Мстительница - Рейнольдс Аластер. Страница 17

Я сглотнула:

– От меня, сэр… или от нас обеих?

– Я бы не стал разлучать вас. Будь все как обычно – учитывая, что мы идем под всеми парусами по намеченному маршруту, – я не смог бы вернуть вас домой. – Он кивнул на подметалу. – Ты видишь это эхо?

– Это большое пятно, сэр?

– Нет, это наша собственная тень. Подметала прикреплен к корпусу снаружи и не видит того, что скрыто за нашими собственными парусами. Четверть неба для нас потеряна, однако это на самом деле не важно: бо́льшая часть того, о чем стоит беспокоиться, может подобраться сзади, а не спереди.

Пружины скрипели под его пальцами, заставляя мышцы вдоль всей руки напрягаться.

– О чем вы, сэр?

Он коснулся пальцем края экрана:

– Вот это далекое размытое пятно – дальнее эхо от «Железной куртизанки».

– У нас неприятности?

– Вряд ли. Я достаточно хорошо знаю Джастрабарска, кража чужого трофея – не то, чем он занимается. Тем не менее он человек вежливый и ближе не подойдет. Но эта встреча дает нам шанс. «Куртизанка» только что завершила обследовать шарльеры и вернется к Тревенца-Рич гораздо быстрее, чем мы. Нам обоим это будет стоить времени, и все-таки – если я сочту, что так правильно, – можно организовать рандеву, чтобы перевезти вас на другой корабль. В Тревенца-Рич вам не придется долго ждать попутного корабля обратно к Мазарилю, и я позабочусь, чтобы у вас были средства на оплату проезда.

– Но мы только что присоединились к команде. Мы только начали осваиваться…

Он посмотрел на меня с оттенком скептицизма:

– Неужели?

– В достаточной степени, сэр. Я знаю, не надо торопить события.

– Так и есть. Как правило, к новичкам начинают относиться теплей, когда те берут на себя готовку. Даже Прозор в конце концов добреет, как только набьет желудок. Надеюсь, вы уже поняли, что мы не чудовища.

– Я никогда не считала вас чудовищами, сэр.

– Слышу в твоей фразе «но».

– Это ведь правда, что время от времени вам приходится принимать трудные решения, верно? Как с Гарваль и тем, что ее не отвезли домой, хотя она так плохо себя чувствует?

– Видимо, ты думаешь, что ее судьба мне безразлична.

Я прикусила язык, решив, что уже сказала больше, чем следовало.

– Это не мое дело, сэр.

– Но у тебя все написано на лице. Все в порядке, Фура, – говори, что думаешь. Послушай, я тебе обещаю: в конце концов мы вернем Гарваль домой.

– Но она уже не будет прежней, верно?

– Нет, но никто из нас не будет таким же, как в тот день, когда ступил на борт этого корабля. Череп свел ее с ума, но нет никого, на ком бы он не оставил какой-то след. Однако вот что тебе надо понять: покажи, на что ты способна, – покажи всей «Монетте» и мне лично – и у тебя никогда не будет более преданной команды. – Он вздохнул, как будто ему нужно было что-то сказать и он уже достаточно долго сдерживался. – Могу я говорить откровенно?

– Разве мы не этим сейчас занимаемся?

Он улыбнулся, но это была грустная улыбка.

– Когда-то у меня была дочь, и я ею очень дорожил. Она ходила со мной в рейсы куда угодно, знала корабль от парусов до трещальника. Она была примерно твоего возраста, когда я потерял ее, – и, боюсь, ты весьма мне о ней напоминаешь.

Я осторожно попыталась подобрать слова, не причиняющие боли, но это оказалось невозможно.

– Что случилось, капитан?

Ракамор снова посмотрел на подметалу:

– Погоня в кильватер. Единственная, в которой я в итоге проиграл.

– Она умерла?

– Да. Да, умерла. В тебе я вижу что-то от Иллирии, и это заставляет меня тревожиться о твоем благополучии больше обычного.

– Я не хочу возвращаться на Мазариль, капитан. Еще нет. И я знаю, что Адрана думает то же самое. Вы не должны беспокоиться о Видине Квиндаре, что бы он ни говорил. Я точно знала, что делаю, когда согласилась присоединиться к вашей команде, и, когда пройдут шесть месяцев, смогу сама распоряжаться своей судьбой.

