Летний остров - Ханна Кристин. Страница 32

– А Кэролайн выписывала имя очередного мальчика, в которого была в то время влюблена. На Александра Йоргенсона ей пришлось потратить два бенгальских огня. Она была в панике! – Нора улыбнулась, вспомнив, как вместе с ними возле гриля стояли Эрик и Дин. У ребят было поразительное чутье, они ни разу не пропустили угощения. У нее вдруг встал ком в горле, и уже тише она добавила: – Ты же писала только имя Дина, год за годом.

Руби вздохнула:

– Да. Помнишь, стоило тебе положить на гриль лосося, так они тут же появлялись? – Руби посмотрела на мать. – Кэролайн говорила, что ты общаешься с Эриком. Как он?

Нора знала, что этот момент когда-нибудь наступит, даже думала, что приготовилась к нему, но оказалось – нет.

Она медленно выдохнула. Нечего и мечтать о том, чтобы сохранить присутствие Эрика на острове в тайне. Нора не могла водить машину, и, чтобы навестить Эрика, ей рано или поздно пришлось бы обратиться за помощью к Руби. Но как сказать дочери, что друг ее детства, один из лучших друзей, умирает?

– Мама?

Нора украдкой вытерла глаза и встретилась с вопросительным взглядом дочери.

– У него рак.

Руби побледнела:

– Бог мой…

В глазах Руби появилось мечтательное выражение. Нора догадалась, что она вспоминает счастливые летние дни на озере с Дином и Эриком. Руби долго молчала, наконец спросила:

– Как он?

– Очень плохо.

– Он может умереть?

– Да, дорогая, – с болью в голосе произнесла Нора.

Руби сгорбилась, закрыв лицо ладонями:

– Мне нужно было поддерживать с ним связь. Господи… – Она замолчала и покачала головой. Нора поняла, что дочь плачет. – Кажется, только вчера мы были все вместе, я не представляю… не могу представить его больным.

– Знаю, дорогая. Я все вспоминаю наши барбекю в честь Дня независимости. Бывало, я наблюдала за тобой и Дином, вы держались за руки, ваш смех был слышен даже здесь. Но потом вы стали старше и начали шептаться, тогда уж я заволновалась.

Руби подняла голову и посмотрела на мать. На ресницах блестели слезы, и от этого она почему-то стала похожа на десятилетнюю девочку.

– Я не знала.

– Материнство – сплошные тайные тревоги.

Нора слишком поздно спохватилась, что поставила себя под удар: ей ни в коем случае нельзя было употреблять слово «тайные». Но, к счастью, Руби думала сейчас о более важных вещах.

– Мы можем навестить Эрика?

– Конечно. Он остановился в старом доме на острове Лопес. – Нора откинулась на спинку кресла и устремила застывший взгляд на воду. – Иногда, закрыв глаза, я вижу всех нас: тебя, себя, Кэролайн, Эрика с Дином. Часто вспоминаю, как мы плавали на «Возлюбленной ветра». Дино и Эрик очень любили эту яхту.

После долгой паузы Руби медленно проговорила:

– Я знаю, чего ты добиваешься. – Ее голос звучал глухо. – Ты заставляешь меня вспоминать.

– Да.

– Но вспоминать такие веши очень больно.

– Знаю, дорогая, но…

Зазвонил телефон. Руби медленно встала и направилась в дом. Сетчатая дверь тихо стукнула у нес за спиной, но Нора все равно услышала:

– Алло. Кто это? Да, я ее дочь, Руби. Да, она здесь… минуточку, сейчас позову. Нора! – крикнула Руби. – Это Ди, твоя личная помощница.

– Скажи, что меня нет.

Руби открыла дверь и выглянула на веранду:

– Поздно. Я уже сказала, что ты здесь. Придется подойти, она ждет.

Нора проехала на кухню и взяла трубку:

– Привет, Ди.

– Нора? Слава Богу, что я вас нашла! На ваш стол только что поставили целый ящик писем. Я ничего не могла с этим поделать. Позвонил Том Адамс и пригрозил, что, если я сегодня же не перешлю их вам, меня уволят. – Ди шмыгнула носом. – Нора, мне нужна эта работа. Я знаю, вы бы меня не уволили, но если… в общем, вы понимаете.

Нора вздохнула:

– Если я потеряю работу… Прекрасно понимаю. Ладно, пересылай, я продиктую адрес.

