Иллюзия реальности (СИ) - Григоров Сергей Львович. Страница 75

После обмена обязательными приветствиями-хвалами Создателю, им бросили конец веревки. Сообразив зачем, Алексей Сковородников заметил свою недоработку: не выпилил желоб, чтоб привязывать лодку. Наклонившись, достал нож, быстрым движением руки проделал канавку на носовой выпуклости своего изделия, вставил в нее веревку и надежно закрепил несколькими узлами. Вспомнив советы Амада, решил, пользуясь случаем, избавиться от ножа — вернул его в ножны, нажал на кнопку ликвидации и незаметно бросил в воду. Все, более ничего подозрительного на нем нет за исключением крохотного передатчика. Помог Амаду взобраться на причал. Не спеша вылез сам и встал столбом, делая вид, что ослеплен светом факелов.

Встретили их два стражника, вооруженные своеобразными копьями — с толстым древком примерно с человеческий рост и длинным широким наконечником, заостренным с боков. Такое орудие человекоубийства, оценил Алексей Сковородников, можно бросать, как дротик, использовать, чтобы колоть, а также применять как секиру для нанесения рубящих ударов. Ник Улин, выслушав его скудное описание, предложил земное название — ассагай. Аналогичные приспособления, сказал он, когда-то были широко распространены в Южной Африке. Мгновенно развернувшуюся дискуссию по классификации холодного оружия безжалостно прервала Лида: как бы Леша не выдал себя, отвлекаясь на разговоры, да и ресурс передатчика надо поберечь.

Одежда стражников состояла из одних лишь то ли кожаных фартуков, то ли комбинезонов, на ногах были грубые сандалии с шипами. Головы гладко выбриты. Один, постарше, приземистый, обладающий мощной мускулатурой, был при бороде. Его напарник, высокий худосочный юноша, бороду только отпускал, и неприятно было смотреть на его редкие клочья первых волос на лице.

— Кто вы и откуда? — недоброжелательно спросил бородатый стражник. Вероятно, он был за главного.

Амад назвал их имена, профессии, места проживания.

— Магоре? — удивился бородач, разглядывая Алексея Сковородникова, будто перед ним музейный экспонат. — С чего это его занесло к нам? У нас нет договора с ними. Кто будет оплачивать его содержание и сопровождение до Алтаря?

— Сам дойдет. Не маленький. Я могу за ним проследить.

— Ой-ли? — насмешливо протянул бородач. — Завтра отправляется последний караван. Далее начинается неделя подготовки к празднованию сбора урожая. Ты что, милейший, под шумок собрался на целый год оттянуть встречу с Создателем?

Амад прикусил губу. Услышанное его явно удивило и было крайне неприятным.

— Ну-ка, встань, милейший, — обратился бородач к Алексею Сковородникову, — и покажи мне руки.

Со тщанием стражник исследовал его ногти. Затем велел поднять руки вверх и обыскал. Алексей Сковородников не противился, изображая деревенского увальня. Желательно, конечно же, было бы узнать, имел ли бородач право столь неучтиво обращаться с путниками.

Имел, видимо, ибо удовлетворенно крякнув, сказал:

— Похож на настоящего смотрителя. Разве что глазенки бегают туда-сюда, туда-сюда. Где ты его раскопал?

— У реки. Он никак не мог научиться грести веслами.

— Шляются тут всякие. Грести даже не умеют. Он хоть соображает у тебя, что ему надо было двигать не к нам, в Кащеевку, а в Лесополье?

— Может, и соображает. Но, скорее всего, ему абсолютно без разницы: что Кащеевка, что Лесополье.

— Попадаются ж такие чурбаны… Будто малые дети. Только корми их да следи, чтоб не набедокурили. А на какие шиши, в честь чего мы будем о нем заботиться? И в Лесополье его поздно отправлять… Что делать, не пойму…

— В оплату его содержания возьмите лодку.

— Посудина, небось, держится на воде на честном слове. Сегодня-завтра затонет. Ну-ка, Боро, глянь.

— Не, лодка хорошая, — сказал Амад. — А если и появятся трещины от неравномерной сушки, так легко зашпаклюются.

Второй стражник, не выпуская из рук копья, подхватил из штатива факел и лег на причал, свесив голову, дабы лучше рассмотреть изделие Алексея Сковородникова.

— Вроде бы крепкая лодка, — сказал он.

— Ладно, идите в караулку, — снизошел бородач. И добавил со вздохом: — Ты, Боро, побудь-ка пока один.

