Наследник для чужого мужа (СИ) - Шайлина Ирина. Страница 13

Я на удивление не выспавшаяся, на мир смотрела недобро. Осознание того, что во мне, по какому-то недоразумению вполне может жить три эмбриона, причём не моих эмбриона оптимизма не прибавляло. А у Юльки глаза лихорадочно блестят, словно у наркоманки получившей дозу, но взгляд она отводит, заставляя меня снова гадать, о чем же они говорили этой ночью.

— Тебе нельзя вставать! — воскликнула Юлька, стоило мне лишь приподняться на постели.

— Сколько мне теперь лежать? Ближайшие полгода? — недоуменно посмотрела я на сестру. — Может ноги кверху задрать, чтобы точно? Или не знаю, вагину зашить, чтобы тоже наверняка…

Юлька усилием воли усадила себя на ту же табуретку, на которой ночью её муж сидел. Вздохнула, видимо, заставляя себя успокоиться, только потом заговорила, спустя пару минут.

— Пару дней, Влада. Пожалуйста. Ты даже не представляешь, сколько это для меня значит. Я решила, что этот шанс последний. Я… мы не можем его упустить…

Я снова уступила, поклявшись, что это в последний раз. В конце концов я согласилась выносить их ребёнка, если беременность состоится, но не подписывалась на жизнь прикованного к постели человека. Во мне слишком много жажды жизни чтобы ограничивать себя одной лишь постелью. Да, я не смогу танцевать и пить маргариту, но при мысли о том, что я даже мороженку в сквере съесть не смогу, вовсе выть хочется.

Мы не поехали домой, ни ко мне, ни к Юле. Квартира была съёмной. Чистенькая, со свежим ремонтом нарядная однушка недалеко от клиники. Вставать мне естественно не позволили, я сидела в инвалидной коляске. Юлька наверное зубами скрипела, каждый раз, когда коляска подпрыгивала, будь то порожек под колесами или стыки пола, боясь, что её драгоценные эмбрионы из меня выпадут. В постель меня переложили с такой осторожностью, словно я хрустальная. Юлька рук не марала, процессом руководили дорожная сиделка и мужчина, который нас и привёз.

Юрки не было. Я поневоле задумалась, а много ли ему достанется самого ребёнка, которого я рожу? Юля с маниакальным упорством старается сделать все, предвидеть даже то, что кажется невозможным, а мужа просто оттесняет в сторону. Интересно, он это чувствует?

— И чем мне заниматься? — скептически поинтересовалась я у сестры.

— Я тебе книжек принесла… простых, бумажных, все же, влияние мобильных телефонов на плод не изучено в полной степени…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я вздохнула и взяла книжку. Юлька ушла на работу, оставив меня один на один с моей сиделкой и тишиной незнакомой квартиры. Мне было хреново. Непонятное состояние похмелья, которому неоткуда взяться, ибо после той встречи с Юркой я не пила. Какой-то недосказанности, или даже словно я не сделала нечто важное, упустила. Хотелось встать, идти, неважно куда. Даже на работу, пусть и раздражают коллеги, но там хоть жизнь… Люди разговаривают, жужжат компьютеры, то и дело раздаётся смех и неважно даже, над чем или над кем смеются. А здесь… у бабушки на кладбище пожалуй веселее. Одна радость — катетер извлекли. Правда вставать все равно не позволили. Я хотела встать сама, плевав на Юльку, на Юрку, который мог хотя бы позвонить, чтобы узнать, как у меня дела, но… Стыдно было перед теми, кто сейчас в моей матке. Их трое или кто-то из них не смог, не справился? Или… всех троих уже нет? При мысли о том, что возможно я являюсь кладбищем не только Юлькиных надежд, но и вполне реальных клеточек, из которых могли бы вырасти настоящие, живые люди становилось жутко. И почему-то разбирал нервный смех, от которого невозможно было отвязаться, и тогда я ловила подозрительный взгляд сиделки.

Мне так и хотелось сказать — да, вам досталась чокнутая мамаша. Дура, чего с меня взять. Сами настаивали, терпите теперь. Я вам в инкубаторы не напрашивалась. Во зрел протест против того, что происходило, но мелкие…. Они же не виноваты.

Моя сиделка, имя которой я так и не запомнила ушла утром, вместо неё явилась Юлька. Принесла хрустящих бумажных пакетов из дорогого супермаркета, поглядела на меня тем же лихорадочно шальным взглядом, что и вчера, но сегодня пожалуй шальных ноток в нем больше.