– Том хочет, чтобы они ушли сегодняшней авиапочтой.

– Разумеется. Для Тома все должно быть сделано мгновенно.

– Ты читала эти письма?

– Э-э… некоторые.

– Норе стало не по себе.

Ну и как?

– Ужасно! Тут некоторые стали давать интервью «желтой прессе»… они говорят жуткие веши… а одна дама из Айовы вчера вечером выступила по телевидению и сказала, что подает на вас в суд. Обвинение какое-то нелепое – «фальшивый совет» или что-то в этом роде.

Нора покосилась на Руби: та беззастенчиво подслушивала.

– Ладно, Ди, отправляй письма.

– Я собиралась прислать вам еще выборку «Лучшие письма», может, вы захотите взять кое-какие письма оттуда.

– Хорошая мысль.

Ди вздохнула:

– Я так и знала, что вы продолжите вести рубрику.

– Говорят…

– Не волнуйся, Ди, – перебила Нора, – я прослежу, чтобы о тебе позаботились. И спасибо за все! До свидания.

Она повесила трубку. Ей хотелось обратить все в шутку ради Руби, но она знала, что не хватит сил.

– Нора?

Она медленно подняла голову. Руби стояла возле холодильника, скрестив руки на груди. Забытая чашка кофе остывала на столе.

– Что случилось?

– Мой босс из газеты рассчитывает, что я отвечу на не которые… скажем так, нелестные письма читателей.

– Что ж, это твоя работа.

Нора промолчала, Руби все равно бы не поняла. Она не знает, каково это – жаждать признания, нуждаться в нем и чувствовать себя невидимкой, когда его нет. Даже хуже, чем невидимкой.

«Одна дама из Айовы подает в суд… фальшивый совет…» Нора закрыла глаза и потерла переносицу.

– Представляю, как обрадуется Дэвид Леттерман.

Два дня Нора могла не думать о том, что ее тайна раскрыта, что вокруг нес разгорелся скандал общенационального масштаба. Больше у нее такой возможности нет.

На лестнице послышались шаги Руби: она поднималась к себе. Нора вздохнула с облегчением. Но через минуту Руби уже вернулась и тронула мать за плечо:

– Нора?

Нора открыла глаза. Руби держала в руке газету.

– Я купила это вчера возле магазина. Наверное, тебе стоит прочитать, что они о тебе пишут.

Нора уставилась на первую полосу. В углу красовалась ее собственная фотография – крупная, зернистая от большого увеличения.

Снимок был сделан в прошлом году на вручении премии «Эмми». Кто бы знал, как Нора ненавидела эту фотографию! На ней она выглядела круглолицей, а глаза почему-то казались косыми.

Она взяла лист из рук Руби, пробежала глазами текст и, бессильно уронив газету на пол, глухо сказала:

– Все кончено.

Руби нахмурилась:

– Ерунда! Ты пройдешь через это. Посмотри на Монику Левински – она теперь торгует дорогими сумочками. В прошлом году присутствовала на церемонии вручения «Оскара».

– А та дурочка, которая вышла за миллионера, получила от «Плейбоя» целое состояние.

– Спасибо за подобные сравнения, ты меня очень утешила.

– Я только хотела сказать…

– Руби, ты слишком молода, чтобы понять. Моя карьера окончена. Я не собираюсь отвечать ни на одно письмо. Я буду прятаться здесь до тех пор, пока вся эта муть не осядет.

– Разразится следующий скандал, и обо мне забудут. Я просто исчезну.

– Ты ведь шутишь, правда?

– Нет.

– Но у тебя слава…

– У меня дурная слава, это не одно и то же.

– Если выбрать правильную тактику, ты.. – Руби, ты нс знаешь моей работы. Я никогда не возводила стену между собой и читателями. В свои ответы незнакомым людям я вкладывала собственные мысли и чувства.

– Вот почему они мне верили – чувствовали мою честность.

Руби скептически изогнула брови:

– Судя по газетам, ты писала в своей рубрике, что веришь в брак. Это называется честность?

– Я действительно верю в брак. И в любовь, и в семью, и в преданность. Просто мне… я в этой области оказалась неудачницей.

Ответ, казалось, удивил Руби.

– Неудачницей? Странное слово ты употребила.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь охарактеризовал мой опыт материнства как успешный.

– Согласна. Но я не ожидала, что ты видишь это в таком свете. То есть считаешь своей неудачей.