Летний остров - Ханна Кристин. Страница 54

– Дин, я не могу дать тебе того, что ты хочешь. Во мне этого нет.

Он отвел волосы с ее лба и не сразу убрал руку, задержав пальцы на виске.

– Когда я был мальчишкой, ты меня прогнала. Мне давно не семнадцать, но мы оба знаем, что то, что существовало между нами, не кончилось. Думаю, оно никогда не кончится.

Глава 20

На обратном пули Дин шагал по тропинке позади Руби. Они не разговаривали, но лес был полон звуков. Наверху, в ветвях деревьев, щебетали птицы, слышался шум воды, трещали белки.

В парке Дин выбросил корзинку для пикника с нетронутой едой в мусорный контейнер, плед набросил на плечи и сел на велосипед. Он выглядел усталым.

Возле дома Бриджей он свернул с дороги на обочину и спрыгнул с велосипеда. Руби остановилась в нескольких футах впереди него, поставила велосипед на подножку, повернулась к Дину и нахмурилась:

– Думаю, здесь я попрощаюсь.

Ее голос чуть дрогнул, и это дало Дину надежду. Теперь Руби могла сколько угодно его отталкивать, он все равно знал правду. Дин прочел ее в глазах девушки, услышал в дрогнувшем голосе, почувствовал в поцелуе.

– До поры до временя.

– Дин, это был всего лишь поцелуй, не раздувай его до «Унесенных ветром».

Он шагнул к ней.

– Ты, наверное, путаешь меня с кем-то из своих голливудских дурачков.

Она невольно попятилась:

– Ч-что ты имеешь в виду?

Дин стоял достаточно близко. Он мог бы прикоснуться к Руби или даже поцеловать ее, но он не шелохнулся.

– Я ведь тебя знаю. Ты можешь сколько угодно притворяться, но этот поцелуй кое-что значил. Сегодня ночью мы будем вспоминать о нем, лежа каждый в своей постели.

Руби вспыхнула:

– Ты знал девочку-подростка больше десяти лет назад. Это еще не означает, что ты знаешь меня нынешнюю.

Дин улыбнулся. Будь Руби шестнадцать, она произносила бы те же слова.

– Может, ты и огородила свое сердце стеной, но само сердце осталось прежним. Где-то глубоко внутри тебя притаилась девочка, которую я однажды полюбил.

Он наконец коснулся ее щеки – мимолетная ласка. Ему хотелось большего, например, обнять ее, крепко прижать к себе и прошептать: «Я тебя люблю», но он знал, что не стоит слишком наседать на Руби. Во всяком случае, пока.

– Первые несколько лет после нашего расставания ты мне мерещилась, – тихо признался Дин. – Я сворачивал за угол, останавливался на светофоре или выходил из самолета, и мне вдруг казалось, что я вижу тебя. Я подбегал к женщине, трогал ее за плечо, и тут выяснялось, что я неловко улыбаюсь незнакомке. Представляешь, я до сих пор хожу по правой стороне тротуара, потому что тебе нравилось идти слева!

У Руби задрожали губы.

– Мне страшно.

– Девочка, которую я знал, ничего не боялась.

– Той девочки давным-давно нет.

– Но разве от нее ничего не осталось?

Руби долго молча смотрела на него и в конце концов отвернулась. Дин догадался, что она не ответит.

– Ладно, – вздохнул он, – в этом раунде я признаю себя побежденным.

Он сел на велосипед, намереваясь уехать.

– Подожди!

Дин соскочил с велосипеда так быстро, что чуть не упал. Велосипед рухнул на землю, а он повернулся лицом к Руби. Ее взгляд напомнил Дину случай, когда она в возрасте девяти лет свесилась с дуба на ферме Финнеганов. И еще один – ей тогда было двенадцать, и она, катаясь на скейтборде по Фронт-стрит, сломала руку.

Руби шагнула к Дину. Ему показалось, что она сейчас заплачет.

– Ты говоришь так уверенно…

Он улыбнулся:

– Ты научила меня любить. Всякий раз, когда ты держала меня за руку, если мне было страшно, или приходила на нашу игру, или оставляла в моем шкафчике в раздевалке записку, я узнавал о любви чуточку больше. В детстве я, возможно, принимал это как должное, но я уже не ребенок. Много лет я был одинок, и каждое новое свидание с очередной женщиной лишний раз доказывало, что у нас с тобой было нечто особенное.

