ВИЧ-положительная - Гарретт Кэмрин. Страница 46
— А что, если у нее пойдет кровь? — перебивает миссис Остин. — Дети падают. И ранятся. Она же так кого угодно заразит.
— Я не хожу и не размазываю кровь по школе, — старательно выговариваю я. — И если я поранюсь, то сама все промою. Если вы не в курсе, мыло инактивирует вирус.
— Ну а секс? — Мистер Остин бросает взгляд на отца. — Они же подростки.
— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать половую жизнь нашей дочери, — обрубает папа. — А для того чтобы выяснить, кто, если не ваш сын, распространил эту чрезвычайно личную информацию в интернете.
— Пап, это не он…
— Зачем мне это делать? — подает голос Майлз. Так странно слышать, как он похож на отца, особенно когда повышает тон. — Я не… я бы никогда так с ней не поступил.
Я прикусываю губу. Не могу просто сидеть и смотреть, как Майлза ругают за то, чего он не совершал, особенно раз я здесь единственная, кто знает правду.
— Это не он, — повторяю я, надеясь, что меня слышно. — Это Джесс Харрис из драмкружка. Он сказал, что видел меня в больнице, и вот уже несколько недель присылает мне записки с угрозами.
— Почему ты нам не сказала? — спрашивает отец. — Симона, почему?..
— Потому что я не ожидала, что он правда это сделает! — взрываюсь я. — Он велел мне держаться подальше от Майлза, и я подумала, что он только ему и расскажет… Я и представить не могла, что он окажется таким бессердечным.
В комнате повисает тишина. Вот почему я никогда не стану актрисой: терпеть не могу, когда на меня смотрят.
— Джесс? — наконец повторяет Майлз. — В смысле… Джесс, мой сосед?
— Угу, — говорю я. — Он самый.
Директриса быстро строчит в своем блокноте.
— Джесс Харрис? — Миссис Остин качает головой. — Он на такое не способен. Он хороший мальчик.
— Симона не будет врать, — заступается за меня папа. — Если она говорит, что он ей угрожал, значит, так оно и есть.
— Но она никому об этом не сказала, — возражает мистер Остин. — Почему? Кто докажет, что она не врет? Конечно, Майлз виноват, что не сообщил нам об этой ситуации…
— Ситуации? — повторяю я. Мои глаза устремляются на Майлза, но он не смотрит в мою сторону.
— Ну же, Майлз, — тихо говорит ему мать. Она так близко к нему склоняется, словно кроме них здесь никого больше нет. — Знаешь, какого труда нам стоило выбиться в люди? Уж ты-то должен соображать.
Я не жду, что Майлз вскочит на стол и задвинет речь в мою защиту. Не жду, что он начнет кричать на отца с матерью. Но меня все равно поражает его молчание — как он тихо сидит между родителями, пока они говорят просто ужасные вещи. Я сглатываю, пытаясь избавиться от кома в горле.
— Соображать? — рявкает отец. Я вздрагиваю. По-моему, я четвертый раз за всю мою жизнь слышу, как он орет. — Мы так далеко продвинулись в лечении ВИЧ, но общественное мнение ничуть не изменилось. А знаете, в чем причина? Слепое невежество. И такие, как вы.
— Папа, ну пожалуйста, перестань! Я никому не сказала, потому что не хотела, чтобы именно вот так и было! — восклицаю я. — Я не хотела, чтобы другие узнали. Чтобы из-за меня ругались.
— И поэтому ты решила соврать? — Миссис Остин обращает на меня свой суровый взгляд. — Решила подвергнуть риску здоровье моего сына?
— Мы здесь вообще не из-за Майлза, — говорю я. Голос у меня не такой громкий, как у нее, но в тишине он звучит отчетливо. Директриса не перебивает, хотя, наверное, она не ожидала, что разговор пойдет в таком русле. — Майлз мне очень дорог, и я бы ни за что не стала рисковать его здоровьем. Потому я и рассказала ему, что у меня ВИЧ. Но сегодня мы здесь из-за того, что случилось со мной. Мы здесь из-за Джесса.
В комнате висит удушающее молчание. Я украдкой смотрю на Майлза. Он отвечает слабой улыбкой. Я отвожу глаза. Теперь его родители уставились на него так, что по сравнению с этими испепеляющими взглядами их крики кажутся детским лепетом.
