Машина страха - Чиж Антон. Страница 12
11
Засада оказалась там, где должна была быть. Зная характер великого криминалиста, нельзя было и подумать, что он отправится в лабораторию. Пари на такое событие было бы заранее проиграно. Любопытство было третьим, нет, четвертым пороком Лебедева после любви к науке, любви к актрискам, любви к сигарильям и вздорного характера. Выходит – пятым. Но по важности – одно из первых. Если бы Аполлон Григорьевич немедленно не выяснил подробности, он, пожалуй, лопнул бы от нетерпения и догадок. А такого позволить себе он не мог.
Ванзаров завернул с Литейного проспекта на Симеоновскую улицу и тут же был пойман. Дорогу преградила величественная фигура Лебедева. Он был чуть выше чиновника сыска. Незначительно.
– И как же это понимать, друг мой? – с ледяной строгостью спросил Аполлон Григорьевич. При этом в глазах у него бегали хитрые искорки. Наверное, электричество из головы не выветрилось.
– О, это вы… Думал, ушли к себе фотографии проявлять, – с невинным выражением лица ответил Ванзаров. – Чрезвычайно рад видеть.
Обсуждать, как он фотографировал свои мысли, Лебедев не собирался. Дать Ванзарову разрушительное и непобедимое оружие для их споров, не говоря уже о насмешках? Да ни за что! Упираться и молчать, как закоренелый каторжник.
– Какие фотографии? С чего вы взяли?
– Те, что у вас под мышкой. Из-под пальто выпирает плоский прямой уголок. Наверняка фотографическая пластинка. Для одной толстовато, вероятно, две…
Лебедев отдавал должное умению друга видеть и замечать мелкие детали, из которых тот делал большие выводы. Но сейчас талант играл против него.
– Да, фотографии… Они у меня с собой были… При себе, – отвечал Лебедев не слишком умело. – Они вообще не имеют отношения к Погорельскому.
– Разве я спрашивал вас об этом?
Тут Аполлон Григорьевич понял, что почти проболтался. Еще слово, и ему придется исповедаться и про пластинку у лба, и про доркографию. Из него буквально вытащат признание. А все эта проклятая ванзаровская логика. Или сократовская, пес их побери обоих…
– Да что вы привязались! – возмутился он. – Мои фотопластинки… Отстаньте!
– Директор Зволянский попросил вас сфотографировать доктора на память? – спросил Ванзаров, соединив в логическую цепочку разрозненные факты, какие знал. Эффект превзошел ожидания: Лебедев растерялся. Великий криминалист был сражен нечеловеческой проницательностью. Или волшебством. Одно из двух.
– Это вы как… Откуда… Что еще такое… – растерянно проговорил он.
Логика бесцеремонно указывала: Зволянский «расплатился» с Погорельским за то, что тот ввел в кружок спиритов юношу Сверчкова. Расплатился по-крупному, если пошел на поклон к Лебедеву. Как видно, дело Сверчкова того стоило. Что вызывало неожиданные вопросы…
– Аполлон Григорьевич, простите за шутку, – сказал Ванзаров, склоняя голову. – Болтаю что ни попадя…
Испытав облегчение и злясь на себя, Лебедев постарался задать жару:
– А вы-то что делали у этого безумца? Приходит, журнальчик подает, автограф просит, глазками мне знаки подает! Что это за цирк устроили? Тоже небось Зволянский приказал?
– Да, приказал, – кротко ответил Ванзаров.
Буря стихла. Долго злиться на друга Лебедев не умел. Тем более сам виноват. А тут еще мелькнул новый интерес.
– Это по какому делу? – спросил он без всякого раздражения, подхватывая Ванзарова под руку. – Почему я ничего не знаю?
– Рад бы, но не могу…
Аполлон Григорьевич хотел было обидеться, но не смог. Он знал, что, если Ванзаров помалкивает, тому есть веские причины. И давить на него бесполезно. Он не пристав, не поддастся…
– Зато прошу вас о помощи, – продолжил Ванзаров.
Что для Лебедева прозвучало лучшим из комплиментов.
– Уж не знаю, смогу ли… Куда мне до вас… И логика у вас, и майевтика, и даже глупейшая психологика… А что у меня? Так, микроскоп да реактивы…
– Без вас, Аполлон Григорьевич, без вашего опыта и знаний, логика слепа и беспомощна… Как котенок…
– Ладно уж, чего там… – криминалист расцвел, как осенний цветок. Да, слаб великий человек к похвале, тщеславен, что поделать…
– Представьте ситуацию: юноша примерно двадцати двух лет, хорошо образован, не бедствует, в начале блестящей карьеры вдруг без видимой причины стреляет в своего покровителя и благодетеля. Причем вообще не помнит о поступке.
