Чёрные воды (СИ) - Каминский Андрей Игоревич. Страница 7
— Глаза твои открыты глубинам Мрака, Дщерь Тсатхоггуа! — резко выкрикнул ломарец. — Что видишь ты во Тьме пещер, где таится наш Господин? Кто из детей Его покидает Изначальную Бездну? Чья тень идет на свет костров? Укажи ему путь к нам, Сальме!
Девушку колотило, словно в лихорадке, глаза, до этого пустые и безжизненные, внезапно вспыхнули безумным блеском. Лицо Сальме исказила мерзкая гримаса, с трясущихся губ срывались какие-то бессвязные звуки. Синий плащ упал с трясущихся плеч, оставляя её обнаженной. По бледной коже сбегали крупные капли пота, из носа стекла струйка крови. Неожиданно Сальме вскочила на ноги и разразилась совершенно безумным хохотом, перешедшим в дикое завывание. Алиор с содроганием увидел, что теперь глаза жрицы светились своим собственным желтым светом. Затем, издав истошный вопль, жрица рухнула на землю и забилась словно в падучей, из её рта пошла кровавая пена. Двое жрецов бросившихся удерживать её, были отброшены в разные стороны — хрупкое тело девушки наполнилось нелюдской силой.
Калавайм единственный сохранял некое спокойствие. Обернувшись к остолбеневшему Алиору, ломарец сделал условный жест. Опомнившийся триремарх подал сигнал солдатам, стоявшим возле связанных пленников. Воинская дисциплина победила страх перед сверхъестественным, — все они четко и слаженно дернули за концы ремней охватывающих шеи провинившихся каторжников. Сдавленный хрип, вырвался из пяти глоток и пять дергающихся тел закачались на ветвях деревьев. Черный Бог получил свою жертву.
Сальме, шатаясь поднялась на ноги. Её волосы были всколочены, все тело было в синяках и покрыто комками грязи, глаза горели неистовым фанатизмом.
— Вижу!!! — истерически кричала она. — Вижу черные глубины Н, кая, мира вечного мрака. Вижу свет Цорканоша, темной звезды с которой спустился на землю великий Тсатхоггуа. Страшные тени бродят во мраке, сыновья Великих Древних поднимаются из Изначальной Бездны, голодные и вожделеющие! Йа, йа, Ктулху фхтагн! Великий Бог восстает из своего Города Под Водой и смертные ужасаются виду его. Иа, иа Черный Бог Н, кая я вижу порождение твое. Оно идет из бурлящих глубин Вечного Хаоса, полное ненависти к миру! Приди, приди, приди! Во имя Ийга, Нуга и Того, Чье Имя Не Может Быть Названо! Й, ии- каа, кхаа-бхо-ии!
Выкрикнув еще несколько совершенно непроизносимых слов и имен, Сальме без сил рухнула на землю, едва не угодив в костер. Алиора словно кто-то подтолкнул оглянуться на водную гладь. Он сразу понял, что что-то изменилось, но сразу и не понял, — что. Потом ему показалось, что и без того черная поверхность омута потемнела еще сильнее. Он не мог поручиться, что это ему не мерещиться, но видел, что теперь перед ним видна совсем уж непроглядная чернота, в которой даже не отражаются отблески костров. И посреди этой сплошной черноты, наблюдалось какое-то движение. Алиор оторопело смотрел, как в самом центре омута вода (если это была еще вода) словно вспучилась горбом, быстро превращающимся в огромный пузырь. Он раздувался все больше и больше, потом лопнул с оглушительным хлопком, распространяя кошмарную вонь. Словно болото разом исторгло омерзительный смрад всего того, что веками гнило и разлагалось на дне. Вслед за первым пузырем, на поверхности воды стали вздуваться и лопаться другие, наполняя воздух отвратительными миазмами. Вновь всплывали рыбы и другие водяные гады, — только теперь кверху брюхом. Под волнующейся водой наблюдалось какое-то движение: словно некое огромное существо металось в черных глубинах, но не могло вырваться наружу. Калавайм шагнул вперед и прокричал фразу из нескольких слов, одновременно ударив в бубен.
Лагуна словно взорвалась, фонтан брызг взмыл вверх и обрушился на жрецов и атлантов. Алиор отметил, что зрение его не обманывало, — заляпавшая его жидкость была черной и вязкой, словно жидкая грязь. Но сейчас триремарха меньше всего интересовало, в какую субстанцию превратилась вода в омуте — пораженный, он разглядывал невообразимую тварь, вынырнувшую из неведомой Преисподней.
