Страж империи (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 74

Лысый поколдовал над своими приборами минуты три и сообщил:

– Отметка «девяносто». Калибровка завершена.

«Безумный» манипулятором убрал колбу на место и сообщил:

– Теперь необходимо поместить образец в центр.

– Это мне туда на стол забраться? – спросила Роксана.

– Упаси Создательница, диска даже не касайтесь. Для этого кран есть.

С потолка на пол с жужжанием опустилась люлька.

– В нее забирайтесь.

– Да уж, – почесала затылок Роксана, – как-то это унизительно… Хоть бы мостик какой сделали…

– Уж извините, – ответил лысый, – все рассчитано на случай, если живой образец ведет себя буйно и агрессивно. Признаться, вы тут едва ли не первая живая испытуемая, которую не привезли обмотанную цепями, и вообще от меня ускользает смысл проведения теста на человеке, который добровольно пришел своими ногами и говорит связно и внятно. С нашей сугубо научной точки зрения то, что мы собираемся делать – пустая трата времени и электричества. Но раз позвонили из министерства – ладно, делаем, наверху виднее. В конце концов, на то они и вбухали кучу миллионов в постройку установки – тесты проводить.

Я помог Роксане улечься в люльку, кран у потолка подтянул ее наверх, по рельсе переехал в центр зала и спустил на каменный стол.

– Начинаем поиск совпадения. Это не больно и не долго…

Гранитный диск снова начал вращение с негромким скрежетом и потрескиванием разрядов в его недрах. Установка Вогта-Ефремова – один из многих загадочных образцов техномагии, даже ее создатели так и не сумели понять, как она на самом деле работает.

Первоначально сии ученые мужи пытались на основании технологий свартальвов собрать машину для судмедэкспертов, которая бы определяла неопознанные трупы и останки: свартальв-беглец, продавший им чертежи, утверждал, что приспособление способно установить точную взаимосвязь между личной вещью и останками, если эти останки принадлежат владельцу вещи.

Однако должным образом воссоздать технологию темноухих у Вогта и Ефремова не получилось. Но после пары лет работ и экспериментов совершенно случайно выяснилось, что механизм всегда показывает соответствие между двумя любыми фрагментами тел двух разных одержимых. Так появился тест Вогта-Ефремова, давший начало множеству исследований в этой области.

Минут через шесть диск остановился, поерзал туда-сюда, а затем лысый сообщил:

– Установлено точное совпадение. Отметка «семь» – стопроцентно человек.

– Простите, – сказал я, – а это вообще как? Что за отметки? Тест же показывает только «положительный» или «отрицательный» результат?

– Вы немножко отстали от научного прогресса, причем лет на двадцать, – сказал лысый. – У нас усовершенствованная установка с универсальным блоком Эндрюса и шкалой Дойла-Альтинга. Вижу по вашему лицу, вам это ничего не говорит… В общем, я не буду перечислять все тонкости и недавние научные открытия – но в сугубо практическом плане мы берем ткань одержимого и устанавливаем степень точного соответствия. Шкала Дойла с поправками Альтинга показывает от восьмидесяти до ста, в среднем девяносто – диапазон одержимого. Два любых калибровочных эталона показывают этот диапазон соответствия. И если вы принесете свежеотрубленную часть одержимого – будет тот же диапазон. Далее, идет интервал сорок-шестьдесят. Такое соответствие показывает ткань Порчи. Есть еще так называемый «остров Альтинга» – между двадцать девять и тридцать один, это тоже стопроцентно Порча. И есть промежуток от нуля до двадцати – такое соответствие, а точнее, его отсутствие, указывает на человека. Разумеется, если в качестве калибровочного образца возьмем человеческую ткань – то получим совпадение примерно в диапазоне девяносто плюс-минус. Кстати, по сравнению с образцом человека уже образец одержимого покажет от нуля до двадцати. Забавно, правда?

– Да уж, – согласился я. – А что между этими диапазонами? Ну там, порча заканчивается на шестьдесят, одержимый начинается на восемьдесят – а если семьдесят?

– Ответ на этот вопрос принес бы мне докторскую степень. Для эталона семь-два не подобрано соответствие с таким значением. Симон, верни нашу подопытную обратно.

