Не покидай меня - Климова Анна. Страница 27
Как же ему хотелось заткнуть этот красивый надменный ротик.
— Для блудливой кошки ты слишком смелая, не находишь?
— Мне совершенно плевать на твое мнение.
— Может, ты изменишь свое мнение, когда разглядишь во мне мужчину? — он притянул ее за руку к себе.
У нее на лице появилось выражение гадливости.
— Сильно сомневаюсь, что разгляжу.
— Что ж, насильно мил не будешь, как говорится. Но со мной лучше дружить. Ирочка, ты не знаешь своего Леню и старших Заботиных. В моих силах оставить от твоей жизни ру-и-ны! — Виктор с наслаждением произнес это слово, впиваясь в нее взглядом. — И никакая любовь не поможет.
— Может, с любовью у нас не все так хорошо. Но это, по крайней мере, по-человечески и понятно. И уж совсем не похоже на кражу книг из библиотеки… Леня всегда знал, что это ты. Только он себе в этом признаться не хочет. Он всегда думает о человеке лучше, чем он, возможно, есть на самом деле… Предупреждаю, не трудись приближаться ко мне и к моему дому. Не лезь туда, куда тебя не приглашают. Иначе устрою самый безобразный скандал в твоей жизни. Я это могу, поверь.
Ира скрылась в подъезде, а он еще некоторое время перебарывал серый цвет в глазах. Потом подобрал деньги и отправился прочь от дома.
Через мгновение он взглянул на знакомые окна на пятом этаже. Все тот же серый цвет…
Виктор решил, что с сейфом Олега Ивановича надо действовать быстрее. Чем быстрее, тем меньше серого цвета окажется в его жизни. Он был в этом совершенно уверен.
«Бойся меня. Бойся меня. Бойся меня», — настойчиво и нервно стучало в его голове.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
El sueco de la razyn produce monstruos[12].
Андрей
В доме после разговора с Валентиной установилась тишина. Близнецы, уезжавшие то на сборы, то на соревнования, казалось, не замечали ничего, что происходило между родителями.
Тишина не пугала Андрея. Он старался не замечать ее. Утром бегал, как обычно, завтракал, уезжал в офис. Работа и подготовка к переезду в Нижний отнимала большую часть дня, да так порой, что думать о чем-то постороннем времени у него не оставалось. Семен с расспросами не приставал, только пытался вытянуть в боулинг или в сауну «снять стресс». Добрая душа. Вряд ли Сема понимал всю сложность происходящего.
Валентина зря угрозами не разбрасывалась. Она что-то готовила в офисе. До него доходили сведения о ее наездах к бухгалтерам. Потом она потребовала отчеты по текущим проектам, которые вела фирма. Андрей не спорил и не препятствовал. Валентина несколько лет не занималась делами, отойдя в сторону еще на стадии первых крупных заказов, и что она почерпнет из нынешней ситуации на строительном рынке трудно было понять.
Через неделю Валентина забрала из частного пансиона в Монино свою мамашу. Старухе на днях исполнялось 95 лет, и она почти ничего не соображала. Может быть, жена действительно вдруг воспылала нежной заботой к матери, а может, просто хотела досадить Андрею, даже в лучшие годы едва выносившего эту склочную, упрямую до идиотизма старуху. Валентина сама за ней ухаживала, снося и каркающие ругательства, и дурное поведение. Оказалось, Валентина могла вполне спокойно пережить даже то утро, когда Нина Ивановна размазала все фекалии не только по простыням, но и по мебели в отведенной ей комнате.
Старуха лишь несколько часов в день вела себя сознательно, отдавая себе отчет в том, где находится и рядом с кем.
— Разбогатела, сучка, — иной раз ласково начинала она разговор с дочерью. — Домик отгрохала, мебель заграничная. А мать в занюханную богадельню сдала, да? И плевать, что ее там санитары-кобелюки насильничают, деньги отбирают. Сука ты сука, я ж ли тебя не рОстила, я ж ли тебя не хОлила, в попу целовала на каждый чих?
— Ты-то? — отвечала Валентина беззлобно. — Авоськой да шнуром ты меня, помню, хорошо туда «целовала». Синей ходила неделями.
— Мало ходила, — кряхтела Нина Ивановна, закутанная после ванной в банный халат с головы до пят, — если ты теперь такая курва.
