Страж империи (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 67

Он удивленно приподнял брови – причем почти естественно:

– Давление? Я похож на человека, способного оказывать давление?

– Вы – нет. Тот, кто вас послал – вероятно, да.

«Учитель» покачал головой.

– Я, вообще-то, сказал «поговорить», а не «провести переговоры». Это очень разные понятия, по крайней мере в сиберийском языке.

Я снова ухмыльнулся:

– Называйте как хотите, но разговор с удержанием заложника – не разговор. И – нет, я не поддаюсь на давление и не договариваюсь с врагами. Что-нибудь скажете перед тем, как я сломаю вам несколько костей, отволоку в подвал моей части, вызову СБ Дома Корванских и до их прихода отделю от вашего тела достаточно кусочков мяса, чтобы вы согласились рассказать абсолютно все?

Он вздохнул:

– Очень предсказуемый ход мысли. Именно поэтому я не знаю, ни кто похитил госпожу Корванскую, ни где ее держат. Я – просто винтик, и моя единственная задача – сделать так, чтобы разговор состоялся. Конечно, в случае с удержанием заложника разговор – да, я под словом «разговор» понимаю именно разговор как процесс добровольного обмена информацией – нетипичный поворот, но… все обстоит так, как я сказал. Вам позвонят, вы поговорите с собеседником, или просто выслушаете его рассказ. Возможно, зададите вопросы – я уверен, у вас они появятся. После того, как разговор подойдет к своему логичному завершению, госпожу Корванскую отпустят.

Я хмыкнул.

– Погодите. Этот самый собеседник, имея мой телефон, мог бы просто позвонить мне, вместо того чтобы похищать Роксану. Вы понимаете вообще, насколько бредово звучит ваша версия?

Он покачал головой:

– Напротив, все очень логично. Вы в некотором смысле все же правы, если ну очень точно следовать определениям. Да, заложницу похитили, чтобы оказать давление, и я только что сообразил, что да, как ни странно, прямо сейчас я оказываю на вас давление. Видите ли, ваш потенциальный собеседник не мог просто так взять и позвонить вам. Вы бы не стали с ним говорить добровольно, вот в чем беда.

Я принялся мысленно перебирать варианты – и быстро сдался.

– Признаться, я ума не приложу, кого же я так сильно ненавижу, что отказался бы с ним говорить. Кто это?

«Учитель» грустно улыбнулся:

– Он сам вам скажет. Но вообще-то, господин Терновский, вы в душе знаете ответ на этот вопрос. Подумайте, с кем вы никогда в жизни не говорили и даже не стали бы говорить – и поймете. Собственно, засим моя роль выполнена. Сейчас я выйду отсюда и дам знать, что вы готовы поговорить. Не сразу, а когда удостоверюсь, что за мной никто не идет. Если же вы утащите меня к себе в подвал… Увы, я не смогу сообщить ничего, что поможет отыскать Роксану… но этого и не требуется. Сама найдется. Правда, тогда вам вряд ли будет приятно встретиться с ней… Вернее, уже не совсем с ней.

И тогда я все понял.

– Культист, – выдохнул я.

Он достал из кармана купюру и положил ее под чашку.

– Не думаю, что это слово корректно по отношению ко мне. Обычно под ним подразумевают последователя религиозного культа – но я никому не поклоняюсь, не возношу молитв, не приношу жертв. Я на сто процентов неверующий человек. Но если под этим словом подразумевать запрещенное политическое течение, скажем так – тогда да, я культист. И маленькая просьба. У вас есть несколько минут перед звонком – пожалуйста, потратьте их на медитацию или тому подобную практику. Очистьте свой разум от гнева и прочих эмоций. Тот, кто хочет с вами поговорить, не желает быть вашим врагом. Равно как и чьим-либо еще. Он не виноват, что все считают его таковым, и старается это исправить. Всего доброго.

И он пошел на выход, не оглядываясь.

Итак, со мной хочет поговорить глава некоего культа, назовем его так с теми или иными оговорками… С учетом того, что пока что ни одна спецслужба мира не может похвастать диалогом с культистом высокого ранга – этих типчиков, надо отдать им должное, взять живыми практически невозможно, а те, которые оказываются перед лицом неизбежного пленения, предпочитают убивать себя – мне выпадает весьма уникальная возможность… Разумеется, при условии, что это действительно кто-то из «Детей Нагаша» и тому подобных организаций, а не подставное лицо. С другой стороны, похищение дворянки – это тяжелейшая статья, и ради шутки на такое точно никто не пойдет. Кто еще остается? Операция по моей дискредитации либо другая каверзная интрига, проведенная на высочайшем уровне кем-то очень влиятельным.

