Марья-царевна из Детской Областной (СИ) - Баштовая Ксения Николаевна. Страница 8

Да и вообще. Даже если сейчас резко вспомнить про какие-нибудь бабкины средства — здесь ведь наверняка есть собственный врач, который, небось, такими же дедовскими методами и лечит. И вот тогда Маша со своими с трудом припомненными лекциями вряд ли будет "продвинутей" местного Гиппократа.

— Врач ваш где? — сухо поинтересовалась женщина. Наткнулась на хмурый взгляд и поправилась: — Лекарь местный? Почему не лечит?

А может, тутошние пациенты попросту не доверяют врачам, считая их банальными коновалами?

— Выехал пару дней назад, — хмуро откликнулся собеседник: — в Китеж у царя попросился.

Про Китеж Маша тоже что-то смутно помнила. Название когда-то где-то мелькало, но что с ним было связано — черт его знает. Впрочем, сейчас было не до того, чтоб изучать местные топонимы — следовало как можно скорее помочь пациенту. И для начала хотя бы прекратить мучить его расспросами — он же едва разговаривать может, хрипит, бедный.

Правда, умных мыслей в голову все равно не приходило: ну, здесь же наверняка нет никаких нормальных лекарств! Где в русской народной сказке, в которую Машу случайно занесло, найдешь хотя бы банальные мираместил и гексорал?

Хотя стоп. К слову о банальных. Есть ведь средства, которые сейчас уже практически не применяется. Ну, от кашля например, тот же термопсис, которым еще даже саму Машу в детстве от кашля лечили. А раз так, можно попытаться припомнить что-то, что применялось дома…

Молоко. Горячее и с содой. Мама поила в детстве.

А от боли в горле — можно полоскать солью, содой и марганцем.

Если, конечно, в этой Нави марганцовка существует.

Но, по крайней мере, большую часть компонентов можно найти на кухне.

Осталось только обнаружить кухню. Тем более, что и самой Маше туда надо. Хотя бы для того, чтоб с голоду не умереть — а то, тот же Васенька даже по ступенькам за ней не пошел, не говоря уже о том, чтоб к этому, безголосому подойти.

Маша протянула руку, медленно, один за другим разжала узловатые пальцы мужчины, перехватившие ее запястье и мрачно поинтересовалась:

— Кухня здесь где?

Незнакомец вновь дернул уголком рта, и просипел:

— Пошли, покажу, девка, — на лице просто-таки крупными буквами было написано: мол, экскурсоводом работать не нанимался, но раз собеседница попалась такая неугомонная, то может стоит ее завести куда надо, да и позабыть там?

— Культура из вас, вижу, так и прет! — не удержалась от колкости Орлова.

Одноглазый медленно встал на ноги. Невысокий, коренастый, гиперстенического телосложения. Мужчина зябко передернул плечами — еще бы, при таком отвратном ларингите на земле-то сидеть! — наклонился, поднял шапку и, не удостоив Машу ответом, направился к одному из многочисленных зданий.

С точки зрения "полонянки" выбирал новый знакомец почти наугад. Таких одноэтажных строений вокруг вполне хватало, разницы между ними особой не было, но Орлова решила не спорить — в конце концов, местному жителю лучше знать.

Мужчина толкнул потемневшую от времени дверь, и наружу ударила волна горячего пара, потянуло вкусными запахами, послышались голоса… Одноглазый чуть склонил голову, шагнул через порог. Маша поспешила за ним.

В первый миг она даже рассмотреть толком ничего не смогла: некоторое время ушло на то, чтоб проморгаться… И лишь через несколько минут женщина разобрала, что же она видит: по кухарне сновали, бодро обмениваясь советами и командами, невысокие, самое большее по пояс Маше, человечки. В белых колпаках, фартуках, с кудрявыми волосами, щедро присыпанными мукой, они напоминали то ли пушистые облака, то ли овечек, невесть как забредших на кухню:

— Тесто! Митроха, за тестом следи!

— Три фазана! Девятко, ты принес фазанов?!

— Цветана, ты обещала заняться сбиванием масла!..

