаю за своей спиной Никиту. Он внимательно на меня смотрит, подходит ближе. Кладет свои руки мне на плечи, слегка их массирует, потом перебирается к волосам. Расплетает косу, пропускает волосы сквозь пальцы.

— Я не слышала, как ты пришел, — подаюсь вперед, хватаю расческу. Вздыхает, отворачивается. Наблюдаю за ним в зеркале. Садится на кровать, расстегивает рубашку.

— Я заметил. Ты мало на что обращаешь внимания.

— Никита, не начинай! Мне сложно! — губы предательски подрагивают, на глазах выступают слезы.

— Прости. Я просто устал. Жду последний рабочий день и поедем куда-нибудь.

— Я никуда не хочу.

— Я тебя не спрашиваю, Аня. Ты просто соберешь чемодан и поедешь со мной. Пашка с Мариной и с ее родителями тоже вылетают на море.

— Я не хочу. Не хочу! — поворачиваюсь к нему. — Мне очень плохо вот здесь, — прикладываю ладони к груди.

— Аня, прошло два месяца. Понимаешь, нужно двигаться вперед, а не топтаться на месте и смотреть назад. Ты понимаешь, что живешь в прошлом, пропуская все, что творится в настоящем? Нам нужен этот отпуск.

— Чтобы возобновить супружеские обязанности? Ты этого хочешь? Ты поэтому стал задерживаться на работе, потому что нашел себе любовницу? Я тебя не устраиваю? — из меня рвется все, о чем я думала некоторое время назад, о чем не хотела долго думать и допускать в свой мир гробовой тишины и тоски. Эти мысли вызывают совершенно другие эмоции, которые я не хочу переживать.

— Ты меня устраиваешь. Не устраивала, не возился бы с тобой, как с ребенком. Но пришло время жить дальше, Аня. Я не хочу постоянно ощущать возле себя этот могильный холод, которым ты себя окружила. Я устал видеть твои красные глаза от слез. Ей Богу два месяца держался, но всему есть предел. Моему терпению тоже.

— Ты меня не понимаешь! — вскакиваю на ноги, начинаю метаться по комнате. — Ты меня не понимаешь! Я потеряла сына! Я потеряла ребенка, которого вынашивала в себе, который толкался во мне, — заламываю руки, обхватываю голову, рассеянным взглядом мечусь по мебели. Меня хватают за предплечья, встряхивают. Ощущение, что внутри громко громыхнула пустота. Смотрю за напряженное лицо Никиты, на сжатую челюсть, на упрямство в глазах.

— Поверь мне, не ты одна потеряла сына. Не ты одна не находила себе места от этой потери, не зная, как дальше жить. Разница в том, Аня, что я не позволил себе этому горю взять над собой вверх. Не имел права, — отпускает руки, отшагивает от меня, я тянусь за ним. — Подумай, пожалуйста, хочешь ли ты дальше быть со мной в настоящем, строить со мной будущее. Потому что я отказываюсь жить с тобой в прошлом, а ты никак не хочешь шагнуть вперед.

— Никит…

— Нет, Ань. Ты подумай, пожалуйста. Хорошо подумай. Покопайся в себе.

39 глава Аня

Аня

«Покопайся в себе» — легко сказать. Каждый раз, когда я пытаюсь разложить все по полочкам, меня накрывает так, что потом еле могу дышать. И все же Никита прав. Он всегда оказывается прав, поэтому мне следует перешагнуть как-то через все, что меня удерживает для дальнейшей жизни. Я не исключаю, что возможно для этого мне потребуется помощь психолога.

Пашку вчера собрали, отвезли к Марине. Бывшая жена Никиты нашла в себе силы, перестроила свою жизнь по-новому. Теперь она дистанционно работает, держит на расстоянии вытянутой руки Артура, активно участвует в жизни сына. Если бы не угроза повторного приступа ее болезни, думаю Никита бы отдал сына назад к матери. А пока…пока Пашка живет с нами и всех на данный момент все устраивает.

— Мне, пожалуйста, пломбир в стаканчике, — покупаю себе мороженое в парке. Прежде чем поеду к Полине Сергеевне, решаюсь прогуляться в парке. Погода шикарная на начала лета. Никита уже в отпуске, через неделю мы вдвоем полетим на море. Я его уговорила заскочить к родителям на денек. Согласился. Нужно все же познакомиться. Уверена, что папе Никита понравится.

