Страж империи (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 85

– Остаться – значит выглядеть трусом на фоне добровольцев, – ухмыльнулся Варински. – Выбор между живым героем и мертвым, конечно, однозначен, но в нашем случае это выбор между мертвым героем и живым трусом. Как по мне, это тоже однозначный выбор, только в другую сторону. Я-то не спешу помирать, но жить с репутацией труса – такое себе удовольствие.

– Угу. Так уж вышло, что жителям Островска герои нужны прямо сейчас, – сказал Георгий Варданов, – так давайте не будем терять времени?!

Внезапно я впервые в жизни почувствовал что-то, что могло бы быть уколом совести: ведь я собирался выпнуть этого парня просто потому, что он набрал всего лишь пять сотен баллов. А между тем, он обладает отвагой – качеством, без которого все баллы мира не стоят ничего.

Я вздохнул.

– Знаете… любой разумный человек назвал бы вас всех идиотами, но лично мне вы напоминаете одного парня. Моего личного героя, благодаря которому я стал тем, кто я есть, который даже после своей смерти остается ветром под моими крыльями… И потому я вами всеми горжусь. По машинам и выдвигаемся. И это, пока будем ехать – напишите письма родным. На месте времени на это может и не быть.

Рано поутру мы прибыли на место. Островск встретил нас дымами пожарищ на горизонте и запруженными дорогами, так что нам действительно пришлось съехать с шоссе и переть полями, наблюдая, как тут и там военные тягачами или танками спихивают в кювет гражданские автомобили и автобусы, заглохшие, столкнувшиеся или врезавшиеся в столбы. Тут и там хлопочут медицинские команды гражданской обороны и военные медики.

Всеобщая экстренная эвакуация во всей красе принесенных ею хаоса и разрушений.

По пути я успел изучить карту Островска, которую достал в соседнем городке, и остался в некоторой растерянности: название города исключительно точно описывает его расположение. Собственно, основан город был внутри почти кольцевой излучины реки, после чего основатели перекопали собственно излучину, тем самым сделав из полуострова полный остров.

И в связи с этим у меня возникло недоумение: если за атакой стоят одержимые – чем они думали, когда выбирали место для атаки? Город полностью окружен водой, в него можно попасть только по четырем мостам, которые военные сразу же перекрыли. Чтобы удобнее было обороняться? Чтобы воспрепятствовать побегу жителей? Да, влезть в голову потусторонней приблуды – задача непростая, раз уж ее до сих пор никто не решил.

К счастью, моя собственная задача куда проще, ведь эстэошники не ведут переговоров.

Попутно вскрылся и мой просчет: я остался без связи на всю последнюю часть пути, то есть, часов на восемь: грузовики были обычные армейские, для переброски личного состава и грузов, так что удобными местами они оказались оборудованы, а радиосвязью – нет. Само собой, что телефонная сеть была перегружена тем сильнее, чем ближе мы подъезжали к Островску, а мой телефон хоть и с госномером, а сетью пользуется той же, причем опция отключения менее приоритетных номеров у сиберийской телефонной сети, как ни странно, отсутствует.

Впрочем, мы уже почти на месте, так что ситуация скоро станет известна.

Наш конвой практически беспрепятственно доехал почти к самой реке, пока не уперся в организованный на скорую руку военный лагерь. Чуть дальше с подножки кабины грузовика мне был виден блокпост и перегородившие дорогу танки.

Я дал назад отмашку «разгружаемся», спрыгнул на асфальт и поймал ближайшего солдата за рукав:

– Где тут штаб?

– Вон там, – указал он рукой.

Неся на плече «кишкодер», я двинулся в указанном направлении и вскоре увидел окруженный несколькими пехотинцами штабной фургон.

Я сразу же был узнан в лицо, потому у меня не спросили ни имени-звания, ни пароля: у часовых не возникло ни малейшего сомнения в том, что у меня имеется безоговорочное право входа в штаб. Немного забавно, если учесть, что я, строго говоря, гражданское лицо. С другой стороны… а кто тут компетентнее меня?

