Чужая беременная (СИ) - Ваниль Мила. Страница 8
— Маша…
— Коля, нет! Пообещай! Мне нельзя нервничать, быстро обещай!
— Ладно… — проскрипел он. — Только без мордобоя мне у него паспорт не забрать.
— Дай ему адрес, — разрешила Маша.
— Рыба, ты с ума сошла?!
— Пожалуйста. И скажи, чтобы он паспорт с собой взял, иначе на порог не пущу.
— Маш, я не смогу быть рядом, когда он…
— И не надо. Я справлюсь, не переживай.
После этого разговора Маша поняла, что ее трясет: то ли от холода, то ли от нервов. Она отыскала среди вещей теплый платок, накинула на плечи. Немножко поплакала — совсем чуть-чуть, капельку. А потом в дверь постучали.
Маша даже испугалась поначалу, думала, что Толик уже здесь. Потом сообразила, что с такой скоростью он мог долететь до деревни только на реактивной метле. А когда услышала, что стучит сосед — испугалась еще сильнее. Даже пожалела, что не прихватила из сарая топор.
Михаил удивил — в очередной раз. Хорошо, что приятно. У Маши не хватило бы сил на очередное сражение.
К утру она поняла, что разговаривать с мужем не желает. Наверное, обида слишком велика, еще не время. Потому и не пустила блудного мужа на порог. А сосед и тут отличился — помог отобрать паспорт, да шуганул Толика так, что он растерял весь свой пыл.
Маша не тешила себя иллюзией, что это конец. Возможно, теперь Толик попытается вывернуть все так, как будто это она ему изменила, а ребенка нагуляла. Но если он не совсем дурак, то должен понимать, что генетическая экспертиза подтвердит, кто отец. И когда обнаружится, что Маша права, пострадает его, а не ее репутация. Так что, скорее всего, стоит ждать второго пришествия. Но не сейчас, не сегодня и даже не завтра. И она не будет трепать себе нервы!
— Муж? — переспросил Михаил, когда она сообщила ему, что за мужик ее домогался. — Бывший?
— К сожалению, пока еще настоящий, — ответила она.
Сосед опять пугал. Из-за бороды рассмотреть выражение его лица проблематично, но, похоже, ему не понравилось то, что Толик — муж. И без того черные глаза потемнели еще сильнее.
— Муж, значит…
Михаил плюнул себе под ноги и пошел прочь со двора.
— Которого я застала верхом на другой бабе! — с обидой крикнула Маша ему вслед. — Все вы, мужики, одинаковые!
Он дернул плечом, но не обернулся. Как же, мужская солидарность! Чтоб их всех черти пожрали! Маша хлопнула дверью и вернулась за стол. Когда прибыл Толик, она только села завтракать.
Поесть не удалось. После первых двух ложек каши Маша едва успела добежать до туалета. Ее снова накрыла утренняя тошнота. Вывернуло несколько раз, да так, что закружилась голова, а на глазах выступили слезы. Всхлипывая, уже и от жалости к себе, она выбросила гречневую кашу в мусорное ведро. При взгляде на колбасу и сыр снова стало мутить. Козье молоко Маша выпила еще вечером, и оно очень ей понравилось. Значит, от молока тошнить не будет? Жаль, сейчас его нет, чтобы проверить.
Тарелка с сушеной вишней стояла на подоконнике. Маша соблазнилась ягодкой. Кислинка показалась ей приятной. Опомнилась она, когда умяла всю тарелку. И вкусно, и тошнота отступила.
Чуть позже подошел Алим. Маша объяснила ему, где выкорчевывать сорняки и где копать.
Сосед сказал, что пустую посуду не отдают, поэтому в крынку она налила куриного супу с лапшой, на тарелку положила котлеты, нажаренные вчера в огромном количестве. По привычке Маша готовила на двоих, столько ей все равно не съесть.
И отправилась добывать вишню. Плевать на мужскую солидарность, ее ребенок хочет сушеную вишню. И она эту вишню добудет, даже если придется ограбить Михаила.
= 9 =
«Все вы, мужики, одинаковые!»
Все! Одинаковые!
Михаила всегда бесила эта фраза. Он никогда не позволял себе обобщать и утверждать, что, к примеру, все бабы — дуры. Хотя чем старше становился, тем больше убеждался, что так и есть. Допустим, у него язык не повернется назвать дурой Юлечку Листову — прапорщика, авиадиспетчера и инженера в одном лице. Или начальницу медсанчасти Киру Глебовну, капитана медицинской службы. Так что, не все бабы дуры, а почти все. И Маруся — увы — не исключение.