— Спасибо, — забираю пломбир, сдачу, оборачиваюсь и застываю. В нескольких шагах от меня на скамейке сидит Дима. Он ногой качает коляску, сам в это время что-то пишет в телефоне. Словно магнитом меня тянет к нему, я не сопротивляюсь этому притяжению. Мои глаза устремлены не на мужчину, а на коляску. Сердце екает, сжимается.

— Аня? — в его голосе удивление, но мне все равно. Зачарованно смотрю на спящего младенца. Ему на вид месяц, может быть полтора. А может больше, если родился недоношенный. Мой мозг начинает активно обрабатывать полученную информацию. Что если… Что если…

— Как дела? — вновь слышу его голос, поворачиваю голову и улыбаюсь. Он выглядит немного растерянным, смущенным и мне кажется, что виноватым. Всматриваюсь в некогда любимое лицо, ищу ответы на свои безмолвные вопросы. Он по-прежнему обаятелен, но мне не это сейчас интересует. Далеко не это…

— Все хорошо. Тебя можно поздравить? — опять смотрю на спящую кроху, рука дергается, чтобы прикоснуться к головке, хочется нагнуться и вдохнуть тот самый сладкий запах, который присущ малышам.

— Да. Сын.

Я дергаюсь, словно меня ударили под дых. Моргаю, прогоняю внезапные слезы.

— Поздравляю. Твои опасения не оправдались? — отворачиваюсь от коляски, чтобы себя не терзать, не рвать себя на куски от жгучего желания потрогать малыша, взять его на ручки, прижать к груди. Дима кивает головой на рядом свободное место, приглашая присесть. Я сажусь.

— Борис сказал, что с такими диагнозами дети живут и вполне успешно.

— Если не секрет, что поставили?

— Порок сердца, — я в очередной раз едва дышу, вымученно улыбаюсь Диме. Он прищуривается. Прищуривается так, словно знает о том, что я ему когда-то соврала.

— С тобой все в порядке, Аня? Ты побледнела.

— Все хорошо, — поспешно разрываю упаковку мороженого, откусываю подтаявший пломбир.

— Борис — врач-кардиолог?

— Нет, я думаю ты слышала его фамилию: Федоров Борис Романович. Известный в нашем городе врач, он дядя Миланы. Именно из-за него жена вернулась в Россию, побоялась рожать в Китае. Ты разве не у Бориса Романовича рожала?

— Я? — эхом переспрашиваю, непонимающе смотря на Диму. Что если…Что если случилась подмена. Это невероятно, но вполне возможно. И я, как утопающий, цепляюсь за эти мысли, удерживаю их в себе.

— А когда у вас родился сын?

— Полтора месяца назад. А что?

Полтора месяца назад мой сын был уже похоронен. Но что если… Вдруг похоронили не моего? Вдруг похоронили чужого ребенка, а моего выхаживали. И, возможно, жена Димы родила мертвого ребенка, а дядя, пожалев родную кровь, выдал моего за ее малыша.

Я вскакиваю на ноги, вновь наклоняюсь к коляске. Волосы темные, как у моего. Крошечный, как мой. Мне нужно прикоснуться к нему. Прям жизненно важно. Я чувствую связь между нами, она еще еле уловимая, не ощутимая, но она есть.

— Можно я возьму его на руки? — уверена, как только я возьму этого ребенка на руки, я пойму. Я пойму мой ли этот малыш или нет.

— Нет, конечно. Что за прихоть? У тебя есть свой ребенок, — Дима оттесняет меня от коляски, перекрывает собой вид на ребенка. Я невидящим взглядом смотрю на мужчину. Это мой сын… Там в коляске мой сын. Я чувствую это. Сердце подсказывает мне, оно никогда не обманывает.

Звонит мой телефон, я отшагивают от Димы, отворачиваюсь от него. Нужно подумать, как забрать моего сына у этих людей. ДНК-тест докажет, что я мать это ребенка. Не только отцовство он показывает, но и то, кто является настоящей матерью.