Чёрные воды (СИ) - Каминский Андрей Игоревич. Страница 6

В самом центре этого топкого и мрачного мирка, раскинулась большая лагуна, почти идеально круглой формы, со всех сторон окруженная могучими деревьями. Сейчас в него по одной по извилистой протоке одна за другой вплыли три лодки атлантов. В первой из них, ведомой двумя гребцами, стояли Алиор и верховный жрец Калавайм. Как ломарец нашел это гнилое место, триремарх мог только догадываться, но подозревал, что здесь не обошлось без подсказки Черного Тсатхоггуа. И в самом деле, глядя, как спускаются длинные ветки ив, похожие на волосы уродливых великанш, слыша оглушительное кваканье огромных лягушек и вдыхая удушливые болотные испарения, Алиор не мог не признать, что мало какое место могло быть столь подходящим для вознесения молитвы Богам Хаоса.

Во второй лодке сидело пять беловолосых жрецов и все шесть жриц Тсатхоггуа, в черных одеяниях. В третьей же лодке гребли десять солдат- атлантов. Им было явно не по себе- ветераны Алиора нервно оглядывались по сторонам и пугливо перешептывались между собой. Но куда как хуже чувствовали себя пять висельников, связанных по рукам и ногам и лежащих на дне лодки. Такие же пленники были и лодке служителей Бога-Жабы. Алиор сдержал обещание данное им Калавайму- в жертву ломарскому божеству будут принесены каторжники бежавшие сразу же после нападения зиггиев. Они искупят свой позор кровью, — так объявил триремарх остальным колонистам и среди них не нашлось ни единого, кто бы вступился за своих недавних товарищей.

На северном берегу темного водоема возвышался огромный гранитный валун, наполовину ушедший в землю. Именно к нему причалили лодки. Трое жрецов и несколько солдат тут же разбрелись по берегу, разыскивая хворост для костров, которые, как объяснил Алиору Калавайм понадобиться зажечь в ходе ритуала. Либо в этом болотистом и сыром месте оказалось каким-то чудом оказалось много сухих дров, либо опять не обошлось без колдовства, но уже через некоторое время по всей окружности лагуны вспыхнули девять костров, горящих неестественным темно-зеленым пламенем. Длинные языки колдовского огня извивались, словно змеи и уродливые тени заплясали на черной поверхности воды. Самый большой и сильный костер горел у подножия гигантского монолита.

Между тем солдаты тоже приступили к подготовке мрачного ритуала, — чуть ли не самой жестокой его части. Под руководством седой жрицы Гильтине, они вытаскивали на берег связанных пленников, разрезали веревки, стягивающие им ноги, грубыми пинками и уколами копий заставляя их идти к огромным деревьям. Здесь, следуя указаниям жрицы атланты подводили пленников к дереву, после чего на шеи каторжников набрасывалась скользящая петля ремня из сыромятной кожи. Свободный конец перебрасывался через какую-нибудь толстую ветку и пропускался вниз. Несмотря на очевидность своей дальнейшей судьбы, каторжники покорно позволяли делать с собой все, даже не пытаясь сопротивляться. Причиной тому был гипнотический взгляд Гильтине, — её глаза пылали таким же зеленым пламенем, как и разожженные жрецами костры. Любой взглянувший в эти колдовские очи становился безвольным и бессильным, словно кролик перед взглядом удава.

Когда все приготовления были закончены все жрицы и жрецы Тсатхоггуа встали полукругом у огромного монолита. Отблески зеленого пламени делал их похожими на утопленников. Перед самим костром уселась одна из молодых жриц, — Алиор припомнил, что остальные называли её Сальме. Её одежда отличалась от других- на ней был голубой плащ, одетый прямо на голое тело, голову скрывал капюшон из шкуры черного ягненка, в руке у неё был стальной жезл. Его верхушку увенчивал набалдашник в виде раздувшейся жабы, обхватившей лапами человеческий череп. Светло-серые глаза жрицы были подведены черными тенями, стройную шею украшало ожерелье из черепов крыс и змей, на пальцах красовались перстни из черной меди, покрытые угловатыми рунами. Рядом с Сальме, в длинном черном балахоне встал Калавайм. В правой руке он держал большой бубен, на который, как знал Алиор, была натянута кожа одного из зиггиев. Длинные светлые волосы Калавайма были распущены по плечам, так же как и остальных жрецов, в то время как у всех жриц, кроме Гильтине, волосы были острижены коротко, едва прикрывая уши. Алиор краем уха слышал об этом условии ритуала, — показное стирание различий между мужчиной и женщиной облегчало доступ в мир энергиям Хаоса.

