Дикарь - Хармон Данелла. Страница 21

— Едем, Гарет, мы зря тратим время! — крикнул Нейл Чилкот, разворачивая коня. — Чем дольше мы задерживаемся, тем труднее будет разыскать ее!

— Подожди, Чилкот, — жестом остановил его Дикарь. — Она была расстроена? — снова обратился он к Кроули.

— Откуда мне знать? Но ваш приятель прав. Если хотите догнать ее, не теряйте времени. Некогда мне тут с вами болтать, меня ждет работа.

— Ты, однако, грубишь! — воскликнул лорд Брукгемптон, удивленно поднимая светлые брови. — Неужели ты не уважаешь людей высокого происхождения?

Кроули поставил бочонок на землю.

— Уважение, говорите? Ха! Вот когда люди высокого происхождения начнут делать добрые дела в этой деревне, вместо того чтобы проказить, устраивать потасовки да осквернять статуи, тогда я, возможно, буду их уважать.

— Гарет сделал доброе дело! Он спас пассажиров дилижанса от разбойников! — крикнул Чилкот, пытаясь оправдаться.

— Это чистая случайность. Наверное, он был пьян и не соображал, что делает.

— Не желаю тебя слушать! — выругавшись, заявил Чилкот и, пришпорив коня, поскакал прочь. Перри, лорд Брукгемптон, окинул Кроули уничтожающим взглядом и поскакал следом за приятелем. Том Одлет, Ион Кокем и сэр Хью Рочестер, хохоча и передразнивая деревенский говорок Кроули, последовали за ними.

Остался один Дикарь, конь которого нетерпеливо танцевал под ним, готовый сорваться с места следом за остальными.

Лорд Гарет, нахмурившись, глядел некоторое время на старого хозяина постоялого двора.

— Послушайте, Кроули… насчет этой статуи… я сожалею. Может быть, когда вернусь, я ее вам перекрашу. — Бросив старику монету за полученную информацию о мисс Пэйдж, он тронул коня и стрелой полетел догонять остальных.

Кроули, покачивая головой, поглядел ему вслед, потом поднял бочонок с зельем и понес его в дом.

Любимец уехал в Америку и был там убит.

Дерзкий пытается изобрести летательный аппарат.

А Дикарь оскверняет статуи и гоняется за ни в чем не повинными молодыми женщинами.

Да будь даже герцог сродни самому дьяволу, судьбе его светлости Коварного он, Кроули, не позавидует. Нет уж, не позавидует.

Глава 10

Она успела сесть в дилижанс в Рэйвенскоме.

Дилижанс шел по расписанию. Довольно ухабистая дорога пролегала мимо живописных меловых холмов и пастбищ, обнесенных живыми изгородями, через деревни и небольшие городишки, вдоль реки со спокойно текущими водами, про которую кто-то из пассажиров сказал, что это Темза. Но небо заволокло тучами и сразу же стемнело, а к тому времени, как они добрались до Хаунслоу, начал накрапывать дождь.

Джульет любовалась живописными пейзажами, проносившимися за окошком, упорно стараясь сохранить присутствие духа. Погода соответствовала ее настроению, хотя будущее не казалось ей таким же ярким, как зеленые поля, мимо которых они проезжали, лиловые граммофончики ипомеи, оплетавшей стены, веселые красные и желтые тюльпаны и тысячи маленьких маргариток и одуванчиков, усыпавших пастбища. В Англии весна полностью вступила в свои права, а в Бостоне, наверное, цветы еще только набирают бутоны и робко распустятся лишь позднее, как будто неуверенные, стоит ли вообще появляться после долгой и морозной зимы.

Бостон.

Город, раздираемый на части войной и раздорами. Сухими глазами, не мигая, она глядела в окно. Конечно, там не самая подходящая обстановка, чтобы молодой, незамужней матери растить дочь, и, безусловно, не самое безопасное для них место. Особенно если окружающие считают тебя «лоялисткой».

А отец твоей дочурки, по слухам, был одним из врагов.

Она расслабилась и стала раскачиваться в такт движению дилижанса. Уж лучше остаться в Англии. Отложить деньги, которые дал ей герцог, и найти в Лондоне работу в качестве сестры милосердия или еще какую-нибудь.

Кролики, подняв уши, испуганно застывали в траве на обочинах дороги, провожая взглядом грохочущий дилижанс.

