Красный (ЛП) - Райз Тиффани. Страница 38

- Она будет красно-белой, когда я закончу с ней, - сказал Малкольм. - Как леденец.

- Или флаг Швеции, - добавила Мона. - Или это Дании?

- Я оставлю синие синяки и будет флаг Америки, Англии и Франции, - сказал Малкольм. - И я отсалютую им всем.

- Нет. - Синеглазый покачал головой, лаская ее губы. - Окрыленная шелковая роза. Белые цветы, но шипы кроваво-красные и большие, словно лепестки. Прекрасная и опасная, так я и представляю погружение в твою киску.

- Ты тоже попадешь в ловушку, - сказал Малкольм. - И больше не захочешь ее покидать.

Мона усмехнулась, опьяненная счастьем, опьяненная похотью.

- Тогда возьми ее, - сказал Малкольм. - И поймешь, о чем я.

Малкольм покинул ее тело и опустил ноги на покрывало. Он растянулся на боку рядом с ней. Мужчина с синими глазами занял место Малкольма между ее ног. Ей было приятно раздвинуть ноги и показать ему себя. Обеими руками он раздвинул ее лепестки, широко раздвинув их для своего изучения и осмотра.

- Яблочно-красный, - сказал он, одобрительно кивая. - Цвет, который соблазнил и Адама, и Еву. На вкус ты такая же сладкая, как и на вид? - спросил он, но не дождался ответа. Он опустил голову и облизнул ее внутренние складочки, выписывая круги по ее лону. Он проник языком в открытое отверстие, прежде чем снова подняться. - Даже слаще, чем я думал. Сладкая и терпкая. Считай меня падшим человеком.

Он стянул пиджак и отбросил его в сторону. Затем расстегнул брюки и вытащил член, уже полностью эрегированный. У Моны перехватило дыхание от его вида, темно-красный и напряженный в его руке. Прекрасный мужской орган, он был длинным и толщиной с его запястье, и ее жажда усилилась, когда он погладил его.

- Открой себя, - приказал мужчина с синими глазами. Она раскрыла для него свои складочки, как и он, используя руки, чтобы обнажить дырочку. Он навис над ней, прижав член к входу и удерживая его на месте своей рукой. Одним целенаправленным толчком он проник в нее до упора и продолжал трахать без дальнейшего предисловия. Он схватил ее за ногу и закинул себе за спину, и продолжил вонзаться энергичными ударами. Он был над ней и под ней одновременно, приподняв ее таз так высоко, что мог просунуть колени под ее бедра, чтобы лучше проникать в нее. Мона попыталась дотронуться до него, но он схватил ее за запястья и прижал к покрывалу. Он не давал пощады, этот мужчина с темно-синими глазами, не терпящий возражений. О передышке или пощаде не могло быть и речи. Она существовала исключительно для того, чтобы принимать его член и ей нравилось это, а все остальное было необязательно.

Мона часто и поверхностно дышала, пока мужчина протаранил ее своим железным членом. Ее внутренние мышцы напряглись и сжались, обхватывая его ствол, омывая его во влаге, внимании и обожании. Она едва выдерживала нарастающее давление. Малкольм добавил ей мучений, слегка оттянув капюшон ее клитора, обнажая раздутый узелок. Он пульсировал под пальцами Малкольма, пульсировал в такт мощным толчкам, которые с каждым ударом разрывали ее по швам. Нечеловеческие звуки слетали с ее губ. Её живот напрягся. Ее бедра напряглись. Видеть пальцы Малкольма на ее клиторе, орган синеглазого мужчины, исчезающий в ней, и ее тяжелые набухшие груди, поднимающиеся и опускающиеся с каждым грубым толчком, было слишком для Моны. Она слишком много видела, слишком много чувствовала, слишком много принимала, чтобы вынести. И только когда она больше не могла принимать, они давали ей больше.

Они давали ей больше.