Признаться, тут я немного в растерянности – но пусть меня не учили, что делать в таких случаях, зато я знаю, кого учили. У меня остается еще немного времени…

Я вынул телефон и набрал номер того самого агента, с которым сотрудничал по делу Добровского.

– Алло, это Терновский!

– Слушаю вас, – раздался в трубке знакомый голос. – Случилось что?

– Поставьте на прослушку телефон, с которого я вам звоню! Срочно, у вас считанные минуты, если не секунды!

На той стороны послышалось сдавленное поминание Чужака:

– Есть проблема, это не делается по щелчку пальцев, к тому же на служебный телефон государственного служащего…

– Линкор вам в бухту! Вас об этом просит сам госслужащий! Материтесь, угрожайте поиметь в глотку или убить любимую собаку, но заставьте кого надо записать разговор! Отследите, кто и откуда звонит! Это вопрос госбезопасности! До звонка остаются секунды, может, пара минут! Я затяну как смогу! Не теряйте времени!

Я отключился и сделал глубокий вдох-выдох. Так, я должен быть совершенно спокоен. Маловероятно, что они отпустят Роксану живой: риск, что отпущенный заложник даст зацепку, слишком велик, а статья о похищении дворянки – сущий пустяк для того, кого и так не будут брать живым. А раз так – то эти зацепки должен найти я, чтобы найти ублюдков и расквитаться. И сейчас мне нужны все возможные ресурсы моего разума, все мои внимательность и проницательность, все критическое мышление без остатка. Впервые я сталкиваюсь с противником не лицом к лицу – и потому должен очень постараться, чтобы личная встреча состоялась впоследствии.

Прошло две минуты, которые я провел в созерцании пустынной улицы, потягивая лимонад из банки, а затем лежащий на столике телефон зазвонил.

– Алло?

– Я говорю с Александером Терновским? – послышался в трубке негромкий неторопливый голос.

– Именно так. Вы, полагаю, своего имени не назовете?

– У меня нет имени… собственного, по крайней мере. Может, ранее оно было – но теперь я им не обладаю. А то, под которым известен людям, я действительно не назову… из соображений собственной безопасности.

Я удержался от смеха, но не от усмешки: этот клоун действительно думает, что я поверю в такую небылицу? Провокатор, никаких сомнений.

– Вы серьезно?

Моего собеседника это внезапно слегка смутило.

– Мне казалось, я не сказал ничего несерьезного… Или дело в голосе?

– Дело в содержании сказанного. Вы сейчас пытаетесь убедить меня, что вы… эфириал?

– Я им был… пока не обрел физическое тело.

Я сдержанно засмеялся.

– Не знаю, в чем был ваш план, – сказал я, – но он потерпел фиаско на первом же, если не считать похищения дворянки, этапе – заставить меня поверить в эту веселую небылицу. С кем-то другим, может быть, номер имел шансы удаться, но вы пытаетесь выдать себя за одержимого перед человеком, который много раз встречался с ними лицом к лицу, и очень хорошо знает, что они из себя представляют.

– И сколькими словами вы с ними обменялись?

– Тремя, да и то в одностороннем порядке. «Сдохни, мразь, сдохни». Правда, не уверен, что он их слышал, потому что я сказал их где-то на двенадцатом ударе, а голову ему раскроил третьим.

– Иными словами, вы очень хорошо знаете, что мне подобные представляют из себя как противники. Но больше вы не знаете о нас почти ничего.

Я снова засмеялся.

– Ну, в общем-то, вы правы. Но сразу риторический вопрос: а зачем мне знать что-то еще? Он риторический по той простой причине, что я не верю в вашу версию. Я знаю, как ведут себя одержимые, я знаю, как их находить, выслеживать, как загонять в угол и уничтожать. Я знаю, чего от них можно ждать, а чего – нельзя. Попытка поболтать по душам – из второй категории. У одержимых, знаете ли, души нет – лишь жажда разрушения да инстинкт самосохранения.