Контракт на мужа (СИ) - Ли Марина. Страница 6

— Медицина хорошая, — ответил Элар, не оборачиваясь. — Лучше вашей. Домой не верну.

— А почему?

— А потому… — зыркнул на меня с досадой. — Вы зачем окна в квартире открывали? Посмотрели, увидели чужой мир… Чужой же?

Он вскинул вопросительно бровь, и я кивнула.

— Так Бро из-за этого плохо стало? У вас тут воздух какой-то не такой?

И ахнула от внезапной догадки:

— Ядовитый!

— Сама ты ядовитая… — Элар раздражённо цыкнул и покачал головой.

— Оу. Нет? — я обрадовалась и одновременно огорчилась из-за того, что снова выставила себя дурой перед мужчиной. — А что же тогда с Бро?

— У повитухи спросишь… Подлетаем. Держись крепче и, наверное, всё же закрой глаза. Во время посадок новичкам часто дурно бывает.

Дурно… Вот если бы он лоукостами хоть раз полетал, понял бы, что дурно — это не когда немножко голова кружится (пьяный вертолёт и то хуже был), а когда желудок сначала падает вниз, потом стремительно поднимается вверх и пытается вылезти через уши.

Элар посадил свой гроб на площадь перед белым двухэтажным зданием — впрочем, я сверху заметила, что все дома на острове, а не только этот, сияли белизной. Перескочил через бортик, но брать Брошку на руки не стал, а заложив два пальца в рот, оглушительно свистнул.

Минуты на прошло, как с высокого мраморного крыльца к нам сбежал высокий темнокожий мужчина, и я, глядя на него вспомнила южное ночное небо, седое от сверкающей россыпи звёзд.

— Знакомься, Велислава, — обернувшись ко мне, произнёс Элар. — Это Йонас — лучшая повитуха Славоя.

В повитухе росту было два метра, плечи, закрывающие солнце и кулаки с мою голову размерами. Я растерянно моргнула раза или два и с сомнением посмотрела на свою Бро. Хрупкую, миниатюрную, с прозрачной кожей и тёмными кругами вокруг глаз.

Божечки, да этот, с позволения сказать, лекарь, ей позвоночник одним мизинцем переломает!

— Йона, у нас проблема, — не подозревая о моих тревожных сравнениях и мыслях, проговорил Элар. — Сестра девушки прибыла по Договору, но кто-то прощёлкал тот факт, что девушка беременна. Ей стало плохо и…

— Я посмотрю, — перебила гигантская повитуха и, подойдя вплотную к гробу, потянулся к сестре, а мне захотелось оскалиться на широкие чёрные ладони, зашипеть перепуганным котёнком и ни за что не отдавать чужаку самое дорогое, что у меня есть.

— Всё будет хорошо, не бойся. — Он посмотрел ласково и улыбнулся так по-доброму, что я сразу поняла — не врёт. Что если здесь кому и можно верить, так это вот этому большому Йонасу с серебряной головой и глазами цвета спелой вишни. — Но мне и вправду нужно осмотреть твою сестру. Позволишь?

Я нехотя разжала руки, но всё ещё не торопилась отступить.

— Я с вами пойду.

— Нельзя, — вместо повитухи ответил Элар. — Внутрь только больным входить можно или тем, кто посвятил свою жизнь лекарскому делу. Иначе никак.

От мысли, что нас с сестрой собираются разлучить, я покрылась холодным потом и чуть заикаться не начала. Нет-нет! Ни в коем случае! Мы так не договаривались! Я не хочу!! Вскинула умоляющий взгляд на Йонаса, но тот лишь седой головой покачал.

— Обещаю вернуть тебе сестру уже к вечеру. А пока… Позволишь?

Он склонился и легко, как пушинку, поднял Бро на руки, а я всё же разревелась. И не знаю, чего в моих слезах было больше: страха или безумия.

— Эл, позаботься хотя бы о второй подопечной, — проворчал лекарь, — если с первой вы уже опростоволосились…

От слёз у меня всё расплывалось перед глазами, но я видела, как Йона поднялся по ступенькам, осторожно прижимая к своей груди Брошкино тельце. Меня корёжило от болезненной тревоги, но не было никакой возможности что-то изменить.

— Только не вздумай возвращаться назад. Не успеете, — уже от двери произнёс мужчина, глядя на Элара. — В «Оливковой роще» хорошие комнаты. Советую воспользоваться.

