Загадочные расследования Вайолет Стрендж (ЛП) - Грин Анна Кэтрин. Страница 2

Петли двери заскрипели. Замок сломался, дверь с треском открылась. Миссис Хэммонд издала низкий крик. И, приподнявшись с пола, где скорчилась от ужаса, искала на лицах двух мужчин хоть некий намек на то, что они увидели в тускло освещенном пространстве. Это было что-то ужасное, что заставило мистера Сондерса выйти с криком:

— Уведи ее! Немедленно уведи ее! Отведи ее в нашу квартиру, Дженни. Она не должна этого видеть…

Не получится! Он осознал тщетность своих слов, когда его взгляд упал на молодую женщину, подходящую к нему. И теперь неподвижно стоял, молча, со страхом в глазах, глядя на нее, впервые осознав бездну человеческих страданий.

Мистер Сондерс опустил глаза. Если следовать инстинкту, то нужно как можно скорее бежать из дома, избегая вопроса в ее глазах и застывшей фигуре.

Возможно, в милосердии к его безмолвному ужасу, может быть, щадя саму себя, именно она, наконец, нашла слово, излагающее их взаимную муку.

— Мертв?

Нет ответа.

— А мой ребенок?

Этот крик! Он остановил сердца всех, кто его услышал. Это потрясло души мужчин и женщин как внутри, так и за пределами квартиры. Все смешалось. Она (жена и мать) бросилась на место происшествия и замерла рядом с невозмутимым полицейским, смотря на опустошение, произошедшее в роковой момент в ее доме и сердце.

Они лежали там вместе, им помощь уже была не нужна, оба были мертвы. Ребенка просто задушил вес отцовской руки, лежащей прямо поперек его горла. Но отец пал жертвой выстрела, который они услышали. На его груди была кровь, а в руке — пистолет.

Самоубийство! Ужасная правда. Неудивительно, что они хотели увести молодую вдову. Ее соседка, миссис Сондерс, встала на цыпочки и обняла качающуюся, ослабевающую женщину. Нечего было сказать — абсолютно нечего.

По крайней мере, так думали соседи. Ведь женщина бросилась на колени не перед мужем, а перед ребенком, вытащила его из-под душившей руки, обнимала и целовала, диким голосом зовя врача. Увидев это офицер хотел, было, вмешаться, но не нашел в себе сил, хотя и знал, что ребенок мертв, а потому по всем правилам коронерской конторы его нельзя было трогать до приезда полиции. Тем не менее, поскольку ни одна мать не поверит в смерть дитя, офицер позволил ей сидеть с ребенком на полу, пытаясь оживить его, пока отдавал приказание дворнику и ждал прибытия врача и коронера.

Она все еще сидела с широко открытыми страдающими глазами, поочередно то лаская маленькое тельце, то отводя его назад, чтобы посмотреть на крошечное личико младенца, пытаясь увидеть хоть какой-то признак жизни. Пришел доктор, и, взглянув на ребенка, мягко забрал его, положив тихо в кроватку, из которой отец, видимо, достал его, незадолго перед этим. Затем врач повернулся к женщине, которая едва стояла на ногах при помощи двух поддерживавших ее друзей. Поняв его действие, без стона приняла свою судьбу, казалось, она не могла ни говорить, ни что-либо делать. Вдова смотрела на тело мужа, которое впервые увидела полностью. Была ли у нее какая-то печаль или обида за ту роль, которую он так непреднамеренно сыграл в смерти своего ребенка? Трудно было сказать. И когда, медленно поднимая палец, она указала на пистолет, который он так крепко сжимал в другой протянутой руке, никто из находившихся в комнате людей, а к тому времени их собралось там предостаточно, не мог предсказать, какими будут ее первые слова, после того как ее речь восстановится, и она сможет говорить.

— Где пуля? Неужели он выстрелил из пистолета?

Вопрос был явным бредом, на который никто не ответил, что, казалось, удивило ее, хотя она ничего не сказала, пока ее взгляд не прошелся по стенам комнаты, остановившись на открытом окне. Ночью его нижняя створка была полностью поднята.

— Там! Посмотрите туда! — воскликнула женщина с проступившим акцентом и, подняв руки, впилась мертвой хваткой в поддерживающих ее.