Повернувшись, он быстрым шагом направился к ближайшему приземистому строению, очертания которого размывались в полумраке. Амад с Алексеем Сковородниковым поспешили вослед. Идти пришлось по шатким мосткам, и в темноте они несколько раз отступались, рискуя слететь вниз в нечто неприглядное — то ли в грязь, то ли в полузатопленный низкий тростник.

Бородач по знакомой дороге шел бодро, но подойдя к строению, замешкался.

Неловко потоптался у порога.

Робко постучал.

Дождался разрешения войти.

Вошел, сделав жест: подождите, мол.

После довольно долгого утомительного отсутствия высунулся и пригласил зайти.

Низкая дверь потребовала нагнутся в три погибели. Да и потолок маленькой каморки давил на голову, и Алексей Сковородников, помня обещание двигаться медленнее, не сразу выпрямился. А когда встал в полный рост и огляделся, Амад уже вовсю отвечал на вопросы. Выспрашивал его маленький лысоватый мужичок в сиреневой хламиде, сидевший на стуле с высокой спинкой за щербатым столом, единственным украшением которого — не считая оплывшей свечи и чернильницы — был толстенный свиток из хорошо выделанной кожи каких-то местных животных. Более из предметов быта в комнате не было ничего. Бородач как-то весь съежился и застыл в углу, судорожно вцепившись в древко своего копья.

— Я Ород, архивариус, — сказал хозяин, отвечая на встречный вопрос Амада. — Ваш верховный повелитель с того момента, как вы ступили на эту землю. Что я скажу, то с вами и будет. Советую отвечать мне прямо, точно, коротко и быстро. Не отвлекаться на встречные вопросы. Все, что надо, я скажу сам. В свое время. Значит, поэт, ты припозднился потому, что неделю назад познакомился с гадюкой, а затем повздорил с шакалихой?

— Да, истинная правда.

— Может, еще лекаря будешь просить несмотря на неурочный час? Или собрался проваляться здесь до очередного каравана? А может, паче чаяния, даже предложишь нести тебя к Алтарю на носилках?

— Нет, ваша милость. Я пойду сам.

— Так, может, и не было с тобой ничего? Просто напоминает о себе богатое воображение? Боар, ты осмотрел этого пройдоху? — бородач в углу пробормотал нечто нечленораздельное. Ород строго посмотрел на него, осуждающе крякнул и продолжил допрос: — Ну-ка, поэт, задери подол. Посмотрю, насколько твои слова похожи на правду.

Амад послушно поднял полы плаща. Ород, демонстративно кряхтя, выполз из-за стола и со свечой в руках, приподняв полы своей хламиды, приблизился к ним. Минут пять разглядывал затянувшиеся раны Амада. Молча вернулся на свое место.

— Виноват, Ваша Порядочность, — заискивающе защебетал из угла бородач, — мне и в голову не пришло, что такого уважаемого в прошлом человека, как поэт, можно заподозрить в какой-либо деятельности, наносящей потенциальный вред Порядочности. Вот его спутник, Олек, — иное дело. Подозрителен одним лишь тем, что здоров, как бык. Но ничего запрещенного я у него не нашел. Подумал, что…

— Плохо подумал. И не в этом дело. Молчи уж лучше, чтоб не усугублять, — сопроводил свои слова Ород небрежным жестом, словно отмахиваясь от мухи. Потом обратился к Амаду: — И когда же ты удостоился тех ран, о которых ты нам только что поведал?

Амад смутился.

— Ну, недели две назад, Ваша Порядочность, — неуверенно произнес он.

— Значит, две недели. Предположим. Новая кожа наросла за две недели? Мертвые ткани на месте укуса рассосались?

— Собирая в дорогу, в знак моих былых заслуг мне вручили сильные лекарства.

— И еды на две недели?

— В Лоскаве на одной из свадеб мне дали целый мешок пирожков. А Олек оказался хорошим охотником на зайцев.

Упала пронзительная тишина.

— Жаль, что некогда нам с вами разбираться, — сказал наконец Ород, — а то б накопали. Будем считать, что твои пустые слова приняты к сведению. Но, конечно же, в архивы эти фантазии не попадут. Завтра вы уйдете с караваном, и все ваши правды и неправды рассудит Создатель. Боюсь, незавидная участь вас ждет. Он каждому воздает по желаниям его. Ты, Боар, тоже пойдешь с караваном. Будешь следить, чтобы с этим поэтом не произошел очередной казус. Чтобы сверху ни один камень на него не свалился. А ежели камень попадет под ногу и повредит ее — будешь лично тащить до Алтаря. Ясно? Это тебе наука на будущее: опасен не тот, кто с виду страшен, а тот, кто ловко скрывает непорядочность желаний.