Африканский гамбит (СИ) - Птица Алексей. Страница 25

После крещения, я натянул на шею золотой крест, и всё, я копт. Веришь, не веришь, всё от Бога. Здесь же, пользуясь, так сказать, случаем, и торжественной обстановкой, меня объявили князем всего народа банда, и повелителем прочих племён, живущих на моей территории.

Теперь всё, я не вождь, а чёрный князь целого народа. Построив чёрные сотни, торжественно объявил им о своём высоком звании, и подарил толпе самую радостную из всех своих улыбок. Рядом со мной, стояло моё копьё, с безвольно свисающими шкурками змей, заканчивающимися оскалённой пастью.

Змеи слегка покачивались на ветру, обвивая древко копья. В руках я держал новый скипетр, он же, дорожный посох, больше похожий на булаву, с длинной ручкой, и рукоятью, в виде головы змеи. Глаза каменной змеи равнодушно смотрели на происходящее, из-под положенной на неё руки. Отец Мефодий с неодобрением смотрел на меня.

А на него, с таким же неодобрением, смотрели головы моих врагов, унганов, принесённые из похода, и развешенные на шестах, возле хижины. Головы Наобума и Уука тоже там присутствовали, но больше смотрели друг на друга, чем по сторонам, вечно упрекая друг друга в проигрыше. Есаул Ашинов, заходивший ко мне время от времени с докладом, и решая организационные и бытовые вопросы, всё время чертыхался при их виде, и торопливо крестился, глядя на это непотребство.

Я же давно к ним привык. В этой компании не хватало третьего. Им должен был стать Аль-Максум! Но эта сволочь где-то скрывалась от меня, и я не мог его пока поймать. Ну что ж, «сколько верёвочке не виться, а кончик завсегда сыщется». Я… подожду…

1889 год подходил к концу, а я ещё никак не мог стать, хотя бы, великим князем, и захватить большой кусок территории, а не эти жалкие две тысячи квадратных километров.

Казаки собрали ткацкие станки, и местные женщины стали учиться на них работать. Вскоре появились и первые образцы тканей, с чисто африканским орнаментом. Все они достались в награду казакам. Эти ткани, сделанные из местных растений, и даже коры деревьев, были очень красивы, и окрашены в чёрные, либо красные и синие цвета, или имели двухцветный орнамент.

Конечно, казаки сначала удивлялись голым телам местных мужчин и женщин, но потом попривыкли, кроме совсем молодых казаков. Но те, понятно почему, не могли спокойно пройти мимо голой груди, или оттопыренной задницы, вызывающе торчавшей из-под куска ткани, или травяной юбки. Но проблем пока не было, и слава Богу.

Мы ещё долго очищали пруд от массового крещения негров. Копты были довольны, и активно затаскивали в него всё большее количество людей, объявив его воду священной, и дарованной Богом из чистых небес. Большинство из них ушло под охраной воинов, во все контролируемые селения и города.

Подумав, я отправил самых решительных священников на сопредельные территории, распространять свет веры дальше, придав им по два десятка воинов, для охраны от фанатиков языческих богов. События, тем временем, шли своим чередом.

Войска обучались, казаки охотились на слонов и прочих зверей, добывая слоновую кость и шкуры редких животных. Ремесленники создавали новые изделия, а новоявленные крестьяне, из числа самых хилых и забитых, работали на полях, вспахивая их плугом и бороной.

Ради любопытства, я дал себя уговорить поохотится. Ничего интересного в этом не оказалось. Группа загонщиков выгнала на нас небольшую семью слонов, торопливо переставлявших ноги, и непрерывно громко при этом трубящих. Казаки, выждав, открыли огонь из винтовок. Приложив к плечу свой старый слонобой Энсфилда, я тоже прицелился и выстрелил.

Крупнокалиберная пуля, попав в грудь исполина, заставила встать его на дыбы и мощно затрубить. Перезарядившись, я прострелил ему голову, и старый слон, тяжело завалившись на правый бок, рухнул на землю, подняв целое облако пыли.

Уважение казаков я завоевал не этим, а мастерски ловя змей на их глазах, и сцеживая потом яд. Даже спас парочку из казаков, из числа особо неосторожных, укушенных змеями и насекомыми. А не надо бродить по высокой траве, подражая негритянскому вождю. У некоторых из них началась малярия, с которой я боролся с помощью хинина, и настоек, повышающих иммунитет. Это принесло свои плоды, и никто из казаков, за всё время пребывания у меня, не умер.