– Твой отец может с этим не согласиться.

– Он хороший человек, сэр. Но после того, как умерла мама, он принимает одно плохое решение за другим. Это просто последнее из них, и моя решимость остаться и заработать наши призовые деньги лишь выросла. Вы же не дадите сигнал другому кораблю, верно?

Металлическая штуковина в его руке поскрипывала, пока он сжимал ее и разжимал.

– Полагаю, мы могли бы проверить, как обстоят дела, после первого же шарльера. Зная Джастрабарска, можно предположить, что он пойдет следом и будет подбирать крошки, оставшиеся после нас. – Когда Ракамор принял решение, его лицо застыло. – Мы больше не будем обсуждать этот вопрос. Я передам Квиндару через трещальник, что вы остаетесь под моей опекой. Впрочем… хочешь, чтобы я переслал пару слов вашему отцу?

– Кажется, вы говорили, что никаких сообщений не будет, сэр.

– Я сделаю исключение, Фура.

Я поразмыслила об этом несколько секунд. Мне не хотелось вести себя грубо или бессердечно. Но если отец знает, что мы живы и здоровы, этого достаточно.

– Скажите ему, что ничего не изменилось.

Только на шестой день кости снова заговорили. На этот раз Адрана получила больше, чем фрагмент. Она слушала целый диалог – двое перешептывались друг с другом – и лепетала, воспроизводя его, так быстро, как только могла.

– …приближаемся к Малграсену, нужен ярдаж. Повреждены фор- и крюйс-сол-брамсели, возможно, поддадутся ремонту… посоветуйте, как быть с затратами… – Она встряхнулась, словно отбрасывая остатки кошмара. – Ярдаж. Что это за ерунда такая?

– Соратники Хиртшала так называют такелаж, когда общаются между собой, – сказал Казарей. – А сол-брамсели – это разновидность парусов. Если только ты не слышала об этом с того момента, как поднялась на борт, то могла узнать лишь от черепа. – Он покачал головой, в равной степени удивляясь, восхищаясь и – как мне кажется – испытывая облегчение. – Я никогда в тебе не сомневался. Но мне было интересно, сколько времени это займет. Ты опережаешь меня на несколько недель!

– Давай я попробую на том же узле, – сказала я.

Ни в тот день, ни на следующий мне не удалось ничего услышать. Но на восьмой день нашего обучения, во время утреннего занятия, то холодное окно открылось и в моей голове. Я не поймала ни разговора, ни даже единственного слова, которое можно было бы пропеть Казарею. Но я почувствовала, как нечто забралось в мою голову: оно трепетало, ощущалось неправильным и неуместным, и подобного чувства я до того момента ни разу в жизни не испытывала.

Я рассказала Казарею. Он закрыл глаза с таким видом, словно его молитвы были услышаны.

– Нам еще многое предстоит сделать, но я не сомневаюсь, что капитан нашел новых чтецов костей. Вы обе измените судьбу этого корабля.

– А она нуждается в изменении? – спросила Адрана, вешая мосты обратно на стену.

– В последнее время она не так уж плоха, если честно. Однако ее всегда можно улучшить.

– Хотела кое-что спросить, – сказала я, поправляя волосы. – Я слышала, как капитан упоминал что-то про Клык, а потом он обмолвился о дочери, которую потерял из-за погони в кильватер. Одно как-то связано с другим?

Казарей выдержал паузу перед ответом. Казалось, мы вынуждаем его рассказывать о чем-то, противоречащем его характеру и здравому смыслу, о темном деле, про которое лучше не упоминать.

– Нет, – осторожно и тихо проговорил он. – Клык – это одна история, а погоня – другая. Клык – это шарльер. Там мы потеряли Гитлоу…

Я воткнула шпильку в волосы.

– Гитлоу?

Он сжал губы так, что они сморщились.

– Если хочешь знать правду, придется подождать, пока Прозор поделится ею. Ей досталось сильнее, чем остальным. – Он вздохнул. – А погоня в кильватер… Погоня случилась до того, как я поднялся на борт. Я никогда ее не видел.

– Дочь Ракамора? – спросила я.

– Босу Сеннен, – поправил он меня. – Ту, кто забрал ее у Рэка. – Он отвернулся от нас, чтобы проверить, как там череп. – И если тебе хватит мудрости, ты никогда не упомянешь это имя в присутствии Ракамора.