— Да? А что ж теперь эта курва тебя моет, одевает, кормит? И живешь ты не в поганом доме престарелых, где пара тапок на троих, а в дорогом заведении с медсестрами? Сто пятьдесят тысяч рубликов в месяц, мамочка.
— А мне чихать, сколько. За то, что ты дышишь, никакими деньгами не расплатишься. Ведь хотела аборт сделать, да бабы отговорили.
— Я в курсе, — миролюбиво соглашалась Валентина.
— И кобеля по себе нашла. Ни доброго словечка, ни привета.
— Будто он от тебя много добрых словечек слышал…
— И не услышит!
Их разговоры не забавляли Андрея. Обычно он уходил в цокольный этаж к бильярду, или бегал, или смотрел фильмы в спальне, отгородившись наушниками.
…В условленный день, дрожа от нетерпения, Андрей приезжал в знакомое маленькое кафе и неизменно находил там Иру. Она продолжала приходить туда, хотя какая-то неуловимая печаль лежала теперь между ними. Каждый раз, когда она смотрела на Андрея, у него возникало что-то вроде сердечной боли, от которой не спастись лекарствами.
Они сидели у большого окна, за которым тихо падал снег. Ира смотрела на снег и заметила, что он кажется ей апельсиновым и теплым от света фонарей.
Троллейбусы, мчавшиеся мимо кафе, разбрасывали искры. Из-за них она каждый раз невольно вздрагивала, словно от плохого воспоминания.
Нежность к ней почти лишала дыхания. И это чувство не проходило со временем…
Они говорили о самых обычных вещах, смеясь и дурачась, кормя друг друга кусочками бисквита, уже растерзанного на тарелке их общими усилиями.
Во что они играли, во что ввязались вопреки судьбе? В свое время они поиграли в любовь и разошлись на годы. За это время каждый обзавелся семьей. А потом случайно столкнулись. Обрадовались друг другу так, словно ждали этой встречи, как несбыточного счастья. После этого закрутилось все неожиданно и странно, безумно и страстно… Разве о таком можно было жалеть?
Она любила неуловимым движением поправлять его непослушную челку, бессознательно утверждая свое право прикасаться к нему с таким нехитрым жестом внимания.
Ира смотрела на него с улыбкой, словно на ребенка. Она теребила и поправляла свои волосы плавным движением руки, отпивала из бокала вино, тихо смеялась — и все выходило как-то тревожно и растерянно. Андрей знал, что разговор о вещах, которых она боялась, неизбежен.
Они много говорили, а иногда молчали, просто глядя друг на друга, как будто искали что-то в глазах друг друга. Возможно, ответы на известные им обоим вопросы.
— Давай съедемся, Ира, — повинуясь порыву, предложил он однажды.
— Что? — она тихо засмеялась. — А Валентина и дети?
— Не говори о них.
— Почему?
— Просто не говори.
— Тогда, может быть, поговорим о моем Лене и о моих детях?
— Зачем?
— Затем, что они у меня есть, Андрюша.
Он усмехнулся, покачав головой.
— Ну что ты? — она погладила его по щеке.
— Мы могли бы уже давно быть вместе. Даже сейчас. Поедем в Нижний…
Ира ничего не ответила. Новая вспышка за окном заставила ее на мгновение зажмуриться.
— Хочешь, пересядем? — спросил он.
— Нет, не надо. Мне здесь нравится. Ты же знаешь. Я люблю сидеть у окна. Весь мир как на ладони. Знаешь, я бы и спала у окна, и готовила, и принимала бы ванну. У окна, за которым деревья и трава. И солнце. Все-все за окном.
— В нашей городской квартире я так и сделал. Валентине не нравятся большие открытые окна. Она их шторами закрывает, — сказал он.
— Ненавижу шторы, — поморщилась она. — За ними всегда что-то прячется.
— Валентина, — обронил он иронично.
Они засмеялись, уткнувшись лбами. Так просто и уютно им было вместе.
Все, что происходило до этой встречи в кафе, походило на сон. А что будет после, Андрей не имел представления. И спрашивал себя — согласился бы он пройти все заново, зная, что все закончится в этом кафе? «Наверное — да», — отвечал он своему внутреннему судье.