Маша даже посчитать не могла, сколько поваров сновало по кухне. То ей казалось, что из всего человек пять, не больше, то, чудилось, что перед нею бегают с полсотни кашеваров…

Человечки умудрялись быть везде и всюду: помешивать суп в громко булькающем котле, ощипывать птицу, сбивать масло, месить тесто, крутить в очаге вертел с цельной тушей, рубить яблоки для начинки в пирог, дробить на мелкие кусочки огромную сахарную голову…

У Маши от этой кутерьмы все перед глазами поплыло, и женщина, чтоб не упасть, схватилась за дверной косяк.

Одноглазый, похоже, был более привычен к подобному спектаклю. Мужчина шумно втянул крючковатым носом воздух и сипло выдохнул:

— Ни пользы от голбечников, ни выгоды. Только и знают, что кутерьму устраивать, а как до дела дойдет — одна сутолка.

На кухне словно стоп-кадр включили: все человечки в миг замерли в тех позах, в которых из застала эта короткая фраза. Даже варево в котелке, вздувшееся очередным пузырем, так и застыло, не решившись булькнуть. Облако муки, взметнувшееся по самый потолок и вовсе застыло в воздухе.

И в наступившей тишине чуть слышно звякнул тонкий голосок:

— Ты, свет-Одихмантьевич, нас не забижай. Польза с нас всегда есть. Не мы, так кто царский двор кормить — поить поутру будет?

Одноглазый мотнул головой в сторону замершей на пороге Орловой:

— Девку лучше накормите. Отощала так, что мослы торчат! — и не дожидаясь возмущенного Машиного ответа, шагнул мимо нее на улицу.

Применить собственные медицинские познания не удалось…

Оставалась надежда лишь на то, что после ужина — если ее сейчас все-таки покормят, — удастся выпросить кружку горячего молока и немного соды: все-таки, что не говори, а полечить этого "свет-Одихмантьевича" (что за идиотское имя!) надо было. Пусть даже и такими несовременными методами. Даже если вдруг выяснится, что у него не ларингит, а мужчина попросту сорвал несколько дней назад голос — теплое питье лишним не будет.

Стоило одноглазому уйти, как поварята тут же вернулись к привычным хлопотам. Лишь один, до этого момента бережно сметавший со стола в мешок ставшую ненужной муку, отложил в сторону небольшой ковшик и шагнул к Маше:

— Проголодалась, небось?

Орлова с трудом выдавила:

— Ага.

Поваренок — кругленький, розовощекий, с многочисленными эфелидами — веснушками, рассыпавшимися по вздернутому носу — потянул ее за руку от входа:

— Пойдем. Хлебом — солью накормлю…

В дальнем углу обнаружился небольшой свободный столик. Поваренок усадил за него Машу, и через несколько минут перед женщиной буквально из воздуха возникла кружка, до краев наполненная молоком. Рядом примостилась глиняная тарелка с щедрым ломтем пирога с ягодами.

— Отведай угощения, — улыбнулся поваренок, и веснушки, притаившиеся в многочисленных морщинках, казалось, еще сильнее расцветили его лицо.

Молоко явно не было пастеризованным.

Да и готовили здесь вряд ли в строгом соответствии с санэпиднормами.

Но есть хотелось все сильнее.

А еще — надо было все-таки напоить горячим молоком одноглазого, чтоб хоть слегка снять отек от ларингита.

А еще — следовало все-таки определиться с собственным грядущим семейным положением — а то дома кот.

Да и родители… Они, конечно, живут в другом городе, да и Маше не пятнадцать лет, но, извините, один день без звонка по Скайпу родственники, конечно, переживут. На второй — начнут нервничать. А на третий — начнут разыскивать свою непутевую дочурку по всей стране.

Маша вздохнула — будем надеяться, что в Нави пока еще нет острых проблем с кишечной палочкой и холерным вибрионом — и решительно отхлебнула из кружки.

Молоко, кстати, было вкусным. Пирог — тоже.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и сова проявляла все больше нетерпения: нервно крутила головой, переступала с лапы на лапу…

Создатель птицы, казалось, не замечал беспокойного поведения своего творения. Легкий поворот головы, скрытой под капюшоном, короткий кивок — вот и все, что показывало, что ожидающий следит за совою.

Сумрак почти поглотил скрытую за Пучай-рекой Навь, медленно спустился на Калинов Мост… Еще несколько мгновений, несколько ударов сердца, и Пекельное царство тоже пропадет в ночи…