Овцы мирно щипали траву на пастбищах, простиравшихся до горизонта, затянутого серой дымкой. Фазан с тревожным криком взлетал над полем, покрытым ярко-зелеными всходами пшеницы. У Джульет неожиданно защемило сердце. Она вспомнила Эндрю с его летательным аппаратом, Нериссу, бросающуюся на его защиту, Гарета с обольстительным взглядом мечтательных глаз.

И герцога.

Утром, едва проснувшись, она уже знала, что ночью что-то произошло. Она слышала, как хихикали служанки, проходя по коридору. Спускаясь к завтраку, она почувствовала напряженность обстановки. Напряженность можно было видеть и в выражении лица его светлости, когда он спокойно усаживался за стол.

Он не проронил ни слова, пока пил свой черный кофе и читал газету. Но настроение у него было такое, что даже Нерисса и Эндрю, обменявшись друг с другом озадаченными взглядами, погрузились в непривычное для них молчание. Его волнение выдавали только пальцы, выбивавшие дробь на крышке стола. Едва Нерисса и Эндрю, позавтракав, покинули столовую, он поднялся из-за стола.

— Пойдемте в библиотеку, — только и произнес он, но Джульет уже знала, что ее ждут плохие новости.

Она заметила, что вокруг его глаз залегли тени, а надменное, непроницаемое лицо выглядит усталым. Он жестом предложил ей сесть и спокойным тоном заявил, что не может стать опекуном Шарлотты.

И никаких объяснений относительно причин своего решения — ничего. Просто сказал, что не может, и все.

Джульет замерла на месте, словно судно, получившее пробоину и начинающее погружаться на дно. «Значит, все кончено. Так я и думала. Прощайте надежды. Прощайте де Монфоры, потому что я больше не смогу оставаться здесь…»

— Вы можете оставаться в Блэкхите сколько захотите, — добавил герцог с такой холодной любезностью, что было ясно: ему совершенно безразлично, останется она или нет. Но Джульет не могла остаться. Она была слишком горда, чтобы принимать подачки человека, который отверг ее маленькую дочь. Она не смогла бы жить под одной крышей с ним, зная, как он к ней относится, не могла допустить, чтобы ее дочь росла здесь, сознавая, что человек, который ее кормит и одевает, лишь терпит ее присутствие. Нет, никогда. Уж лучше увезти свою малышку куда-нибудь подальше отсюда, где материнская любовь защитит ее от людей, подобных ее бесчувственному дядюшке…

Она быстро сложила вещи. Герцог ждал ее в главном холле, стоя в одиночестве возле ниши со средневековыми рыцарскими доспехами.

— Я сообщу своим братьям и сестре о вашем решении после вашего отъезда, — сказал он. — Я думаю, лучше обойтись без сцены прощания.

Выражение лица этого человека было таким же загадочным, как и его поступки. Не говоря больше ни слова, он проводил ее до своего личного экипажа, стоявшего наготове на подъездной дорожке: экипаж должен был доставить ее в Рэйвенском. Он любезно подсадил ее в карету, передал ей в руки Шарлотту и, пока кучер привязывал ее сундук, внимательно смотрел на нее несколько мгновений. Потом достал из кармана толстый кошелек и вложил его в руки Джульет:

— Возьмите. Это вам и вашей дочери, хотя сам я не могу заботиться о вас.

Деньги. Много денег. Гордость призывала вернуть их герцогу. Здравый смысл, который он так ценил в ней, заставлял ее с благодарностью принять деньги.

Она взяла. И поблагодарила его. Прежде чем дверца экипажа захлопнулась, она успела заметить, как его загадочные черные глаза блеснули. Его светлость поклонился, и экипаж покатился по длинной подъездной дорожке, увозя ее навсегда.

И теперь, когда дилижанс мчал Джульет мимо зеленеющих молодой листвой рощиц английского дуба, боярышника, платанов и каштанов, между которыми время от времени мелькали серые воды Темзы, она сказала себе, что у нее нет причины горевать. Кстати, ее не удивило, что такой могущественный и высокородный человек, как герцог Блэкхитский, не снизошел до признания ребенка своего брата. Он не признал бы и собственного незаконнорожденного ребенка. Она всегда была уверена в том, что герцог ей не поможет.