Калавайм ударил в бубен и повинуясь этим ударам служители Бога — Жабы начали водить хоровод вокруг огромного костра и сидящей перед ним девушки. Верховный жрец выбивал какой-то непонятный ритм, повинуясь которому Гильтине затянула какую-то заунывную песню, тут же подхваченную остальными. От звуков мрачного гимна Богов Тьмы, даже у бесстрашного Алиора по спине бежали крупные мурашки. Хотя триремарх почти не знал ломарского языка, он почему-то понимал общий смысл мрачного песнопения. В нем говорилось о Великих Древних, что таятся в затонувших городах и в глубоких порах в земной коре, о царстве безграничного Хаоса, который ворвется в сотворенный мир, погасив Солнце и звезды. Этот древний призыв к силам Тьмы был старше Атлантиды и Гипербореи, старше самого человечества — его распевали еще в те далекие времена, когда мохнатые предки человека скакали с ветки на ветку в мезозойских лесах, а на Земле сшибались в яростных схватках ужасные империи змеелюдей, разумных амфибий и гигантских насекомых.

В ветвях деревьев зашумел сильный ветер, в котором многим солдатам послышался отзвук потустороннего издевательского смеха. Почти в унисон древнему гимну вторили многочисленные лягушки и козодои, отозвавшиеся ото всех уголков болота. Черный омут подернулся крупной рябью, по нему расходились большие круги, из воды выпрыгивали причудливые рыбы, какие, насколько знал Алиор, никогда не водились в здешних водах. Появлялись и другие еще более непонятные твари. Алиор едва удержался от крика, когда ему на колено прыгнуло омерзительное существо, — стеклянисто- прозрачное, с огромными выпуклыми глазами, это отродье напоминало помесь паука и креветки, только размером с большую крысу. Содрогнувшись от отвращения, атлант брезгливо сбросил тварь, карабкающуюся вверх по его ноге, обратно в воду.

Между тем ломарский ритуал приближался к своей кульминации. Песнопение прекратилось, — теперь жрицы Черного Бога один за другим старательно произносили одно слово или звук. Алиор вспомнил, что в магии ломарцев много внимания уделяли руническим песнопениям и что руны, произнесенные в определенной последовательности, приводили в движение настолько ужасные силы, что о них не могли даже помыслить смертные. При этом жрицы Бога-Жабы извивались, словно змеи в причудливом и развратном танце, который спустя тысячелетия будут исполнять вакханки в своих самых жестоких и извращенных обрядах. Жрецы же произносили имя которое даже триремарх, несмотря на все свое невежество в ломарском языке мог определить как — «Тсатхоггуа». Все это сопровождалось размеренными ударами бубна Калавайма.

Но центральная роль в мрачном обряде все-таки принадлежала Сальме. Чем дольше выводили свои рулады жрицы, тем более непроницаемым и отсутствующим становилось выражение её лица. И без того бледное, сейчас из него вовсе исчезли все краски, даже алые губы стали пепельно-серыми и все время подрагивали. Глаза жрицы закатились, пальцы то сжимались, то разжимались словно хватая что — то, из приоткрытого рта стекала струйка слюны. И чем громче пели свои заклинания ломарцы, тем беспокойней вела себя их жрица.

Алиору нравилось это все меньше и меньше. Он бросил быстрый взгляд на черную воду- из неё уже перестали выпрыгивать всякие твари, черная гладь стала ровной как зеркало. Смолкли все шорохи и крики в окрестных зарослях, притихли лягушки, даже ветер перестал шуметь в вершинах деревьев. Вся природа замерла, трепеща от ужаса, и Алиор трепетал вместе с ней, в ожидании чего-то страшного.

Удары бубна вдруг резко прекратились и одновременно с ним смолкли и чудовищные песнопения. Вперед к воде шагнул Калавайм и резко развернулся в сторону вошедшей в транс девушки.