Очертаниями это существо напоминало огромного червяка или змею, правда длина его превышала атлантскую трирему, — при том, что на поверхности омута показалась лишь меньшая часть огромного монстра. Сейчас сверхъестественная тварь нависла над испуганными атлантами, изогнувшись, словно кобра, изготовившаяся к броску. Черная кожа маслянисто лоснилась и поблескивала в свете костров, всю её покрывали большие наросты и бородавки, а также какие-то отверстия, напоминавшие не то огромные присоски, не-то рты каких-то пиявок. Эти воронки непрерывно пульсировали, из них толчками выплескивалась вонючая жидкость. Вдоль склизкого, извивающегося тела шевелились многочисленные лапы, делавшие существо похожим на огромную сколопендру. Однако большая плоская башка, скорей напоминала голову тритона, — это сходство усиливал и высокий гребень вдоль спинного хребта твари. Огромная пасть, утыканная острыми клыками, истекала черной слюной, выпученные желтые глаза с плотоядным любопытством рассматривали столпившихся у берега людей. В этих жутких зраках угадывался могучий ум — намного превосходящий людской демонический разум, рожденный Изначальной Бездной. А запах исходивший, от порождения Великих Древних был таков, что все чего успели нанюхаться атланты, показалось им дуновением свежего ветерка. Несколько солдат потеряли сознание от непредставимого зловония, остальные блевали на землю.
Калавайм шагнул вперед. На его лице не было заметно и тени страха или отвращения, он начал говорить какие-то новые заклинания- на языке который вообще не предназначался для людских уст. Каждое слово отзывалось в ушах людей болезненным содроганием, — тембр и интонации, заклинания вызывал неистребимое желание, броситься на землю, зажав уши руками, чтобы не видеть и не слышать кошмарного действа. Но нависшее над верховным жрецом чудовище внимательно слушало его, мерно раскачиваясь в такт ужасной литании. Несколько раз монстр тоже издавал какие-то громкие звуки. Это было какое-то не то кваканье, не то бульканье, доносившееся, как казалось, насмерть перепуганным людям, не только из пасти чудовища, но и многочисленных ртов-присосок, ритмично сокращавшихся вдоль всего тела. Но и в этих звуках угадывался какой-то смысл, — чудовище явно отвечало жрецу. Слыша эту непристойную, кощунственную беседу еще несколько атлантов лишились чувств, остальные были близки к помешательству.
Жуткий разговор жреца и монстра, явно подходил к концу. Похоже, они пришли к какому-то согласию, — чудовище даже совсем по-человечески кивнуло головой вверх — вниз. Калавайм указал мерзкой твари на деревья, с которых свисали тела мертвых каторжников и огромная голова приблизилась к ним. Алиор посмотрел туда и вновь похолодел, хотя, казалось, дальше бояться было уже некуда. По всем законам природы все каторжники давно были должны скончаться от удушья. Но колдовской ритуал был еще кощунственней и извращенней, чем казалось раньше, — все висельники каким-то непостижимым образом продолжали жить. Они вращали налитыми кровью, выпученными глазами, их руки вцеплялись в ремень, стараясь сорвать с шеи смертельную удавку, рты раскрывались в беззвучном крике. Алиор отвернулся, не в силах больше смотреть на мучения людей, которые жили лишь для того, чтобы доставить большее удовольствие черному монстру.
Распахнулась зубастая пасть и длинный раздвоенный язык, обвил первое тело. Словно гнилая бечевка порвался крепкий ремень и омерзительный трофей был втянут в жуткий зев. Захрустели ломающиеся кости, во все стороны брызнула алая кровь, раздалось омерзительное чавканье. Проглотив первый живой труп, монстр потянулся за следующей добычей. Медленно, смакуя, чудовище поглощало свою трапезу, и то как оно это делало, наполняло сердца людей страхом и отвращением. Покончив с последним телом, тварь погрузилась в омут. Черная вода вновь превратилась в нормальную, несколько рассеялась и жуткая вонь. Лишь рыбы, плавающие кверху брюхом на поверхности омута, да обрывки ремней на виселицах, напоминали о том, что это все не было кошмарным сном.