Муж! Ядрена вошь, у нее есть муж!
От которого она сбежала, застав его с другой бабой.
К слову, так себе муж. Лощеный, холеный, но гнилой внутри. Если такую женщину упустил, еще и идиот. Тут Михаил нахмурился, переваривая «такую женщину». Это что, у него уже особенное отношение к Марусе? Этого еще не хватало!
Так, еще раз.
Маруся — дура. Потому что приехала жить в глухую деревню. Она же не приспособлена для такой жизни, ежу понятно. Печку топить не умеет, чтобы грядки вскопать, Алима нанимает. А что она будет делать, когда начнутся перебои с водой? Из колонки на коромысле ведра таскать? Кто ей будет дрова колоть? Колька? Без мужика она тут пропадет, факт.
А в наличии — муж. И не какой-то там бывший, а вполне себе настоящий. С которым Маруся в ссоре. И плевать на причину. Ему ли не знать, как бабы кроют своих мужей, а потом мирятся с ними и милуются дальше.
Помог, ядрена вошь! Он не удивится, если его потом крайним сделают. Знать бы заранее…
Михаил занимался обычными делами, но не переставал думать о соседке. И как теперь быть? Носить ей молоко, как собирался? Или игнорировать ее существование? Последнее — самое разумное. И вообще, пусть катится обратно в город, к мужу. Нечего ей здесь делать!
Лорд громко залаял, предупреждая хозяина о гостях. На заднем дворе Михаил не слышал ни стука, ни звонка, но верный пес никогда не подводил. Ополоснув руки под умывальником, Михаил отправился проверять, кого черти принесли.
За калиткой стояла Маруся. Преследует она его, что ли?!
— Ну? — грубовато поинтересовался Михаил, подойдя ближе.
Маруся смотрела исподлобья, выпятив подбородок. Михаил впервые обратил внимание, что глаза у нее серые, с голубоватым оттенком. Красивые, между прочим, глаза. Особенно, когда она смотрит вот так — с вызовом.
— Я вот… принесла, — ответила она, кивая на крынку и тарелку.
— Тарелка не моя, — напомнил Михаил, отворяя калитку.
— Меняю на вишню. — Маруся решительно всучила ему и то, и другое. — И куплю еще, мне очень надо.
— Так… А тут что?
С тарелки пахнуло домашними котлетами. Да она издевается! А в крынке плескался суп.
— И зачем это? — грозно спросил Михаил.
— Так нельзя же пустое отдавать. А что я туда налью?
Встал он рано, и завтракал тоже рано. От вкусных запахов рот наполнился слюной. Однако с этим нужно заканчивать.
— Значит, так, Мария. — Он старался говорить сурово, хотя хотелось расцеловать девочку за такой подарок. — Спасибо большое, но еду мне носить не надо. Это деревня, здесь все на виду. Пойдут сплетни. Мужу, опять же, нажужжат.
— Я развожусь! — воскликнула она.
— А он об этом знает?
Маруся промолчала, только нахмурилась. Так он и думал!
— Вот видишь. Сейчас вы в ссоре, потом помиритесь. А рот людям не заткнешь.
— А вы… А ты бы такое простил? — Ему показалось, что ее глаза опасно заблестели. Вот только слез ему тут не хватает! — Я не придумываю, я сама видела.
Теперь ему не нашлось, что ответить. Он не простил, но не говорить же об этом Марусе.
— Прощать, не прощать — это ваше личное. Меня это не касается, — пробурчал Михаил. — Еду мне носить не надо, вот и все.
— Мне вишня нужна. — Маруся обиженно надула губы. — И молоко.
— За молоком, вон, к забору приходи. — Он махнул рукой, показывая, куда именно, и назвал час. — Мне с вечерней дойки отдавать удобнее. Много дать не могу, только вот такую крынку.
— А сколько…
— Нисколько, — отрезал он. — Пустую посуду будешь вечером приносить. Я тебе крынку с молоком, а ты мне — пустую. Понятно?
— Мне неудобно бесплатно.
— А мне неудобно брать деньги с такого заморыша. И что делать будем?
Косички гневно дернулись. Ох, и глазищи! Только что искры не летят. Давай, девочка, поспорь.
Маруся проглотила «заморыша». Михаил даже испытал разочарование от легкой победы.