Страж империи (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 41

– Вот это уже действительно странно, – послышалось в трубке. – Однократный прием дает эффект в течение примерно трех дней, с пиковыми показателями в первый. За три месяца ему понадобилось бы тридцать доз… Невозможно. Даже будь он устойчив к побочкам – украсть тридцать доз не смог бы ни один человек в лаборатории, это мы проверили. Две-три – еще реально, но тридцать… На всякий случай держите его в поле зрения, так сказать, пока мы будем копать всю его подноготную…

– Хм… Знаете, у меня есть идея, как вывести его на чистую воду. Этот ваш допинг при однократном применении безвреден?

– Абсолютно. Однократный прием совершило более пятидесяти подопытных, включая самих разработчиков, за период в три года. Никто не пострадал, никаких последствий.

– Если вы дадите мне одну дозу, я тайком дам ее Добровскому. Если он без допинга – будет резкое повышение результативности. Если он и так с допингом, неважно с каким – будут проблемы от двойного допинга, или в лучшем случае результативность не вырастет. Так мы точно узнаем, в допинге дело или в его собственных способностях.

– Я передам вашу идею своему шефу, мы сообща ее обдумаем. Запишите мой номер, с которого я звоню, и держите меня в курсе, если что.

– Принято.

Я отключился и спрятал телефон в карман.

– Добровский на допинге? – полувопросительно сказала Скарлетт.

– Предположительно, так как в его прежней учебке он звезд не хватал по физе, а на тестах вот так взял и за нефиг делать прошел тест, рассчитанный на подготовленного военного. Причем эсбэшник подозревает в нем шпиона, потому что допинг-тест Добровский прошел успешно. Вероятно, у него секретный препарат, который не обнаруживается на допинг-контроле.

Скарлетт притормозила на повороте и сказала:

– Идея давать курсанту хрен знает что плоха. Во-первых, а точно ли это эсбэшник звонил? Во-вторых, даже если эсбэшник – то точно ли все так, как он говорит? Что, если это операция по дискредитации проекта?

Я кивнул:

– Согласен. Поэтому вначале опробую полученный препарат на том, кто мне его принесет.

На контрольно-пропускном пункте лом вызвал закономерное недоумение охраны. Офицер недоверчиво косился на меня и вертел лом в руках, пытаясь понять, что же это на самом деле.

– Если вы думаете, что это замаскированный под лом опасный предмет, – ухмыльнулся я, – то можете оставить его себе, а мне дать другой. Я уверен, что где-нибудь во дворце найдется обычный железный лом.

Офицер чуть подумал и отправил своего подчиненного за ломом, решив, что лучше перестраховаться.

Пресс-конференцию устроили в небольшом боковом зале для малых приемов. Тут собралось прессы человек тридцать, и в первом ряду я увидел Роксану собственной персоной. Интересные обычаи: на презентации по военной тематике пускают журналистов из глянцевых журналов? Забавно. Я, впрочем, только рад.

Мы со Скарлетт прошли к нашим местам напротив журналистской братии и сели, я улыбнулся и подмигнул Роксане, которая сразу же покраснела.

– Приветствую, – начал я. – Сообщаю, что вчера мы провели первые учения в условиях, максимально приближенных к боевым. Учения прошли успешно. Можете задавать вопросы.

Вопреки моим ожиданиям, репортеры не стали наперебой выкрикивать вопросы: видимо, у вхожих во дворец есть некие правила «для своих» и определенная профессиональная культура.

– Если моя информация верна, вы провели учения посреди города, не уведомив городские власти и полицию, – сказал один журналист.

Я ухмыльнулся:

– Повторюсь: максимально близко к боевым условиям. Вы когда-нибудь слыхали, чтобы одержимые заранее предупреждали о своем визите кого-либо?

– И вам не кажется, что устраивать в городе беспорядок и панику – перебор? Мэр города и начальник полиции уже высказались крайне негативно о ваших учениях, особенно их задело ваше обхождение с полицейскими, одним из которых вы закрылись, как щитом.

– Я считаю, что такие учения надо устраивать в каждом населенном пункте, и как можно чаще, – возразил я. – Для блага самих горожан. Во время учений, убегая от группы зачистки, я наблюдал совершенно неадекватную реакцию окружающих. Люди просто не знают, как необходимо вести себя в подобных ситуациях.

– Что вы имеете в виду? – спросила репортерша в очках.

