Роковое влечение (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна. Страница 24
Люди, одетые в форму, держали оружие, и судя по выправке, отношение к пиратам не имели.
Но чем ближе мы подходили к пляжу, тем сильнее меня окутывал страх. Ужас сжимал не только мое тело, но и душу. Мой Антонио, не отдам! Ни за что не отпущу! Спрятаться, пока не поздно, сделать вид что нас здесь нет! Остаться на острове навсегда! Кровь била в виски, мысли путались. Но Тони упрямо шел вперед.
— Давай скажем, что ты был на яхте, — ковыляла я рядом с Антонио, глядя на него снизу-вверх, он на меня не смотрел. — Ты будешь, как бы Искандар, понимаешь? Мы скроем, что ты один из них. Ты ведь помог мне, спас, ты не такой, как эти ублюдки пираты. Да мне все равно, что там происходило раньше…
Заикалась, словно заведенная кукла, я повторяла одно и тоже. Антонио хмурился и молча вел меня. На одной из кочек я споткнулась, больно ударив палец о камень. Пират подхватил на руки и спокойно донес до лодки. Перебросившись несколькими словами на индонезийском с приехавшими, он запихнул меня в лодку, а затем куда-то ушел вместе с одним из парней с оружием. А я вцепилась в сидение спасательной шлюпки, боясь пошевелиться. Позвала своего пирата, но он не обернулся. Молодой парень с винтовкой любезно поздравил меня со спасением.
Лодка неслась по волнам, резко подпрыгивая, из-за чего голову, руки и грудь время от времени обдавало водой. Наши спасатели укрыли меня одеялом, предварительно надев желтый жилет, выдали бутылку воды. Я пила чистую, нормальную, не собранную с ручья, а человеческую, в бутылке, очищенную воду. Ту, от которой не будет болеть живот, но ни капли радости не испытывала. Взглядом провожая исчезающий вдали остров.
Человек — существо странное, а женщину и вовсе порой не понять. Я уже тосковала по месту, где несмотря на смертельную опасность, обрела счастье. Опустив плечи, я разглядывала руки, с засохшими бугристыми ранами и бесконечной токающей болью. Совсем скоро мне окажут помощь, и мученье пройдет, но веселиться я почему-то не спешила.
Антонио размахивал руками, сжимая какой-то квадратный, испачканный в земле сверток. Он бурно обсуждал произошедшее, общаясь на индонезийском языке. Ко мне не оборачивался, а я слушала его, не понимая ни слова. Глядя на его красивое лицо и сильное тело, почти видела, как камень за камнем возводится между нами стена.
Все эти дни на острове Антонио принадлежал только мне, являясь моим ангелом-хранителем, моей вселенной. Впереди нас ждала другая жизнь и от этой мысли хотелось плакать. И то, как он отреагировал на мои чувства храбрости не добавляло. Прилетев в Индонезию за ребенком, я изменилась, едва не погибнув, стала сильнее, но, похоже, по кусочкам растеряла свое растерзанное сердце.
Лодка подплыла к огромной «плавучей крепости» с несколькими ярусами и множеством палуб. Меня быстро и профессионально подхватили на носилки. Антонио повернулся, остановившись возле брезента, на котором я лежала. Дышала я рвано и часто как выскочившая из воды собака, заглянула в любимые глаза цвета спелых каштанов. Не желая оставаться без него, боялась того, что будет дальше. Не обращая внимания на боль, я вцепилась в его руку.
А пират улыбнулся, наклонился ко мне, поцеловал в лоб, и на этом все… Меня понесли дальше. Я резко обернулась, попыталась привстать, но за широким телом военного, что держал ручки носилок за моей спиной, рассмотреть ничего не смогла. Только его форму, с расплывчатыми зелеными пятнами на ткани.
Нас с моим Антонио развели в разные стороны.
— Тони! — крикнула я. — Пустите меня к нему! Мне нужно к нему! — попыталась спрыгнуть с носилок, задергалась, но меня остановили.
Рядом появилась женщина в военной форме, она улыбалась, поздравляя со спасением. Восхищаясь тем, как я выжила в подобной ситуации, она назвала меня настоящей героиней. И объявила, что работает бортовым врачом. Военные ловко понесли носилки вверх по лестницам, но я почти не слышала их слов, все мои мысли крутились вокруг Антонио.
