Летний остров - Ханна Кристин. Страница 43
– Пойдем прогуляемся.
Руби вышла за ним на яркий солнечный свет. Наверное, в тысячный раз они неторопливо направились по гравиевой дорожке до пристани. Рыбацкие лодки покачивались у причала, зеленые рыболовные сети были намотаны на огромные бобины. У своей ячейки Рэнд взошел на борт «Капитана Хука», затем помог подняться Руби и бросил ей спутанный клубок новой белой веревки.
– Можешь ее срастить? Завтра мы с Недом выходим в море, я ему обещал, что все будет готово.
Руби села на палубу, скрестив ноги, и положила клубок на колени. Она помедлила: оказалось, что она не помнит, как сращивать тросы, но затем пальцы вспомнили то, что забыл мозг, и принялись за работу. Руби соединила тройные плетеные тросы и стала строить петлю.
– Нора оказалась не такой, как я ожидала, – сообщила она как можно небрежнее.
– Ничего удивительного.
Храбрость вдруг покинула Руби. «Замолчи, – нашептывал внутренний голос, – не спрашивай». Но она глубоко вздохнула и посмотрела на отца:
– Что между вами произошло?
Отец быстро перевел взгляд, всмотрелся в ее глаза, затем встал и прошел мимо нее на корму. Лодка тихо поскрипывала при каждом шаге. Рэнд остановился и резко обернулся к дочери, но у Руби возникло странное ощущение, что на самом деле он ее не видит. Он казался каким-то застывшим – или пойманным в ловушку. Интересно, о чем он сейчас вспоминает?
– Папа?
Теперь у нее возникло другое ощущение – что он видит ее насквозь, проникает в ее душу.
– Что, Руби, на этот раз ты решила копнуть поглубже?
– Что ты имеешь в виду?
– Ах, детка… – Отец вздохнул. – Ты любишь устраняться. Я еще не встречал человека, который с такой же легкостью отгораживался бы от окружающих.
– Это нелегко.
Он мрачно улыбнулся:
– Ты умеешь сделать так, что со стороны кажется, будто это легко. Например, ты уехала в Калифорнию и начала там новую жизнь без меня и Кэролайн, но через некоторое время оказалось, что это якобы наша вина. Мы недостаточно часто звонили, или звонили в неподходящие дни, или, позвонив, говорили не то, что нужно. Ты отдалялась от нас все больше и больше. Ты не приехала на мою свадьбу; когда родился твой брат, ты даже не позвонила. Позже, когда у Кэролайн были очень тяжелые роды, ты ее не навестила. Но и в этом оказались виноваты мы. Не ты нас бросила, а мы тебя. И вот теперь ты хочешь размешать старую кашу. Но будешь ли ты здесь на Рождество, или через месяц, или хотя бы завтра, чтобы посмотреть, что из этого выйдет?
Руби очень хотела сказать отцу, что он ошибается, но не могла. Самое большее, на что она сейчас была способна, это тихо признаться:
– Не знаю, папа.
Отец долго смотрел на нее и вдруг предложил:
– Пойдем со мной.
Он спрыгнул на берег и быстро зашагал по дощатому настилу. Он двигался так быстро, что Руби пришлось бегом его догонять. Пройдя пристань, он поднялся по склону холма, не останавливаясь, прошел в дом и толкнул сетчатую дверь. Закрываясь, та чуть не стукнула Руби по голове, но отец этого даже не заметил.
Руби, споткнувшись, переступила порог.
– Господи, папа…
Посмотрев на него, она забыла, что собиралась сказать.
Отец стоял в кухне с бутылкой текилы, потом со стуком поставил ее на стол, резко выдвинул стул и сел. Это движение пробудило в душе Руби слишком много воспоминаний. Острота собственной реакции удивила ее: она была потрясена до глубины души, увидев в руках у отца спиртное. Она схватилась за спинку.
– Я думала, ты бросил пить.
– Я и бросил.
– Ты меня пугаешь.
– Детка, я еще даже не начал тебя пугать. Садись, пристегни ремень и закрепи спинку в вертикальном положении.
Руби выдвинула стул из-под стола, присела на самый краешек и непроизвольно забарабанила ногой по полу. Звук показался ей громким, похожим на выстрел. Отец выглядел другим. Руби не могла понять, в чем дело, но седеющий мужчина в поношенном свитере, вытертом на локтях почти до дыр, который сидел перед ней, был не тем, кого она ожидала увидеть. Этот человек, сгорбившись, смотрел на полную бутылку текилы, и вид у него был такой, словно он много лет не улыбался. Внезапно отец встрепенулся.