Кран загудел, я не стал дожидаться, пока он опустится полностью, и вынул Роксану оттуда.

– Ну вот, теперь я это скажу: я безумно рад, что обратно вернулась именно ты.

– Наконец-то.

– Все, парни, отбой, зачистка не состоялась – и хвала небесам.

– Да-да, были рады помочь, – улыбнулся лысый. – Министру передавайте наше почтение.

И тут у меня мелькнула внезапная мысль.

– Так, секунду, господа ученые. Давайте науки ради еще один тест проведем. Аристарх, подержи.

Я вручил ему «кишкодер» и с места перепрыгнул диск, оказавшись на каменном столе.

– Давайте, запускайте.

Гранитное кольцо в очередной раз пришло в движение и скрежетало дольше, чем в прошлый раз.

– С вами все куда забавней, – промямлил, наконец, лысый. – Установка не находит точную отметку, показывает диапазон между девятью и двадцатью шестью… Вы же проходили специальную обработку, да? Вы притупленный?

– Точно.

– Ух-х! Вот это уже интересно! Жаль, у нас нет калибровочного образца такого же типа… Слушайте, господин Терновский, как насчет завещать науке хотя бы часть своего тела, а?

– Я подумаю. А пока – давайте повтор теста.

С этими словами я окутал себя эфирным коконом.

Установка снова заскрежетали – и минуты через три лысый присвистнул, а «безумный» выругался.

– Это еще что за ерунда?! – удивился лысый. – Отметка сорок восемь – сорок девять!

Я принял сидячее положение и обернулся:

– То есть, я порча, да?

– Как же так?!

Я проворно вскочил и длинным прыжком метнулся аж к самой перегородке, мое лицо оказалось в метре от лица лысого – и он от неожиданности дернулся назад и опрокинулся вместе со стулом.

– Говорите, проверять людей, пришедших добровольно – пустая трата времени, да? – я ухмыльнулся настолько безумной улыбкой, какой смог. – А как мне к вам забраться, господа? Это бронированное стекло или я смогу его разбить? Эй, что-то вы побелели нездорово. Ладно, я шучу, шучу. Хорошая вам тема для докторской, не находите?

Я повернулся и пошел к выходу, забрал у Аристарха винтовку и кивнул:

– Все, пошли.

– Так вот как вы умудрялись убивать одержимых прямо посреди их зверинца! – догадался Арчибальд.

– Именно так. Отсюда делаем вывод: Порча способна распознавать свою породу при помощи чувства, которого нет почти ни у кого в нашем мире. Как было эмпирически установлено мною, глазами она при этом не пользуется – и это логично, если учесть, что еще никто и никогда не видел двух одинаковых тварей.

– Хм… И что это нам дает практически, сэр?

– Хороший вопрос… У меня три класса – все образование. Сгодилась бы помощь ученых такого профиля – благо, кое-кого я знаю. Ладно, теперь вот что. Сейчас ты, Аристарх, берешь командование, дуешь на базу и там продолжаете, на чем прервались. А мы с Роксаной высаживаемся у нее дома – есть тема для серьезного разговора.

Пока автобус ехал обратно к особняку Корванских, Роксана позвонила отцу, а затем подметила, что я по-прежнему мрачен.

– Все настолько серьезно? – спросила она.

– Да просто устал сегодня и перенервничал, – солгал я.

На самом деле, все куда хуже, чем кто-либо мог бы вообразить.

Просто мой прекрасный черно-белый мир рухнул.

Раньше все было просто и ясно. Есть только Черное и Белое – никакой серости, никаких полутонов. Совершенный контраст с четкими границами. Только Свет и Тьма – без теней. Только Добро и Зло – и ничего между ними. Только люди, безотносительно цвета кожи и длины ушей, и потусторонние приблуды.

Все было абсолютно чудесно, просто и понятно, и даже себя я не считал полутоном, четко разграничивая светлый разум с праведными помыслами Сашика и черное, жаждущее разрушений сердце демона. Но теперь…

Теперь эти гребаные яйцеголовые Эндрюс, Дойл и Альтинг приперлись со своими блоками и шкалами и разрушили мой уютный, совершенный и понятный двухцветный мирок, словно карточный домик, будь проклят научный прогресс.