– У моих родителей тоже было нечто особенное, – медленно проговорила Руби. – Вы с Эриком тоже были особенные.

– Понял твою мысль. Ты хочешь сказать, что любовь умирает.

– Ужасной, мучительной смертью.

Дин с грустью понял, что ее сердце, некогда такое чистое и открытое, растоптали те самые люди, которые должны были его защищать.

– Ладно, согласен, любовь причиняет боль. Но как насчет одиночества?

– Я не одинока.

– Врунишка.

Руби отошла от него, потом, не оглядываясь, даже помахав рукой, села на велосипед и укатила.

– Давай, давай, убегай! – крикнул Дин ей вслед. – Все равно далеко не убежишь.

Руби знала, что мать будет ее ждать. Нора наверняка сидит в кухне или на веранде в кресле-качалке, делая вид, будто занята каким-нибудь делом, например вязанием. Она любит вязать.

Руби перестала крутить педали, велосипед замедлил скорость, дребезжа и подпрыгивая на неровной дороге. Boзле мини-фургона Руби спрыгнула на землю, прислонила велосипед к стенке сарая и двинулась к дому. Калитка открылась с громким скрипом. Мать была в кухне. Когда Руби вошла, Нора стояла у плиты и что-то размешивала в глубокой миске. На ней был старый передник с надписью: «Место женщины – на кухне… и в сенате».

– Руби? – Нора удивилась. – Я не ждала тебя гак рано. – Она покосилась на дверь. – А где Дино?

Руби остановилась, не в силах произнести ни слона. В кухне пахло жареным мясом, которое полагается долго томить на медленном огне с морковью и печеной картошкой. На разделочной доске лежало кухонное полотенце, на нем поднималось домашнее печенье. А в миске, над которой колдовала мать, готовился ванильный крем, догадалась Руби. Мать приготовила ее самые любимые блюда.

В эту минуту Руби не могла бы сказать, что причиняло ей большую боль – то, что мать постаралась доставить ей удовольствие, или то, что она не могла разделить это удовольствие с Дином. Она знала только одно: если не уберется из кухни как можно быстрее, то расплачется.

– Дин пошел домой, – ответила она.

Мать нахмурилась, выключила горелку, аккуратно положила деревянную ложку па край миски, взяла костыли и направилась к Руби. Шаг-стук-шаг-стук… неровный ритм был вполне под стать неровному биению сердца Руби.

– Что случилось?

– Не знаю. Наверное, мы начали то, что не сумели закончить. А может быть, наоборот, закончили то, что началось давным-давно.

Руби пожала плечами и отвернулась.

– С Дином будет не так, как с Максом, – сказала Нора.

Руби тихо призналась:

– Я люблю Дина, но этого недостаточно. И все равно не продлится долго.

– Любовь без веры ничего не значит.

– Веру я давно потеряла.

– Еще бы не потерять! Ты имеешь право винить в этом меня и своего отца, но сейчас не важно, кто виноват, важна ты сама. Позволишь ли ты себе прыгнуть без страховки? Это и есть любовь и вера. Ты требуешь гарантии, но гарантии даются на технику, а не на любовь.

– Да, конечно. Ты из-за любви попала в психиатрическую клинику.

Мать рассмеялась:

– Думаю, любовь всех нас сводит с ума.

Все годы, пока Руби злилась на мать, отсылала обратно ее подарки, отказывалась от любых контактов с ней, она делала это не потому, что ощущала себя обманутой. Ее чувства и поступки в то время объяснялись тоской по матери. Руби так сильно тосковала, что могла жить, только притворившись, будто она одна на свете.

Я больше не одинока.

Всего одна мысль, всего одна фраза, но она образовала мостик, который вел Руби к самой себе. Она не сказала это вслух, догадываясь, что, если заговорит, ее голос прозвучит по-детски, с изумленным благоговением, и она расплачется.

Я не могу написать эту статью.

– Мне нужно подняться к себе, – неожиданно сказала она.

Мать удивленно посмотрела на нес, но Руби не обратила на это внимания, взбежала по лестнице в свою комнату и стала звонить Вэлу.

Трубку сняла Модин.

– «Лайтнер и партнеры». Чем могу быть полезна?