Дикарь - Хармон Данелла. Страница 18

— Говорят, Бротон устраивает петушиный бой у себя в амбаре…

— Ненавижу петушиные бои, — заявил Гарет.

— Ходят слухи, что любовница лорда Пемберли исполняет сегодня свой знаменитый номер под названием «запретный плод». Можно пойти посмотреть, — пробормотал Том Одлет, ухмыляясь и подталкивая в бок Хью.

— Нет, только не это, — нетерпеливо отмел предложение Гарет. Он все еще стоял перед зеркалом, упорно добиваясь, чтобы кружевной галстук лег под нужным углом. Наконец он обернулся — красивый, элегантный и с самым невинным выражением лица.

Однако внешность обманчива. В лорде Гарете де Монфоре наивности не было.

— Мне наскучили бесконечные попойки, распутство и потехи, — заявил он. — Надо придумать что-то другое, волнующее, но где-нибудь поближе, чтобы не нужно было тащиться для этого в Лондон.

— Если уж речь зашла о волнующем, то как поживает та хорошенькая малышка, которая спасла тебе жизнь, а?

— Надеемся, ты уже успел на нее произвести должное впечатление?

— Я над этим работаю, — ухмыльнувшись, ответил Гарет.

— Ха! Могу себе представить, что думает по этому поводу твой деспотичный братец!

— Мне нет дела до того, что он думает. Люсьен, конечно, хозяин Блэкхита, но моим хозяином, черт возьми, ему не бывать! А теперь — вперед, друзья! Нас ждет вечер приключений, и я не желаю больше ни минуты задерживаться в этом доме!

Печально известной компании шалопаев, которая исключительно благодаря своим «подвигам» стала настоящим бичом Лембурнских холмов, не потребовалось много времени, чтобы дойти до состояния буйного веселья. Они все-таки побывали на петушином бою, потом у Пемберли и наконец, после трех бутылок ирландского виски, принесенных Чилкотом, заехали в «Петух и кружку», деревенскую пивную, где, собственно, и началась история, имевшая далеко идущие последствия. Ион Кокем затеял драку с одним из местных парней. Том Одлет отказался платить за эль, потому что у того был якобы неприятный привкус. Остальные шутили и заигрывали с двумя служанками, Тесе и Лорной, которые были рады посидеть на коленях у молодых повес, отличавшихся хорошим воспитанием, но плохим поведением, вместо того чтобы выполнять свою работу. В конце концов хозяин пивной, Фред Кроули, потерял терпение и вышвырнул за порог всю компанию, включая двух девиц.

— Черт возьми, Гарет… чем же нам заняться?

Они стояли посреди дороги, ворча и переругиваясь.

Все были изрядно пьяны. Две официантки, хихикая и кокетничая, не отказывались приложиться к горлышку бутылки с ирландским виски, с которой не расставался Чилкот. Одна из них уже была сильно навеселе. Прижавшись к Гарету, она обняла его за спину, тогда как вторая девица, просунув голову ему под локоть, запустила руку под жилет и начала поглаживать его грудь.

— Ну, лорд Гарет… чем нам теперь заняться? — призывно промурлыкала она.

Он усмехнулся, глядя на нее.

Еще две недели назад он принял бы приглашение, он бы своего не упустил. Как-никак провести ночь в любовных утехах с двумя женщинами сразу мечтает каждый мужчина, а у него эта мечта частенько воплощалась в жизнь. Но сегодня ему просто хотелось вернуться домой.

К Джульет Пэйдж.

— Я не знаю, — ответил он, несколько озадаченный своим странным настроением.

Тут подал голос Кокем:

— У меня есть идея, как отомстить наглому мерзавцу, который вышвырнул нас из пивной. Мы можем так испортить вид из окна столовой, что все постояльцы его гостиницы сбегут, — заявил он.

— А как?

Чилкот отхлебнул большой глоток виски, указывая бутылкой на деревенский луг. Наклонившись к девице, выглядывавшей из-под локтя Гарета, он спросил:

— Тесе, не знаешь ли, где нам раздобыть немного малиновой краски, которой Кроули покрасил входную дверь?