– Я хочу, чтобы ты помнила: я тебя люблю.
Руби услышала в его тоне нежность, прочла в глазах искреннее чувство, и это снова напомнило ей, как далеко они разошлись.
– Я этого никогда не забываю.
– Не знаю. Забывать людей, которые тебя любят, у тебя хорошо получается. Все началось в шестьдесят седьмом, за несколько лет до того, как этот чертов мир взорвался. Я учился в университете в Вашингтоне. Заканчивал последний курс и не сомневался, что меня возьмут в Национальную футбольную лигу. Я был настолько в этом уверен, что даже не потрудился получить диплом. Учился я кое-как. Черт возьми, я даже знал, что кому-то платят, чтобы он сдавал за меня экзамены! Тогда мир сошел с ума, слетел с катушек, и всех моих друзей либо погнуло, либо искорежило.
А потом я встретил Нору. Она была тощая, вечно чем-то испуганная и выглядела так, словно неделю не спала. Но при этом оказалась самой красивой девушкой из всех, кою мне доводилось встретить. Она безоглядно верила, что я стану профессиональным футболистом.
Огец качнулся вперед, его локти ударились о стол.
– Но ничего такого не произошло, никто меня никуда не позвал. Какое-то время я жил словно в тумане и не мог в это поверить. У меня не было никакого запасного варианта. И тут меня призвали в армию. Наверное, я мог отвертеться, например, сказать, что нужен на ферме, но я ненавидел этот остров и не представлял, как здесь выживу. – Он вздохнул и снова откинулся на спинку. – Однако мне хотелось, чтобы меня кто-то ждал, писал письма, поэтому я вернулся в Грин-лейк, к Норе, моей хорошенькой официанточке, и попросил ее стать моей женой.
Руби нахмурилась. В детстве она слышала эту историю тысячу раз, но сейчас она звучала как-то по-другому.
– Ты ее не любил?
– Когда женился – нет. Хотя, пожалуй, это не совсем так, просто я больше любил других женщин. Как бы то ни было, мы поженились, провели прекрасный медовый месяц на озере Квинолт-Лодж, и я отбыл. Твоя мама переехала к моим родителям. К концу первой недели они оба в ней души не чаяли. Она заменила им дочь, которой у них никогда не было, и любила эту землю так, как я никогда не любил. Ее письма помогли мне выжить. Это смешно, но я влюбился в твою мать, когда мы с ней находились на разных континентах. Я намеревался любить ее и дальше, только я вернулся не тем уверенным в себе, дерзким парнем, каким уходил. Вьетнам нас всех изменил. – Отец грустно улыбнулся. – Хотя как знать! Возможно, дурные семена всегда сидели во мне, а война лишь создала условия, при которых они проросли. Одним словом, я вернулся циничным и жестким. Твоя мать изо всех сил пыталась сделать меня прежним, и несколько лет мы даже были счастливы. Родилась Кэролайн. Потом ты…
У Руби возникло жутковатое ощущение, словно вся ее жизнь превратилась в песок и медленно утекает сквозь пальцы.
– После моего возвращения из Вьетнама мы с Норой переселились на Летний остров. Я стал работать в продуктовом магазине. Все считали меня неудачником. «Такие надежды подавал – и на тебе!» – шептались люди в таверне при моем появлении. Как же я ненавидел свою жизнь! – Рэнд внезапно посмотрел Руби в глаза. – Я не хотел, чтобы так получилось.
Она судорожно сглотнула. Во рту появилась непривычная горечь.
– Только не говори…
– Я спал с другими женщинами.
– Нет!
– Поначалу твоя мать об этом не знала. Я был осторожен – во всяком случае, настолько, насколько способен осторожничать тонущий человек. Я начал пить, пил много и ничего не мог с этим поделать. Вскоре Нора стала что-то подозревать, но не спешила меня судить, всегда истолковывая сомнения в мою пользу.
– Боже, – прошептала Руби.
– Тем летом кто-то сказал ей правду. Она потребовала у меня объяснений. К несчастью, я был тогда пьян, наговорил ей ужасных вещей. На следующий день она ушла.