— Могу вас уверить, что наш коллектив серьезно относится к здоровью и безопасности Симоны, — говорит директриса. — Мы свяжемся с Джессом Харрисом и во всем разберемся. Мистер и миссис Остин, спасибо, что пришли.
Родители Майлза уже поднимаются из-за стола, но сам он мешкает. Какая-то часть меня хочет, чтобы он остался, другая — хочет на него наорать. Я за него заступилась. Рассказала, кто подбрасывал записки. А он за меня — нет, в итоге не заступился. Уставившись в стол, я краем глаза вижу, как его джинсы ушаркивают за дверь.
— Ну, — с блокнотом и ручкой наготове произносит директриса, — Симона, почему бы тебе не рассказать все с самого начала?
Я глубоко вздыхаю.
32
Вернувшись домой, я могу думать лишь об одном — что моя комната нисколько не изменилась с тех пор, как я начала общаться с Майлзом. Уже, наверное, прошло два месяца, а я так ни разу и не убиралась. Если бы не все случившееся за последнее время, папа бы уже давно сюда приперся и устроил мне нагоняй.
Честно говоря, очень странно, что меня не наказали. Как правило, за подобную выходку (а скрыть от родителей записки с угрозами — это вам не в секс-шоп сгонять) неминуемо ждет наказание. Как только мы вышли из школы и сели в машину, я расплакалась. Думаю, это повлияло. Это и еще то, что вся семья по-прежнему в сборе.
Дейв, кажется, снова разговаривает с отцом, а бабуля жарит плантаны с тетей Камилой. Даже со второго этажа мне слышно, как они весело хихикают. Мне будет их так не хватать, когда они уедут. Но я все равно не могу заставить себя к ним спуститься. Сразу испорчу уютную атмосферу, потому что все притихнут, не зная, как себя со мной вести.
Кажется, лучший вариант — просто не выходить из комнаты.
Я просматриваю переписку в групповом чате с подругами. Они предложили зайти ко мне после уроков, но тогда им придется пропустить занятия в кружках, а это нечестно.
Отправляю сообщение: «Вы все еще идете на представление в пятницу?»
Клавдия тут же отвечает: «Вопрос — идешь ли ТЫ?»
Я постукиваю пальцами по экрану телефона. Если я совру, она сразу поймет. Поэтому я и избегала их видеочатов в гугле. Я отключила уведомления на всех приложениях, в основном потому, что Майлз все время слал мне свои дурацкие извинения. Не хочу о нем думать. И все равно — сижу и думаю.
Не знаю, как это делается. Если я просто буду его игнорировать, считается, что мы расстались? Или придется все же с ним поговорить? Может, я просто переведусь в другую школу и мне не придется со всем этим разбираться?
Я вздыхаю, уткнувшись в подушку. Расстаться — звучит так окончательно и бесповоротно. Конечно, будут и другие, но такого, как Майлз, не будет никогда. Дейв мне рассказывал о подругах, с которыми встречался, но он говорил про них так, как взрослые вспоминают о своих девушках в старших классах: зная, что с ними они просто убивали время.
Я не хочу, чтобы Майлз стал одним из… Не хочу забывать его улыбку, или то, как он спамит мне эсэмэсками про мюзиклы, или его дурацкую любовь к лакроссу. Я буду скучать по тому, с каким серьезным лицом он смотрит фильмы, и по тому, как он говорит. Но каждый раз, когда я про него думаю, в сердце колет. Он так спокойно отреагировал, когда я рассказала ему о своем статусе. Как будто и ничего особенного. А вот едва вмешались родители, его словно подменили. Как будто он даже не мог говорить. А может, просто не хотел. Может, в итоге он решил, что я того не стою.
— У тебя все нормально?
Я замираю и оборачиваюсь. У двери стоит папа. С отцом — странно. Должно быть, он договорился, чтобы его подменили на работе, а для этого ему пришлось пустить в ход связи.
— Угу. — Я указываю на мобильник. — Вот, смешное видео смотрела.
— Значит, — говорит папа, делая шаг внутрь, — Джесс Харрис.
— Ага. — Я ковыряю ногти. — Он самый.
— Он тебе написал письмо с извинениями. — Папа протягивает конверт. — Директор Декер посоветовала.
— Подожди, то есть она с ним поговорила? — спрашиваю я. — Как он вообще узнал? Наврал про больницу?