Ох, сколько раз потом я вспоминала эту фразу! А как корила себя за то, что не придала значения словам темнокожей повитухи!

Но всё это потом. А тогда я смотрела, как уносят Бро, и так отчаянно трусила, так переживала из-за неё, что огнедышащего дракона бы не заметила, реши он приземлиться на площадь. Что уж говорить о каких-то словах! Мне тогда в них даже странным ничего не показалось. О всех странностях я вспомнила, когда изменить что-либо было уже нельзя.

Глава 3. «Чего зря время терять? В полночь жду»

«Оливковая роща» на поверку оказалась вовсе не оливковой и совсем не рощей. Вместо неё мне явилась огромных размеров одноэтажная вилла, построенная из белого-белого камня и утопающая в изумрудном буйстве зелени. Ароматные акации, сочный лавр, лимон-привереда, толстолистый ленивый рододендрон, проныра-виноград, раскинувший свои плети повсюду, — всё это было в наличии. Всё это я заценила, всему восхитилась, а вот оливкового деревца не приметила ни одного.

— А почему название такое странное? — спросила я у Элара, оглянувшись на шедшего чуть позади меня мужчину. Перехватила тяжёлый взгляд, которым мгновение назад кое-кто сверлил мне спину, и тут же отвернулась в смятении. Потому что не заметить задумчивый интерес на смуглом лице не смогла даже такая отчаянная ворона, как я.

Почему ворона? А потому что в упор не видела мужского внимания, направленного по моему адресу. Уж и не знаю, почему. То ли его и не было никогда (козлище Данчик не в счёт), а все наблюдения моих приятельниц и немногочисленных ли фикцией, то ли не могла поверить, что кто-то, зная Бро, может смотреть на меня вот с этой вот показательно ленивой задумчивостью во взгляде. Ибо на фоне хрупкой блондинки Брониславы, я смотрелась нечёсаной каланчой, с вороньим гнездом на голове и двумя хэллоуинскими тыквами вместо того, что некоторые поэты романтично именовали младыми персями.

Впрочем, красоте сестры я никогда не завидовала. Я в неё влюбилась с первого взгляда, ещё когда она просто шла мимо, а я, маленькая попрошайка у метро, бросилась к симпатичной девушке с протянутой ладошкой. А уж когда эта девушка схватила меня за шиворот своей далеко не хрупкой ручкой, чтобы никогда уже не отпустить — без раздумий впустила в своё сердце.

Навсегда.

От этих мыслей снова захотелось плакать. К тому же я неожиданно для себя поняла, что совершенно не запомнила дорогу. А что я буду делать, если в больницу мне придётся возвращаться одной?

Сердце испуганно ёкнуло, со всей дури брякнувшись о рёберные кости, и я ни на шутку запаниковала. Божечки, Божечки! Как я теперь сама найду Бро. Мало ли что…

Но тут Элар вальяжно опустил руку мне на плечи и, обозначив бровью удивление, спросил:

— Почему странное? — Я удивлённо моргнула, успев позабыть о теме разговора. Но быстро вспомнила и расслабилась немножко. — Нормальное. Разве ты не знала? Оливковое дерево символизирует мир, процветание, вечную жизнь и надежду… Как иначе, если не так, должен называться гостиный двор, принадлежащий лечебнице?

— О. Я как-то об этом не подумала.

Правда в том, что я вообще ни о чём не думала. Не только об этом. Пока мы шли от больницы, даже по сторонам не смотрела, полностью погрузившись в переживания о Бро, а теперь, когда мы добрались до места, словно проснулась. Загипнотизировал меня этот Йонас что ли? Как иначе объяснить, что я добровольно ушла?

Напрасно согласилась, напрасно! Надо было остаться там! Ну и пусть, что внутрь не пускают! Вон Светка Липницкая, одноклассница моя, после школы в медицинский пошла. Сейчас как раз практику в третьем роддоме проходит. Так во время последней нашей встречи чего только не рассказывала про безумных папашек, которые под окнами родильных отделений околачиваются. А уж какие перлы они выкрикивают — это вообще история, достойная романа.

А я чем хуже? Осталась бы, бродила под окнами, пыталась бы докричаться до Брошки… Всё поддержка, хоть и на расстоянии… А то Бро очнётся одна, вокруг чужие кентавры в сарафанах, тьфу-ты, в тогах с хитонами, а меня нигде нет… Ох, Божечки, чем я думала, когда позволила себя увести!?