Король Генрих VIII верхом на вздыбленном коне был местной достопримечательностью и гордостью деревни с тех пор, как прапрапрадед Гарета, первый герцог, воздвиг эту статую в начале прошлого столетия. Она возвышалась на оживленном перекрестке дорог, ведущих в Ньюбери, Суиндон, Уонтейдж и Лембурн. Это была великолепная работа скульптора, которая радовала глаз и внушала уважение своим величественным видом. Великолепный каменный конь, вставший на дыбы и бьющий передними копытами в воздухе, был красив и горяч, а восседавший на нем монарх — властен и суров. Однако нынче ночью бедному старине Генриху, кажется, грозили не меньшие страдания, чем любой из его несчастных жен, потому что группа его самых высокородных верноподданных столпилась вокруг пьедестала статуи, явно замышляя что-то нехорошее.

Что-то совсем нехорошее.

Вокруг статуи стояли все, кроме одного. А предводитель компании, согласившийся совершить этот подвиг потому лишь, что все остальные спорили на деньги, осмелится ли он сделать это или нет (этот стимул мог заставить Гарета совершить практически все, что угодно), висел над их головами на высоте примерно десяти футов на веревке, перекинутой через шею коня. Он обхватил ногами пьедестал статуи и задрал руку куда-то под задние ноги коня.

— Ну как там, Гарет, приятно на ощупь? Ты что-то не торопишься!

— Я его понимаю. Не каждому удается пощупать каменного коня!

— Хотел бы я иметь инструмент хотя бы в половину такого размера.

— Ты хочешь сказать, что у тебя меньше, Чилкот?

— У лорда Гарета такой же! — воскликнула Тесе. — У него инструмент получше, чем у любого коня — хоть каменного, хоть живого!

Раздался взрыв пьяного смеха — мужского и женского, — и еще одна бутылка ирландского виски была пушена по кругу, переходя из рук в руки нетвердо державшихся на ногах гуляк. Они окружили статую бедняги Генри, восседавшего верхом на коне, которого с минуты на минуту должны были обесчестить.

— Эй, Гарет! Я и не подозревал, что у тебя склонность к скотоложству! О каких еще своих тайных пороках ты нам не поведал, а?

— Заткнитесь вы там, безмозглые курицы, — сказал Гарет. — Вы что, хотите разбудить всю эту чертову деревню? — Но он был так же пьян, как и все остальные, поэтому никто не воспринял его слова всерьез.

— Послушай, Гарет, не может быть, чтобы тебе требовалось больше пяти минут — ик!.. — чтобы покрасить его яйца в синий цвет!

— Не в синий, а в малиновый. Королевский пурпур.

Как приличествует королевскому коню.

Чилкот очень похоже изобразил ржание коня. Кокем всхрапнул по-лошадиному и ухватился за живот, пытаясь удержаться от смеха. Но он, как видно, перебрал виски и, не удержавшись на ногах, упал лицом в мокрую траву, не переставая давиться от хохота.

Гарет с самым невозмутимым видом обмакнул в ведро с краской кисть и стряхнул ее на напудренные парики своих приятелей.

Рев возмущенных голосов раздался в ночной тьме, а Гарет спокойно продолжил свою работу.

— Черт бы тебя побрал, Гарет, ты испортил мой лучший парик!

— Черт с ним, с твоим париком, Хью! Посмотри лучше, во что он превратил мой фрак!

Чилкот еще раз громко икнул и повалился на землю.

— О-о-о, меня, кажется, сейчас вывернет наизнанку…

— Уймитесь, придурки, или я опорожню на ваши головы целое ведро! — крикнул сверху Гарет. Держась за веревку, он подтянулся чуть выше и принялся наносить краску на второе яйцо коня. — Одно готово. Еще одно, и можете называть меня… Гейнсборо [3].

Хью фыркнул, испустив фонтанчик виски, и повалился на землю, помирая со смеху. Перри прикрыл рот рукой, стараясь не расхохотаться:

— Ну ты даешь, Гарет! С тобой не соскучишься!

Гарет ухмыльнулся, весьма довольный собственной шуткой:

— Я не поэт, конечно, но стараюсь. Тащите-ка еще краски, приятели. Да не пролейте, не то нам может не хватить.

Он швырнул вниз пустое ведерко, не особенно беспокоясь, куда оно шлепнется. Ведро упало на постамент статуи с грохотом, который, наверное, переполошил всю округу. Хью налил в ведро краски. Чилкот, который все еще лежал на земле, взял дужку ведра в зубы и, икая, обскакал легким галопом на четвереньках статую, причем ведерко болталось из стороны в сторону, расплескивая краску на элегантное кружевное жабо Чилкота и его щегольской жилет. Заржав, он стал на дыбы, остановившись как раз под Гаретом, где все общими усилиями прицепили ведро к концу длинного шеста и принялись поднимать наверх.