— Ты чего-нибудь хочешь? — с надеждой спросила она. — Я икры купила. И свежих фруктов. Может яблочко?

— На улицу хочу, — честно ответила я. — Подальше от этой тюрьмы. Юль честно, мне кажется в моей квартире шансов у эмбрионов будет ровно столько же.

— Там соседи, — прошептала она. — Они все поймут, а потом все будут знать, что я настолько никудышная, что даже ребёнка за меня родила сестра…

— Тебе так важно это?

— Не знаю уже, ничего не знаю… Наверное.

Юлька открыла одну из принесенных вчера книг и сделала вид, что углубилась в чтение. Но я видела, что наверняка она и слова не поняла из прочитанного, явно не это её сейчас волнует. И бесёнок внутри меня, а может ёжик, которого во мне только Юлька и видела, подзуживает — ну спроси, спроси… Хуже уже не будет, подумаешь… Да и не имеет ли права на блажь практически беременная чужим ребёнком женщина?

— Юль, — наконец решилась я, сестра с облегчением оторвалась от книги, но оно будет не долгим, её облегчение. — О чем вы с Юрой говорили в ночь после оплодотворения?

Юлька поднялась так резко, что уронила сумочку, которую присторила рядом с собой, она упала на пол, содержимое высыпалось. Но оно даже рассыпалось красиво, аккуратной кучкой, не как у меня. У меня обертки от конфет или жвачек, пара ручек, которые уже не пишут, исписанный блокнот, россыпи таблеток, которые уже и непонятно от чего и зачем, просто руки не доходят все выбросить… У Юльки всп чистенькое, блескучее, никаких тебе крошек… И тараканов в голове наверное тоже не имеется. Я усилием воли отвела взгляд от откатившегося в сторону тюбика губной помады — Юлька его не заметила, он так и остался сиротливо лежать брошенный и ненужный.

— Да, мы говорили о тебе, — спокойно ответила сестра. — Ты это хочешь услышать? С самыми мерзкими подробностями? А я вот не хотела. Ты же… возможно беременна. Хотела оградить тебя от стресса. Давай, спрашивай, Влад. Чего именно тебе хочется услышать. Как он на меня кричал?

Юля взяла себя в руки, снова села у моей постели, чинно, спокойно, словно на светом рауте. Улыбнулась. Только глаза… страшные. Или они всегда такие у неё были? Теперь я чувствую себя неловко, плохой, стервой, которая лезет в чужие дела. Моя почти беременность вовсе не оправдание…

— Прости…

— Нет, все в порядке. Ты же теперь почётная матка нашей семьи. Тебе даже семейную реликвию в виде старой бечевки доверили. Так что и нашу грязь всю принимай, если уж так до неё охоча…

— Хватит! — не выдержала я. И неосознанно запястье с браслетиком-веревочкой прикрыла. — Не нужно… передергивать. Если бы не ты, меня бы вообще здесь не было! А я… я просто пытаюсь тебя понять! Ты совсем чужая мне, понимаешь? Я хочу понять и себя, зачем я вообще на это согласилась? Я… домой хочу.

Юлька ушла в ванную. Дверью хлопать не стала, леди же. Тем более сталь дала слабину — Юлька вспылила. Удивительно, но такой она мне ближе, чем равнодушно хладнокровной. Мы в жизни с нею не спорили даже, а тут практически ссора. Короткая, но грязная. Обидная. Мои чувства двояки, разобраться я в них не могу. С одной стороны мне нравится Юлькин гнев, а с другой… ну, обидно же. Я не почётная матка, я почётная дура, осознание этого выбешивает. В ванной вода течёт, планировка квартиры пусть и улучшена, но слышимость отличная. Может она и плачет, моя сестра? Я бы пошла её утешила, но не оценит… я же инкубатор, мне вставать не положено.

— Извини, — сказала Юлька. Глаза не красные, поди пойми, плакала или нет. — Ты не должна была этого видеть. Всё отлично. Светлана скоро вернётся, я на работу. Будь умницей.

Вот это будь умницей меня и добило. Дверь приглушенно хлопнула, закрываясь за Юлей. Я хотела подняться сразу, но чёртово чувство ответственности… мелкие же не виноваты, что взрослые такие идиоты, которые даже поговорить нормально не могут. Полезла в интернет. Все сайты, как один твердили — лежать не обязательно. Я запуталась. И паранойю сестры прекрасно понимала, и представляла, каково это, когда от тебя ничего не зависит. И сидеть в этой клетке я больше не могла тоже.