– Врет, – сразу ответил Лебедев.
– Не умеет, – ответил Ванзаров. – Я проверил.
– Значит, был пьян.
– Не пьет, примерного поведения.
– Ревность, – сказал Лебедев и тут же мотнул головой. – Нет, это же сразу ясно… Тогда революционер. Они умеют мозги выворачивать.
– Не годится.
– Почему?
Ванзаров не мог помянуть психологику и Бурцова ни вместе, ни по отдельности. Над психологикой Лебедев издевался, считая лженаукой, а судебного следователя на дух не переносил. Были у них неприятные стычки.
– В таком случае им бы занимались другие господа.
Прозрачный намек Аполлон Григорьевич понял, ответ счел достойным.
– Остаются опий, морфий и подобные радости, – сказал он. – Могут давать эффект потери памяти. Хотя если мальчишка не пьет, то куда ему с этим… Лучше предоставьте его мне, сделаем анализы, проверим…
Детскую ловушку Ванзаров не счел нужным замечать.
– Больше идей нет?
– Только колдовство, – сказал Лебедев. – Читал брошюру о народных знахарях, автор уверяет, что в глухих деревнях у нас водятся старухи, которые умеют заворожить. Нашепчут что-то на ухо – и человек сам не свой становится. Это, конечно, ересь и басни этнографов…
– А как же гипнотизм? – аккуратно спросил Ванзаров.
Аполлон Григорьевич недовольно хмыкнул.
– Ах, вот вы о чем… Сказали бы сразу, зачем было кругами ходить… Я лично с гипнотизмом не сталкивался, один раз побывал на сеансе на кафедре медицины. Что это такое, сказать не могу, так как техникой гипноза не владею. Изучать желания нет… Что вы меня мучаете, спросили бы у Погорельского.
– Он лечит гипнозом?
– Насколько лечит, не знаю, а вот брошюрку про гипноз издал…
– Может, припомните преступления, связанные с гипнозом?
Лебедев выразительно поморщился:
– Если и случалось нечто подобное, то мы никогда не узнаем: гипнотизм ни один пристав в дело не запишет. Сами понимаете, кому охота со службы вылететь.
Ванзаров понимал.
– А в Европе?
– Недавно прочел про случай в Лондоне 17 сентября. Некая мисс Рейнар, гувернантка, вышла из дома и пропала. Хозяева обратились в полицию: девушка примерного поведения, не могла просто так исчезнуть. Тем более из дома ничего не пропало. Начались поиски. Через день ее нашли. Знаете где? В больнице для престарелых актеров. На допросе в полиции Рейнар показала, что ехала, как обычно, в поезде из Лемингтона. В купе к ней подсели двое незнакомцев, стали делать над ней пассы. После чего она уже ничего не помнила. Пришла в себя в больнице без сумочки, денег и вещей. Описать этих мужчин не смогла. Скотленд-Ярд дело закрыл. За невозможностью поимки преступников…
– Это все?
Лебедев заметил, что оболочка его друга стоит на Симеоновской, а остальное нырнуло в мыслительные глубины. Ванзаров впал в особую прострацию.
– Краффт-Эбинг [12] описывает пациентку, которая была уверена: муж хочет довести ее до самоубийства, гипнотизируя. Но это скорее вопрос психиатрии. Женская истерия, что возьмешь…
Ванзаров незаметно вздрогнул, будто очнулся от сна с открытыми глазами.
– Благодарю, Аполлон Григорьевич, ваша помощь бесценна… Как всегда.
Он быстро попрощался и пошел в сторону Фонтанки и цирка Чинизелли.
А Лебедев не мог решить, благодарность это или ирония. С Ванзаровым ни в чем нельзя быть уверенным.
12
Посетителей у Палкина было не много. Время такое несуразное. Публика собиралась к вечеру. Тогда на сцену выходил оркестр пожарной команды под управлением брандмайора, а на кухне готовили знаменитые блюда, ради которых знатоки посещали ресторан. Завтрак был скромнее, всего-то пятьдесят блюд, не считая горячих и холодных закусок. В огромном зале, с высокого потолка которого спускались люстры, похожие на хрустальные пирамиды, было тихо. Тенью шуршали официанты с подносами, звенели вилки, гости беседовали вполголоса.