Морок (СИ) - Горина Екатерина Константиновна. Страница 27
Осмелев, он без стука толкнул дверь в комнату Матильды, вместо приветствия громогласно заявив:
— Врать нехорошо!
Матильда несильно была обескуражена или напугана.
— А что было делать, Богдан? Ну не оставаться же мне, на самом деле, голодной. Ты же себе сколько хочешь еды можешь натворить….
На шум сбежались остальные жители избы.
Чмокая губами и качая головой, Ярослав принялся стыдить Богдана:
— Как же так, подумаешь, девочка проголодалась, тебе что, еды жалко для нее? А?
— Так-так-так, — догадался Богдан. — А почему ты ее защищаешь, Ярушка? Не потому ли, что сам такой же? Откуда это у меня вдруг такая забота сегодня проснулась о тебе? Есть не мог, только о тебе думал? Это мне кто такие мысли-то внушил? А?
Ярослав засмеялся:
— Ловко вышло, да?
— А ты, Миролюб, — обратился к нему Богдан. — Ты почему молчишь? Пока я ходил относить еду Ярославу, ты ко мне пробрался и из моей завтрака составил свое имя. Повезло еще, что я читать умею…
Миролюб недоуменно хлопал глазами. Зато Вениамин рассыпался мелким смехом.
— Это я. Я могу на расстоянии двигать предметы, оказывается. Признаться, я сам не подозревал. А пока ты относил еду Миролюбу, я умыкнул себе пару бутербродов.
— Выходит, все наелись, кроме меня. Может, кто-нибудь хочет сказать мне спасибо? — возмущался Богдан, однако, никто не думал ни извиняться, ни благодарить.
— Собственно, что я могу сказать теперь, — отсмеявшись, продолжил Вениамин. — Думаю, что не удивлю никого, если замечу, что мы все сегодня решали сложнейший вопрос: уйти или остаться? И если остаться, что значит — действовать сообща? Ну так сегодняшнее утро показало, что такое «действовать сообща», и что мы можем это делать. Замечу вам теперь абсолютно точно: от голода мы не умрем.
Легкость, с которой все несколько мгновений назад смеялись, исчезла. Действительность от имени Вениамина снова поставила вопрос, решение которого все откладывали.
— Умываемся, доедаем и собираемся в зале, — объявил Ярослав.
Все разошлись по своим комнатам.
Лекарь делал припарки из горчичного корня и коры дуба, жег флейтисту пятки и пускал кровь. Ничего не помогало.
Измученная жена лекаря скупала золото у ближайших соседей, зашивая драгоценности внутрь белья и приготовляясь бежать как можно дальше от королевского дворца. Дома она говорила мужу: «Кроме магии ничего не поможет». Муж соглашался с ней.
Втайне лекарь и сам хотел чуда и жаждал его, хотя и понимал, что чудеса не только под запретом, но и кудесники повывелись все. В свободные минуты он шатался по рынку, стараясь бывать чаще в той его стороне, где замшелые бабки торгуют пучками зелени с огородов. Проходя там, он, как бы невзначай, приговаривал: «Что же делать? Что же делать? Ах, ничто не помогает».
Хитрые бабки точно знали какие-то заклинания или рецепты отваров, однако, ни за что не шли на контакт с королевским лекарем и не спешили делиться секретами.
— Мерзкие старухи! — в сердцах говорил лекарь жене. — Как мне выманить у них рецепт?
Жена гладила его волосы, целуя уставшую от бессонницы и измученную мыслями голову, и вздыхала так глубоко, что иногда закашливалась от усердия.
— Мерзкий флейтист, — говорил лекарь, возвращаясь домой из дворца. — Наверняка притворяется специально. Я бы тоже, конечно, так бы сделал, конечно, под крылом у самой королевы, с ней с одного стола ест! Но ведь должна же быть совесть у человека, такой молодой, а такой мерзавец!
— А мы выведем его на чистую воду, — однажды ответила его жена, крайне хитро глядя на своего мужа.
— А что же придумала моя женушка? — подхватил настроение лекарь, увлекая ее в спальню.
— А вот что мы сделаем, — некоторое время спустя, отдышавшись, продолжила она, откинувшись на подушки. — Он думает, что ловко всех обманул. Ну а раз он так уверен во всем, значит не ждет от нас ничего такого, значит выдаст себя с легкостью.
