Невеста для серого волка (СИ) - Марей Соня. Страница 38

Мерцающие. Зелёные и удивительно ясные глаза с портрета.

— Меня бабушка дома ждёт, мне пора идти.

Всё время разговора экипаж стоял на месте, тишина наполняла воздух вокруг нас, и казалось — я отрезана от мира вместе с этим человеком.

— Кстати, почему бы мне не познакомиться с вашей бабушкой?

— Не думаю… — начала я, но Глоуд бесцеремонно отвернулся и, высунувшись в окно, дал распоряжение кучеру.

Я приложила ко лбу ладонь и тяжко вздохнула. Он был таким же настойчивым и опасным, как его имя.

Терновник и Роза. Чьи шипы окажутся острее?

Глава 37. Решимость.

Когда Торн покинул нас, я выдохнула с облегчением.

Мне не хотелось его присутствия в своём доме — месте, где я ощущала хоть какую-то защиту. Не хотелось подпускать его слишком близко, но он не считал нужным заботиться о моих желаниях, должно быть, уже вовсю репетировал роль мужа.

А я что? Мне казалось, будто я участвую в каком-то спектакле — отыграю свою партию, а после занавес опустят, я смою грим и стяну костюм, как чужую кожу, и всё вернётся на круги своя. Когда Сердце Леса будет спасёно, я расколдую Волчка, и, если он действительно пропавший принц Эрик, я попрошу его избавить меня от нежеланного замужества.

Кстати… остался один маленький вопрос — а как, собственно, я буду его расколдовывать? Поцелуем любви, как в сказках?

— Ах, какой шикарный мужчина! — из мыслей меня вырвали вздохи миссис Бёркинс. — Вот будь я помоложе…

И она пустилась в пространные рассуждения. Женщина очень удачно заскочила к нам этим утром и, пока я была в лесу, оставалась с бабушкой. Бёркинс, будучи донельзя общительной и суетной, скучала одна — её дети и внуки съехали, муж трудился в лавке до ночи, а они с бабушкой всегда находили, что обсудить и чем заняться. Сегодня вот пирожков настряпали. Аккурат к нашему приходу.

— Вы и правда так думаете? Некоторые шепчутся, что Торн Глоуд разбогател нечестным путём, — спросила я, убирая со стола посуду.

— Милая, люди склонны преувеличивать! — воодушевлённо воскликнула она. — Сдаётся мне, они просто завидуют, ведь всё при нём: деньги, связи, молодость и стать…

Я не могла этого больше слушать. Кажется, Глоуд ослепил эту прозорливую женщину, а ведь она не раз мне говорила, что девушки должны быть осторожны, и что мужчины коварны и хитры. Но, видимо, Торн был слишком хорош и притягателен, да и вёл себя на удивление мирно, совсем как ягнёнок. Ничем не показал, что ему, привыкшему к блеску и великолепию, неприятно находиться в нашем старом доме и есть пирожки с квашеной капустой.

Кстати, про пирожки… Мне было неловко перед бабулей, но я собиралась сегодня вновь отлучиться в лес — тревога за Волчка не оставляла и терзала душу. Стоило огромных трудов сохранять видимое спокойствие, когда он там один, в холоде, быть может уже истёк кровью…

Я поищу этого вредину в его норе, и пусть только попробует меня прогнать или сбежать! Хвост мигом оторву.

— Ба, ну, а ты что думаешь? — обратилась я к старушке.

Она сидела в кресле, укрывшись шалью и сложив на коленях руки с вязаньем, и молчала. Губы её были плотно сжаты, невидящие глаза смотрели будто бы вглубь себя.

— У этого человека внутри пустота. Он пытается её насытить, но, сколько бы он ни старался, ей всегда будет мало. Эта пустота поглотит и тебя, Рози, если свяжешь с ним свою жизнь.

От этих слов по спине пробежал холодок — я вдруг чётко увидела разверзнутую под ногами тёмную бездну. А в ней… В ней свивались щупальца белёсого тумана, поднимались всё выше, выше — будто хотели опутать мои ноги и утянуть вниз.

Бррр…

— Ну, Матильда! Скажешь тоже, — миссис Бёркинс передёрнула плечами и смахнула ладонью со стола крошки. — По мне так вполне приличный мальчик… Ой, то есть мужчина, — она улыбнулась, а пухлые щёки смущённо зарделись.