Есаул, да и другие казаки, при любой возможности приставали ко мне с вопросами, откуда я знаю так хорошо русский язык, но с каким-то непонятным акцентом. Хотя акцент, как раз-таки, был у них, а не у меня.

В ответ на их расспросы, я рассказывал им откровенные сказки о своём происхождении, делая прозрачные намеки о некоем великом князе, который, якобы, зачал меня с моей, редкой красоты, матушкой. И даже при этом всхлипывал от переполнявших меня эмоций.

Глядя на моё лицо, они сомневались, что моя матушка была редкой красавицей, на что я справедливо им заявлял, что пошёл в папу, редкостного… урода. Ну да, в каждой семье не без урода, что ж поделать. У него была редкостной красоты душа, вот она-то мне и досталась.

Они терялись в догадках, кем же мог быть мой отец. Я, шлёпая толстыми губами про себя, как будто бы пытался вспомнить образ отца. И описывал внешность грузинского князя, вспомнив изображение одного из безвестных грузинских князей, увиденных в картинной галерее в Тбилиси, где я был на отдыхе. Не знаю, поверили они мне, или нет, но на время отстали.

Как-то раз, ко мне зашёл с очередными вопросами есаул, и, поговорив о том, о сём, похвастался успехами, что достигли мои воины под их руководством, а также рассказал, как в кузне умельцами-станичниками был сделан плуг и борона, и обучены этому местные кузнецы. Много, много сделали казаки, всего за три месяца своего пребывания здесь. Очень многому научили моих людей.

Но, по ним было уже видно, как они хотят вернуться обратно домой, с рассказами о небывалых приключениях в Африке, и нагнать сюда людей своими повествованиями, сделав мне рекламу в России. На это я, собственно, и рассчитывал, щедро оплачивая их услуги и энтузиазм.

Мне очень нужны были люди, знающие, «рукастые». Я многое знал, и умел, и хотел реализовать некоторые знания, пришедшие вместе со мной из будущего. Например, я знал, что ждёт Россию в будущем, и мне было искренне жаль всех русских, сгоревших в огне революции и гражданской войны, а потом, погибших на чужбине, брошенных и преданных союзниками, подчас в нечеловеческих условиях.

Тогда им ничего не помогло, и они гибли в Турции, Болгарии, Ливане, Сирии, в Китае и Франции; воюя в Южной Америке, приютившей многих из них, а потом растворившись бесследно в массе местного люда, и потеряв свою национальную идентичность.

Я знал, как помочь им, и хотел спасти очень, и очень многих.

Это словно почувствовали казаки. Первым назвал меня «провидцем» один из них, тесно общавшийся с местными женщинами, и ради этого даже научившийся говорить на местном диалекте. Они же ему и рассказали о том, что я колдун, по-местному, унган. И колдун очень сильный.

Насмотревшись на всё, происходящее вокруг меня, на черепа, висевшие на шестах перед хижиной, на моё копьё, на мой скипетр, с как будто бы, живой змеёй, сделанной из камня, услышав от меня непонятные слова, и убедившись в моих знаниях, особенно, об оружии, находясь при этом в самом центре Африки, они сразу поверили в мои сверхъестественные способности.

Есаул Ашинов напрямую спросил у меня.

— Откуда ты знаешь, кто у нас правит? Я поднял глаза к потолку, прикоснулся к чёрной маске, прислонённой к стене хижине, коснулся кинжала и посоха… и просто пожал плечами.

— Скажи, кто будет у нас следующим царём?

Я, конечно, знал, но с ходу отвечать было нельзя. Скорчив самую таинственную, по моему мнению, рожу, я сказал.

— Мне нужно подготовиться к твоим вопросам, как только я буду готов, ты сможешь их мне задать. А пока, думай! Вопросов не должно быть много, не больше пяти!!! — и я стал готовиться к мнимой медитации.

Достал котелок, плеснул туда воды, поставил на огонь очага, и начал бросать туда корешки трав, всякий мусор, который валялся по углам моей редко прибираемой хижины, попутно утилизировав кусочки шкур, и отвалившегося меха. Кинул парочку попавшихся насекомых. Поймал, некстати залетевшую в моё жилище, муху це-це, и с удовольствием бросил её в кипящую воду, туда же полетела и пойманная в углу ящерица.