— Рассказывай же свой дивный план, — выдохнул лекарь.
— А все очень просто. Вот, к примеру, как заставить человека перестать икать?
— Задержать дыхание?
— Ну нет, надо так, чтобы тому, кто икает, не надо было бы ничего делать для своего излечения? Ну?
— Напиться воды?
— Ну нет же! Напугать! Вот и нам надо напугать флейтиста. Да так напугать, чтобы он понял, что лучше признаться ему, а то будет хуже.
— Чем же мы его так напугаем?
— Да-а… Это нелегко. Но твоя умница-женушка все уже придумала. У мальчишки нет никого из близких, за которых он смог бы заступиться. Поэтому будем действовать по-другому…Ты сначала должен договориться с королевой. А когда она даст свое согласие, тогда вы должны с ней говорить при нем, как будто бы случайно так, ну как будто не хотели бы, что он вас слышал, а он случайно подслушал. И говорить должны вот что, ты должен сказать, что кто-то флейтиста заколдовал, а, чтобы расколдовать, надо пытать… И пусть королева как будто согласится. Вот тогда и посмотрите, он у вас выздоровеет быстро-быстро…
— А если не выздоровеет быстро?..
— Выздоровеет. Жить захочет — выздоровеет.
Хитрый план был немедленно приведен в исполнении с разрешения и с участием королевы.
У постели больного флейтиста заговорщики ловко разыграли свой спектакль. Вопреки их ожиданиям, юноша не только не начал выздоравливать, а и вовсе сбежал.
Первым об этом узнал сам лекарь. Второй стала жена лекаря, которая через несколько мгновений после получения известия уже стояла в дверях, туго умотанная в шарфы и юбки, звякающие на ходу драгоценностями.
Лекарь все понял. Он тоже был готов к такому повороту. Времени на сборы не было. Выдвинулись сразу, не дожидаясь темноты, чтобы успеть добраться до ближайшего к дворцовым стенам селения до заката.
Привычно пробираясь по рынку к выходу из стен, окружающих дворец, они добрались до стражи, ненадолго застряв в очереди покидающих дворец, приготовляя пару медяков для охранников. Однако время в очереди затянулось дольше против обычного. Лекарь, оставив жену держать место, отправился в начало к самым воротам, чтобы выяснить в чем дело.
Стража трясла тощего бледного молодого человека с черными кучерявыми волосами, допытываясь, как его зовут и требуя положенную плату. Юноша совершенно искренне мычал и умолял его выпустить, объясняя, что совершенно не понимает, о чем идет речь.
— Это мой племянник, отпустите его! — обратился лекарь к охранникам, щедро роняя в их карманы целую горсть медяков. — Дурачок совсем, сирота круглый…
Стражник поклонился лекарю, выказывая большое уважение, хотя и пересчитывая количество монет, отпущенных в качестве платы за доброту. Найдя, что плата хороша, стражник осклабился, пригладил волосы и, поцеловав флейтиста в лоб, вымолвил, грозя пальцем: «Такой мальчонка хороший, ох, озорник!»
Счастливый лекарь поспешил с найденной пропажей к своей любимой толстушке, воображая ее радость и предвкушая добрый ужин в собственном доме перед теплым очагом.
Постепенно продвигаясь вдоль очереди к месту, где оставил жену, он заметил, что впереди достаточно большое скопление народа. Как и всякий любопытствующий, он поспешил в самую гущу народа. Там, в кольце толпы на земле лежало тело, завернутое в красные тряпки.
— Что случилось? — спрашивал кто-то рядом.
И кто-то рядом с ним отвечал, что случилось ограбление, какая-то толстуха вся была одета в юбки, которые были буквально напичканы золотом. Так вот ее и ограбили, а поскольку она не хотела отдавать добро просто так, то ее и прирезали.
Лекарь как будто почувствовал странный укол в районе сердца. В тот же миг он кинулся к красным тряпкам, суетливо разворачивая их, умоляя в душе, чтобы только это была бы не его любимая толстая женушка.
Развернув часть намоток, он увидел зияющую рану под правой грудью. Лекарь надавил на рану, стараясь как можно плотнее зажать ее и остановить поток хлещущей оттуда крови.
Справа послышался глухой стук, как будто упало что-то большое. Лекарь посмотрел по направлению грохота — рядом лежал флейтист.