Хоббит - Толкин Джон. Страница 4

Они пели, а хоббит вдруг почувствовал, как его пронизывает любовь к красивым вещам, изготовленным при помощи ловких рук, мудрости и волшебства, и понял страсть и ревность, живущую в сердцах гномов. В нем проснулось что-то Туковское, ему захотелось пойти посмотреть на великие горы, услышать шум сосен и гром водопадов, исследовать глубинные пещеры и вообще взять меч вместо тросточки. Он выглянул в окно. Над деревьями на черном небе сверкали звезды. Он подумал, что, наверное, так же сверкают гномьи сокровища в темных пещерах. Вдруг над лесом за Рекой в небо взвился язык пламени – там, наверное, жгли костер, – и хоббит представил, как грабители-драконы прилетают на его родную Кручу и сжигают все, что на ней есть…

Небо потемнело, на звезды наплыло облако. Хоббит вздрогнул, встряхнулся и снова стал обыкновенным простоватым Бильбо Торбинсом из Торбы-на-Круче.

Дрожа, Бильбо поднялся со скамеечки. Ему не очень хотелось идти за свечами или лампой, зато очень хотелось пойти в чулан, спрятаться там между бочками с пивом и не выходить, пока все гномы не уйдут.

Но тут музыка и пение смолкли, и хоббит скорее почувствовал, чем увидел, как они все смотрят на него из темноты поблескивающими глазами.

– Ты куда? – произнес Торин тоном, показывающим, что он, кажется, догадался о намерениях Бильбо.

– Может быть, сделаем немного светлее? – словно извиняясь, сказал хоббит.

– Мы любим мрак, – ответили гномы. – Темнота нужна для темных дел. До рассвета еще много часов.

– Конечно! – сказал Бильбо и опять сел. От волнения он сел мимо табурета, прямо на каминную решетку, с грохотом уронив совок и щипцы.

– Тише! – сказал Тэндальф. – Пусть говорит Торин!

И Торин начал:

– Обращаюсь к вам, Гэндальф, гномы и господин Торбинс! Мы собрались в доме нашего друга и товарища по конспирации, самого замечательного и предприимчивого хоббита – пусть у него никогда не облысеют коленки! Да здравствуют его вино и пиво!

Он придержал дыхание и сделал паузу, в надежде на вежливую реплику со стороны Бильбо в ответ на свой комплимент, но бедняга Бильбо только растерянно и протестующе шевелил губами, ему совсем не нравилось, что его обозвали «предприимчивым» и «товарищем по конспирации», поэтому Торин продолжил:

– Наступил торжественный момент. Мы собрались, чтобы обсудить наши планы, пути, способы, методы и тактику на время длительного путешествия, в которое мы отправимся на рассвете и из которого многие (а может быть, и все, кроме нашего большого друга и советчика мудрого мага Гэндальфа) могут не вернуться. Цель нашего путешествия вам всем должна быть хорошо известна; вероятно, только для уважаемого господина Торбинса и для одного-двух младших гномов – верно, я не ошибусь, назвав Кили и Фили, – точная обстановка на сегодняшний день потребует некоторых объяснений…

Это была обычная манера Торина выражаться. Он был очень важным гномом и любил витиевато говорить. Если бы его не перебивали, он бы продолжал в том же духе до утра, не сказав ничего такого, что бы не было уже известно всем. Но его грубо прервали. Несчастный Бильбо не вытерпел. На словах «могут не вернуться» он почувствовал, как у него внутри нарастает отчаянный визг, подступает к горлу и без всякого управления вырывается наружу. Словно громкий свисток паровоза из туннеля.

Гномы так резко повскакивали с мест, что даже стол перевернули. Гэндальф выбил синий огонь концом своей волшебной трости (она же была жезлом), и в его свете все увидели, как бедный хоббит на коленках стоит на коврике у камина и весь трясется, как тающее желе. Через мгновение он упал и стал выкрикивать:

– Молния! Ударила молния!.. – много раз подряд.

Гномы его подняли, положили на диванчик в коридоре, поставили рядом с ним питье и вернулись в комнату обсуждать свое темное дело.

– Экспансивный невысоклик, – заметил, садясь, Гэндальф. – У него бывают странные приступы, но он – один из лучших, один из лучших, а в ярости это просто укушенный дракон.

Если вам приходилось видеть укушенного дракона, то вы поймете, что замечание волшебника было очень поэтической гиперболой в применении к любому хоббиту, даже двоюродному прапрадедушке Старого Тука, которого звали Бычеглас и который был так велик ростом, что мог взобраться верхом на лошадь. Он когда-то вызвал на бой войско гоблинов из горы Грэм. В сражения на зеленых Полях он деревянной дубиной сшиб голову предводителя гоблинов Гольфимбула, и эта голова пролетела по воздуху сотню ярдов и попала в кроличью нору, таким образом была одновременно выиграна битва и изобретена игра в гольф. А изнеженный потомок Бычегласа сейчас с трудом отходил от потрясения на диванчике в прихожей. Он немного полежал, немного выпил, потом все-таки встал и подкрался к двери гостиной.

И вот что он услышал (говорил Глоин):

– Гм-гм! Вы думаете, он справится? Гэндальфу легко говорить о ярости хоббита, но если он, приходя в ярость, вот так завопит хоть один-единственный раз, то разбудит дракона со всеми его родственниками, и они нас поубивают. По-моему, это было больше похоже на испуг, чем на ярость. Вообще, если бы не тайный знак на двери, я бы подумал, что мы по ошибке попали не в тот дом. Я засомневался сразу, как только увидел, как он пускает пузыри на коврике возле двери. Он скорее смахивает на зеленщика, чем на взломщика…