Никто ничего не понял, но, естественно все бросились к окну. Перед ними раскинулись просторные поля, еще не разбитые на участки и не застроенные. Но люди смотрели не на них, а на крепкие решетки для виноградной лозы. Сейчас, когда поддерживать было нечего, прутья решетки образовывали настоящую лестницу, ведущую от земли к окну.

Привлекала ли она внимание к этому факту? И были ли ее слова выражением другой идеи, чем очевидность самоубийства?

Если да, то до какой степени воображение женщины может дойти, так или иначе, казалось, это отразилось на лицах присутствовавших. Вдруг, к своему великому изумлению, они увидели, что офицер, который до сих пор выглядел спокойным, переменил свое положение и с удивленным возгласом направил свой взгляд на часть стены, видневшуюся из-за полога кровати. Зеркало, висящее там, имело звездообразную дыру, такую, которая появляется от пули или яростно брошенного камня.

— Он произвел два выстрела. Один сюда. Другой в себя, — высказал свое мнение офицер.

Мистер Сондерс вернулся из дальней комнаты, куда он помогал отвести миссис Хаммонд, посмотрел на разбитое зеркало и сказал:

— Я слышал только один, когда этот бедный младенец разбудил меня. Дженни, ты слышала несколько выстрелов? — спросил он, поворачиваясь к жене.

— Нет, — ответила она, но не с той готовностью, которую он, очевидно, ожидал. — Я слышала только один, но что-то было не совсем обычное в его звуке. Я привыкла к оружию, — пояснила она, обращаясь к офицеру. — Мой отец был военным, и он очень рано научил меня заряжать и стрелять из пистолета. Но этот выстрел имел продолжительный звук. Что-то вроде эха самого себя, следуя за первым звуком. Разве ты этого не заметил, Уоррен?

— Я помню нечто подобное, — согласился ее муж.

— Он стрелял дважды и быстро, — сдержанно вмешался полицейский. — Мы найдем пулю за этим зеркалом.

Но когда по прибытии следователя было проведено исследование зеркала и стены позади него, пули не было обнаружено, ни там, ни где-либо еще в комнате, кроме как в груди мертвеца. Только один выстрел был произведен из его пистолета, как свидетельствовали пять находящихся в нем пуль. Случай, который казался таким простым, имел свои тайны, но утверждение, сделанное миссис Сондерс, больше не имело веса, и не было доказательств, предлагаемых разбитым зеркалом, которые считались, бесспорно, установившими факт того, что в комнате был произведен второй выстрел.

Тем не менее, было также очевидно, что пистолетный выстрел был произведен, издалека. На пижамной куртке и теле убитого не было никаких следов пороха, но пуля была выпущена из пистолета, который он держал в руке. Таким образом, аномалия столкнулась с аномалией, оставив открытой еще одну теорию: пуля, найденная в груди мистера Хэммонда, выпущена из окна, и тот, кто его застрелил, ушел через него. Но это требовало бы, чтобы выстрел был произведен не с того места, где убитый был найден. Но его рана была такой, что с трудом можно было поверить, что убитый мог двигаться.

Тем не менее, поскольку следователь был добросовестным и внимательным, он предпринял самый серьезный осмотр земли под вышеупомянутым окном. Обыск полиции был безрезультатен, за исключением того, что привлек внимание людей по соседству, рассказавших о человеке, которого видели ночью, пересекающим поля в большой спешке. Но поскольку никаких дальнейших подробностей не поступало, и даже не было описания этого человека, по которому его можно было бы опознать, не было никакой зацепки в этой истории, если бы не выяснилось, что в тот момент, когда сообщение об этом дошло до ушей миссис Хэммонд (почему всегда находится кто-то, кто передает эти сообщения?) Она очнулась от оцепенения, в которое впала, и диким голосом воскликнула:

— Я знала это! Я ожидала этого! Муж был застрелен через окно этим негодяем. Он никогда не стрелял в себя, — эти заявления, затихая, переходили в непрерывный крик. — О, мой малыш! мой бедный ребенок!

Такие слова, несмотря на то, что это плод домыслов, заслуживали какого-то внимания, подумал следователь, и при первой же возможности, едва женщина пришла в себя и немного успокоилась, чтобы ответить на его вопросы, он спросил ее, кого она имела в виду под словами «Этот негодяй» и по какой причине приписывает смерть мужа чему-либо другому, кроме его собственного отвращения к жизни.