В фургоне как раз совещались над картой трое офицеров в звании полковника, несколько майоров и капитанов и аж целый бригадный генерал. Ну оно и понятно, замеченное мною количество людей и техники явно в разы превышает численность полка. Офицеры, впрочем, тоже не лыком шиты: один в характерном облачении боевого мага, хоть и казенном, явно серийного типа, у стены прислонены два фокусировочных посоха.

При виде меня генерал чуть приподнял бровь.

– Наконец-то, – сказал он.

По этой короткой, но очень содержательной фразе я сразу понял две вещи. Во-первых, нам тут рады и это очень многое упрощает.

Во-вторых, все очень хреново.

– Приветствую, господа, – сказал я. – Что по обстановке?

– Тяжелая, – сказал генерал. – Пока что ситуация вокруг города под контролем, но информации по тому, что происходит в городе, очень мало, а та, что есть, не радует. Оцепление и линию обороны мы организовали, но у меня всего лишь усиленная мотопехотная бригада с приданными медицинским батальоном и двумя танковыми…

– Должно хватить, – заметил я, – в городе очень плотная и компактная застройка, длина оцепления небольшая, еще и водная преграда.

– Такой расчет поначалу и был, только тут творится такая чужачина, по сравнению с которой ваша зачистка в Радополе – так, детские куличики в песочнице.

– Очень много инфицированных? Город-миллионник, вроде бы?

– К счастью, был миллионником еще лет двадцать назад, но на момент начала всей заварухи тысяч шестьсот-семьсот.

Один из полковников тяжело вздохнул.

– Беда не в том, что врагов на четыре-пять порядков стало больше, чем в Радополе, а в том, что это качественный скачок. Вы чистили без ответного огня – а тут отдельные зараженные используют оружие и, что еще страшнее, инфицированные действуют сообща. Учтите, что это секретная информация…

– Неудивительно: последний в Радополе додумался вырубить электрощиток. А это точно не культисты?

– Абсолютно. Есть видеозаписи.

– Понятно. Что по жертвам? И, главное, что по выжившим в городе?

– Смотрите, – ткнул рукой в карту генерал. – Вот частный сектор по периметру города – тут проживало примерно сто тысяч человек. Откуда-то отсюда началась атака, направленная в центр. При этом тысяч семьдесят или даже больше жителей окраины спаслись, покинув город. А вот центр эта зараза захлестнула полностью. Когда объявили всеобщую, улицы уже кишели беснующимися дьяволами, и очень многие, покинув дома, попались им прямо в лапы. Общее число зараженных и погибших может составлять тысяч триста или даже все пятьсот. Предположительно, в городе все еще остается от пятидесяти до ста тысяч здоровых людей, сосредоточенных в «григошевках», или, как их тут называют, «тюряжках»…

– Не понял?

– Старые многоквартирные дома, построенные по проекту отца города, Кирина Григоша, как раз на вот такой случай. Особенности постройки – наличие на каждой лестничной площадке толстой стальной двери, блокируемой со стороны более высокого этажа, и отсутствие широких окон. «Окна» в «тюряжке» шириной всего в двенадцать сантиметров на расстоянии в те же двенадцать сантиметров друг от друга. То есть, двенадцать сантиметров стекла – двенадцать сантиметров железобетона. В такой проем нельзя проникнуть крупному животному или человеку.

– Так вот почему «тюряжка»… – догадался я.

– Да, здания напоминают клетки. Вот в них-то и находится основная масса выживших: достаточно вовремя заблокировать всего одну дверь, чтобы спасти всех жителей выше от нее, потому что без взрывчатки такая преграда не деблокируется. Губернатор Григош, можно сказать, спас десятки тысяч людей спустя сто лет после своей смерти, потому что почти все «григошевки» – это доходные дома, сдаваемые в аренду, принадлежат его наследникам и почти все сохранились без перестройки. Возможно, в городе есть и другие выжившие, которые спрятались где-то или заняли удобный для обороны опорный пункт. Однако все эти люди не могут сообщить нам о своем местонахождении, потому что телефонная станция сгорела, и у меня большой вопрос, случайно или нет.