Обсуждать Глоуда и дальше желания не было. Пусть убирается к моему дядюшке и ему подобным! А у меня есть дела поважнее. Взбежав по лестнице в свою комнату, я принялась копаться в ящике стола. Не то, снова не то…

Ах, вот она! Мазь для заживления ран. Я покупала её в прошлом году в аптекарской лавке, когда упала с дерева и до крови разбила колено.

В нос ударил терпкий травяной запах — немного подсохла, но ничего. Следом я изорвала старую простынь на полосы шириной с ладонь — специально хранила её для подобных целей. Всё аккуратно сложила в корзинку, оставив место для пирожков. Мой друг вряд ли сможет охотиться в таком состоянии, а голодать я ему не позволю. Внутренний голос шепнул, что этих пирожков ему на один зуб, и с гораздо большим удовольствием он полакомился бы человечинкой, но я отмахнулась от него, как от мухи. Его волчье высочество только с виду грозный.

Меня переполняло лихорадочное возбуждение, и, если ещё недавно я чувствовала себя разбитой, то сейчас силы и решимость вернулись. Поддаваться слабости нельзя, нельзя позволить страху собой руководить. Ни Торн Глоуд с дядюшкой, ни Робби с охотниками, ни колдовство не смогут мне помешать. Собираясь покинуть комнату, я мельком поглядела в зеркало — из отражения на меня взирала одновременно знакомая и чужая девушка. Я как будто повзрослела — в глазах больше не было той робости с налётом мечтательности, которые были свойственны мне всю жизнь. 

Утром, увидев кровь на снегу, я поняла, что страшно боюсь снова потерять кого-то близкого. Семь лет назад, в такую же зиму, я лишилась родителей — тогда в окрестностях бушевала инфлюэнца. От меня ничего не зависело, я ничего поделать не могла — только плакала, уткнувшись лицом в подушку и желая впасть в сон, где нет ни боли, ни смерти, а наша семья снова вместе.

В этот раз от моего решения зависит многое. Длинный день продолжается — я снова войду в лес, даже если мне придётся туда добираться ползком, чтобы скрыться от зорких глаз охотников и вездесущего Робби.

И вдруг я устыдилась — бедная моя бабуля! Снова заставлю её поволноваться, но она должна меня понять. Она всегда меня понимала. А миссис Бёркинс? Придётся попросить её побыть с бабушкой, пока я не вернусь. Главное успеть до ночи, иначе что подумает обо мне эта почтенная женщина? 

Ох, не всё ли равно? После того, как меня чуть ли не полгорода стали называть волчьей невестой, мне стыдиться уже нечего.

Пушистые снежинки мягко ложились у входа в нору. Повинуясь порывам ветра, они нет-нет да и залетали внутрь, оседали на шерсти и превращались в прозрачные бусины.

Я смотрел на эту умиротворяющую картину, на мелькание белых мушек перед глазами, и пытался отрешиться от собственного тела — но тщетно. Казалось, лапу пилят тупой пилой час за часом, никак не желая заканчивать эту пытку. Я переоценил свои силы и едва доковылял до убежища, улёгся на мёрзлую землю, как вдруг в поле зрения попала перчатка. Втянул носом её запах — сырость и волчья шерсть, ничего больше. Никакого напоминания о том, кто когда-то её владелец был человеком.

Может, ну её, борьбу эту? Ради чего мне и дальше топтать землю, если единственный способ снять проклятье может оказаться гибельным для человека, что стал для меня дороже всего на свете.

И всё же… Увидеть бы её ещё хоть разок, услышать голос. Интересно, что она делает сейчас? Я вёл себя так паршиво, хотел её запугать, чтобы бежала в слезах прочь, чтобы забыла и думать о дружбе с чудовищем, но она в очередной раз удивила меня своей храбростью и добротой.

Ещё какое-то время я баюкал лапу, вылизывал её до тех пор, пока не перестала сочиться кровь, а потом просто свернулся калачиком и провалился в болезненную дрёму без сновидений.

* * *

— Ваше высочество…

На миг, на одно короткое, как взмах ресниц, мгновение, мне снова показалось, будто я во дворце — взгляд слепит позолота и белоснежный камень, звучит музыка, а меня кто-то зовёт по имени.

Реальность обрушилась на голову, как гром. Встряхнувшись, я понял, что лежу в своей тесной холодной норе, снаружи танцует снег, а прямо передо мной…