Мужчина с синими глазами поднял ее на руки, прижимая к груди, хотя его член оставался внутри нее. Она обняла его, держа его так же крепко, как он держал ее. Он перекатился на спину, и как только она оказалась на нем сверху, Мона начала объезжать его. Она положила руки ему на грудь и выгнула спину, демонстрируя ему свои груди, предлагая их для поцелуя и прикосновения. Она вращала бедрами по кругу, терлась об орган внутри себя. Без предупреждения мужчина под ней дернул бедрами и приподнял ее. Он поймал ее прежде, чем она упала ему на грудь, поймал и снова прижал к себе. Она боролась с руками, которые держали ее. Ей нужно было двигаться, чтобы достичь кульминации. Невозможность кончить убивала ее. Однако мужчина был в десять раз сильнее ее и держал ее в ловушке, прижав к своей груди. Он скользнул руками вверх и вниз по ее спине, пока она задыхалась, как животное в жару. Он взял ее ягодицы в свои руки и развел в стороны. Мона ахнула, когда почувствовала что-то прохладное и влажное у ее ануса, но она узнала пальцы, которые касались ее. Пальцы Малкольма медленно проникли в ее второе отверстие. Она вздохнула от этого самого милого проникновения против ее воли. Он снова смазал ее, очень тщательно. Сначала он использовал только один палец, но, когда ее анус открылся ему, он добавил второй. Вскоре она смогла принять три пальца. Он работал тремя пальцами, пока она не начала принимать их с легкостью. Он трахал ее, и мужчина под ней снова начал двигаться. Они трахали ее в тандеме, проникая в унисон. Когда они оба покинули ее дырочки, она едва не заплакала от ноющей пустоты, но в одно мгновение они снова проникали в нее, и она стонала от счастья, невыносимого счастья.

Мужчина под ней сомкнул ноги вместе, и Малкольм приподнялся, нависая над ней со спины, чтобы взять ее сзади. Пальцы вскоре исчезли и быстро сменились членом Малькольма. Она знала, что этот акт был неизбежен, и, хотя она хотела этого, она также боялась его. Малкольм почувствовал ее напряжение и успокоил ее серией поцелуев на обнаженных плечах.

- Откройся для меня, - прошептал он, и она раздвинула свои бедра настолько широко, насколько могла. Движение стало невозможным и ненужным, когда оба мужчины оказались полностью внутри нее. Она была распята их членами. Мона уткнулась головой в изгиб сильной шеи синеглазого и лежала там, принимая все, а в это время двое мужчин в тандеме использовали ее дырочки.

Это было непристойно, когда ее трахали сразу двое мужчин. Она чувствовала, что два органа разделены только стеной чувствительной ткани, которая дрожала между ними, дергалась и вздрагивала. Насаженная на два ствола, она ничего не могла сделать, кроме как оставаться неподвижной и принимать. Она вцепилась пальцами в тонкую льняную ткань рубашки синеглазого и вцепилась в него так, словно это была ее жизнь. Его дыхание было прерывистым, отчаянным, голодным и музыкой для ее ушей. Тихие стоны оживали и умирали в его горле. Она никогда не слышала таких эротических звуков. Она посмотрела на него и увидела, что его глаза закрыты, а губы приоткрыты, и она не могла удержаться от того, чтобы поцеловать этот рот, который все еще имел вкус всего красного и соблазнительного.

- Если бы тебя выставили на продажу, я бы заложил свою душу, чтобы купить тебя, - сказал синеглазый ей на ухо. - Я бы купил тебя и держал тебя обнаженной и прикованной к моей кровати. Я бы хвастался твоей киской каждому мужчине, который переступил порог моего дома, чтобы они видели мое ценное приобретение и завидовали. Я бы трахал красивых женщин перед тобой и сразу же отправлял их домой, и из них вытекало мое семя, чтобы ты знала, что я могу заполучить любую понравившуюся мне женщину, но ты была бы единственной, которую я хотел оставить. Я бы привязал тебя к обеденному столу и пил из тебя вино. Я позволил бы моим дорогим друзьям нагнуть тебя над бильярдным столом и трахать твою киску и задницу, а сам бы сидел в своем любимом клубном кресле, потягивая скотч и наблюдая, как ты страдаешь для моего развлечения. А позже, когда я буду трахать тебя в нашей постели, ты в мельчайших подробностях расскажешь, почему предпочитаешь мой член их. И если ты будешь очень хорошей маленькой девочкой, я разделю тебя вот так, член в обе дырочки - и если и когда ты будешь ангелом для меня, я позволю тебе взять член во все три. Ты великолепная шлюха, и я бы с удовольствием насаживал тебя на свой член каждый день до конца жизни.

Эти слова были слишком для Моны. Ее влагалище сжалось так сильно, что она закричала. Мышцы ее живота напряглись. Электрические разряды пробежали по ее спине к затылку. Ее бедра дрожали, и она дрожала, не двигаясь. Кульминация с двумя органами глубоко в ней была разрушительной. Она никогда не оправится от этого. Это продолжалось целую вечность, а когда прекратилось, ей на мгновение показалось, что она умерла.