— Тони хороший, — повторяла я в каком-то бреду, понимая, что меня никто не слышит или не хочет слышать, — все что говорят про него — это не правда, — цеплялась я за рукав ее формы, а она лишь улыбалась в ответ, задавая вопросы о моем самочувствии.
С носилок меня переложили на каталку и повезли по палубе, затем по длинному коридору с яркими, светящимися неоновыми лампами. Несколько поворотов, и я оказалась в помещении с голубыми стенами и белым потолком, где по центру стояла кушетка, обтянутая кожзамом и накрытая белой простыней. Мужчины умело переложили мое тело, а затем исчезли, предварительно выдав отчет о проделанной работе. Врач задернула шторку. К ней подошли еще несколько девушек и стали разрезать на мне майку, поливать чем-то ноги, отклеивая листья от конечностей. Мне быстро сделали болезненный укол, уверив, что это успокоительное.
Та, что назвала себя доктором, села рядом, задавая многочисленные вопросы о том, что и где у меня болит, как я принимала пищу и как давно у меня были месячные. Она подтянула к кушетке аппарат УЗИ, экран последнего загорелся зеленым светом. Доктор заглядывала мне в рот, щупала живот, светила фонариком в лицо.
Но я рыдала, слезы текли по щекам ручьем, я не хотела осмотра, даже перевязки ран не желала, мне нужен был мой Антонио. Несколько раз я пыталась сбежать, но военные предупредили, что у меня шок и что если я буду пытаться ходить с такими ногами, то причиню себе вред, а они не могут этого допустить, поэтому вынуждены будут меня привязать.
Глава 29
Я проснулась в узком помещении с большим окном и низким потолком. Покрутив головой, лишь через какое-то время осознала, что круглое отверстие в корпусе — это иллюминатор, а лежу я в каюте огромного военного корабля. В гладкой поверхности стен, покрытых лаком, отражались мои запутанные волосы и худое, измождённое лицо. Я себя не узнала. Зеркал на необитаемом острове не было, и сейчас я увидела реальную картину: на меня смотрела истощенная, уставшая женщина — оголодавшая дикарка. А Тони видел меня такой каждый день. Где сейчас мой пират? Что с ним случилось? Сердце ныло от тоски.
Вздохнув и потерев лицо руками, я попыталась успокоиться. Каюта выглядела совсем новой, складывалось ощущение, что до меня на этой двухъярусной койке, накрытой белоснежными простынями, никто никогда не спал. Чисто, свежо, мягко и удобно, а на душе кошки скребли. Причина моего беспокойства находилась на этом же корабле, но что-то мне подсказывало, что меня и близко к нему не подпустят.
Я поставила перебинтованные ноги на пол, но дискомфорта или токающей боли не ощутила. Похоже, местные врачи неплохо подлатали мои раны, обколов обезболивающими и снотворным. В овальную дверь с высоким порогом постучали, и я ответила на русском, не слишком заморачиваясь.
Молодой человек в пятнистой форме цвета хаки и тяжелых армейских ботинках принес мне еду на большом металлическом подносе. В пластиковом белом лотке, состоящем из нескольких секций, лежала кучка желто-белой массы, напоминающая омлет, две сосиски и тост щедро покрытый джемом. Увидев обычную, человеческую еду, я подавилась от обильного слюноотделения.
— Напротив есть уборная, — произнес он на ломанном английском.
Голова закружилась от мысли, что я могу сходить в нормальный туалет. Но я переживала за Антонио.
— Скажите, я мог увидеть мужчину, с которым меня нашли на острове?
Военный опустил голову и вышел, ничего не ответив. Я поковыляла за ним, аккуратно ступая перебинтованными ногами.
Но солдат никуда не ушел. Он стоял у двери, по стойке смирно, скрестив руки за спиной. И когда я попыталась выйти, сделал резкий шаг и открыл дверь в туалет, как бы намекая, что мне можно только туда.
— Я должна найти его! — сделала я аккуратный шаг вправо. — Я просто поговорю и все.
Он отрицательно мотнул головой.