– Например, когда вы услышали крик «это зачистка!» – необходимо как можно быстрее покинуть место, где вы находитесь, в направлении, противоположном крику. Десятки, а то и пара сотен горожан этого не сделали – и это большой минус мэру. Людей надо учить, как правильно действовать, проводить занятия по гражданской обороне. В Аркадии это, между прочим, норма. И если вы видите человека, бегущего ненормально быстро – разумнее всего будет как можно быстрее убежать подальше, не разбираясь, кто этот бегун, потому что с очень высокой вероятностью это может оказаться одержимый. Что касается начальника полиции – на его месте я бы молчал в тряпочку и не шумел. Те двое полицейских вели себя беспечно и даже не держали дистанции, оттого и попали под залп оба. А надо было держать. Про то, что патрули начали стягиваться с опозданием, я вообще молчу.

– Прошу прощения, – сказал кто-то из заднего ряда, – мы с коллегами провели вчера подсчеты, камеры просмотрели. Ваши курсанты условно «убили» двадцать шесть гражданских. Вы считаете это успешными действиями?

Вот же зараза… Ладно.

– Тому есть объективные причины. Вы не учли, что на учениях применялись пневматические маркеры – они стреляют тихо. Если б стрельба велась из огнестрела – прохожие быстро бы разбежались в панике, картина совсем другая была бы, и убитых было бы меньше… от пуль, по крайней мере. Будь там настоящий одержимый – могло быть погибших не двадцать шесть, а куда больше, с учетом беспечности горожан. Ну и наконец – когда в прицеле одержимый, боец обязан стрелять, не заботясь о возможных жертвах, в том числе и сквозь живой щит. Статистика неумолима: зачистки очень часто идут в людных местах, а попытки избежать жертв среди населения оборачиваются еще большими жертвами более чем в восьмидесяти процентах случаев. Если не убить одержимого при первой же возможности – жертв будет больше.

– А как вообще вы оцениваете нынешний уровень боеспособности ваших курсантов? – задал вопрос самый первый журналист.

Я приподнял брови:

– Странный вопрос. У них в прошлом – от года до трех в училищах, не всегда профильных, а я обучаю их всего-то три месяца. Меня самого четыре года готовили, между прочим. Какой боеспособности вы ждали от зеленых новичков?

– Пожалуй, я неверно сформулировал… Как вы оцениваете их прогресс? Как скоро ваше подразделение сможет, так сказать, проявить себя в деле защиты страны от потусторонней дряни?

– О, да хоть сегодня вечером. Давайте я вам кое-что объясню… Понимаете, я не для того их учу, чтобы они пошли в бой – а для того, чтобы пошли, победили, выжили и повторили с начала. Пойти в бой может кто угодно, для этого не нужна никакая подготовка – только достаточная отвага. Для всего остального нужно очень много чего. Помните последний инцидент с моим участием? Там взвод спецназа был – и они потеряли шесть человек. Спецназ, понимаете? Я в целом высокого мнения о качествах сиберийского спецназа – но это если сравнивать с другими спецназами. Если сравнивать с тем же одержимым – там их уровня оказалось недостаточно, чтобы победить без потерь. А спецназ, если вы не знали – это бойцы, которые отслужили три года, затем прошли отбор и еще три года подготовки и стажировки – и только потом солдат официально становится спецназовцем. Если курсант идет в спецназ целенаправленно – он учится в училище пять лет. Конечно, в моей учебке все намного жестче – но быстрых чудес не ждите.

– Понятно. А как вообще прошли учения? Курсанты выполнили задачи?

– И да, и нет. С задачей поразить условного противника четыре раза они не справились – условный противник оказался слишком хорош и получил лишь три попадания. Но если бы это были реальные боевые условия, а я – настоящим одержимым… Я бы сыграл в ящик много раз. Это от маркера я могу увернуться или закрыться полицейским, а от залпа «потрошителей» мы оба разлетелись бы в клочья. У маркера вначале хлопок, потом прилетает шарик, а у «потрошителя» вначале прилетает пуля, и тогда выстрел услышать уже не успеешь. В целом же, меня радует прогресс курсантов. Точнее, даже не столько прогресс, сколько стойкость. Я боялся, что уже через пару недель большинство разбежится – не разбежались. Я закручиваю гайки – пока держатся. Вопрос не в том, насколько быстро они пройдут путь – а в том, дойдут ли до финиша. Из того, кто выдюжит и не сломается, я сделаю кого-то вроде себя. Рано или поздно.