Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина. Страница 44

Длинные тонкие руки. Кожа будто фарфоровая, полупрозрачная, но это не кажется отвратительным. Нити сосудов удивительным узором.

Острые ключицы.

Платье соскользнуло с плеча. А на губах появилась улыбка.

Глеб отступил к двери.

Спустился. Прихватил трость… если избавить от проклятья, тело восстановится, и эта трость, безусловно, изящная, тонкая, сама по себе являющаяся предметом искусства, станет не нужна.

…а он, Глеб, будет ли он нужен со своими проблемами, учениками и затаившимся безумием?

Глава 19

Глава 19

Утром Анне хотелось улыбаться.

Просто так, без причины.

Более того, если подумать, то причин для улыбки не было совершенно. Она умудрилась уснуть, и так крепко, что не почувствовала ни возвращения Глеба, ни…

Она провела пальцем по губам.

Этак впору вернуться к девичьим мечтам, к сказкам, в которых принц целует зачарованную королевну, и та пробуждается к жизни. Глупость какая… какая из Анны королевна? Чары, конечно, имеются, но одного поцелуя, чтобы их снять, явно недостаточно. Тем более, что и не было никакого поцелуя.

И не будет.

Но… разве это важно?

И даже необходимость спускаться и впускать Марию, которая появлению нового охранного контура то ли не удивилась, то ли сделала вид, что не удивилась, настроения не испортила.

Напротив даже.

Раннее утро. Прохлада.

И трава щекочет босые ступни. Роса мягка, хоть и вправду собирай для зелья приворотного. Она и пахла-то чем-то весенним и чудным, бередящим душу. Впрочем, Анна давно уже вышла из возраста, когда в подобное веришь.

…нет, приворотное зелье она могла бы сварить и даже без весенней росы, но… зачем?

Переодевшись, Анна спустилась на кухню, где уже хозяйничала Мария, женщина на редкость неразговорчивая, тем и ценная.

— Доброе утро?

— Кофий? — вместо приветствия спросила Мария, и не прошло десяти минут, как перед Анной возникла крохотная чашка ароматного кофе.

Его Мария умела варить.

Где научилась? Анна не спрашивала.

— Скажите, — кофе был в меру горьким, с корицей и кардамоном, — А вы бы могли… сегодня приготовить обед с учетом гостей.

— Сколько?

— Восемь. Дети. Не совсем маленькие, но и не сказать, чтобы большие.

— Некромантовы? — Мария обернулась. — Говорят, госпожа, их старшой Тоньку прирезал. Только он граф, и стало быть, не посадят.

Она пожала плечами, словно бы показывая, что нет ей дела ни до графа, ни до Тоньки, ни до высочайшей справедливости имперского суда. А сказала Мария исключительно поддержания беседы ради.

— А что еще говорят?

К кофе были свежайшие булочки.

Масло.

Зернистый творог, который Анна полила медом. Еще горсть орехов и немного мяты для аромата.

— Много чего. Что приехали тут школу ставить для темных. Вон, подписи собирали…

— И сколько собрали?

— Не знаю. Много. Глупость это. Темный или нет, а все одно… но Тоньку и вправду убили. Бедовая девка была. Вбила себе в голову, что всенепременно выйдет замуж за богатого, благородного и по любви.

— И чем плохо?

Мария фыркнула и повернулась, встала, уперев руки в боки и произнесла с упреком:

— Может, ежели для книг, то и неплохо, а вот молодым девкам головы засирать незачем. Сватались к ней богатые. А что, Тонька-то видная… вон, Николай Ефремович — человек уважаемый, вдовый. Дело свое имеет. Жила бы в доме, командовала б прислугою, но нет, завернула. Мол, старый и собой нехорош. А который хорош, так без денег. И ладно, сама б была из этих… из ваших… с титулом чтоб, так нет же. Сидела, ждала, а годы-то шли, бабий век, он что солнце осеннее, мелькнет и все.

— У меня нет титула.

Мария фыркнула и отвернулась к плите, которую терла с немалым остервенением.

— Остаться бы Тоньке перестарком, глядишь, и поумнела бы… а вот оно как вышло. Наработалась в проклятом доме…

— Так уж и проклятом?

— Люди бают, что истинно… кто-то там то ли самоубился, то ли убился, а теперь вот еще и Тонька.

— И вы в это тоже верите?

Мария остановилась, отерла руки тряпицей.

— То есть, убили девушку, которая работала в доме? — неизвестную девушку было жаль. Немного. Но почему-то Анне подумалось не о ней, но о вещах иных. — И теперь в доме за порядком следить некому… и кухарка нужна.

…дети, небось, без завтрака остались.

— И мне подумалось, что, если вы не настолько суеверны…

— Платить сколько будут?

— Думаю, договоритесь.

Мария прикусила губу и тихо сказала:

— Я не суеверная. Муж у меня из темных был… слабенький, конечно, до мастеров ему далеко, однако же ж, пока живой был, то и жили хорошо. А не стало… сынок у меня, — она отвела взгляд. — Муж помог дару раскрыться, думал, сам выучит. Но вот же ж… третий год камень носит. Только же ж нельзя долго, дар захиреет, а силы у него не сказать, чтоб много. Я уж писала, только… чтоб к мастеру в ученики пойти или деньги нужны, или… дар особый. А Сашка мой обыкновенный. И если вдруг… получится…

— Вам и вправду стоит встретиться с Глебом.

Анна подозревала, что еще одному ученику он не обрадуется, но, с другой стороны, Мария — женщина серьезная.

И готовить умеет.

И дом в порядке держит, хотя, конечно, во многом благодаря бытовым артефактам, но и они сами по себе работать не станут.

…Глеб смотрел на хмурую женщину, которая выглядела настолько суровой, что и ему становилось не по себе. Она говорила медленно, явно подбирая слова, будто бы и их было жаль тратить. Но в целом смысл был понятен.

А сделка…

…на кухне до сих пор воняло сгоревшим молоком, которое в процессе успело и скиснуть, потому что Миклош не настолько хорошо контролировал силу. И когда молоко побежало, схватился за кастрюлю голыми руками.

В результате каша вышла кислой.

Руки пришлось бинтовать.

И весь выводок давился подсхошим хлебом, поглядывая друг на друга без особого дружелюбия. Вот как их одних оставить-то?

— Вы понимаете, что школы как таковой еще нет? То есть существует она исключительно на бумаге? — Глеб смотрел на женщину, которая когда-то была красива, но теперь красоту ее стерли.

Заботы?

Время?

— Что, быть может, нам придется покинуть этот город. И что тогда? Отправитесь с нами?

— Если понадобится, отправлюсь. И на новом месте кухарка нужна будет.

С этим сложно было не согласиться. Почему-то проблемы как раз возникали не с самим местом, но с прислугой, благодаря которой места оживали. Или нет.

— Вы, господин, не думайте. Он у меня тихий. Читать умеет. Писать. А по-вашему-то делу книги остались. Он читал.

Это хорошо… точнее не очень, потому что оставлять такие книги без присмотра опасно, да и незаконно. Вот только женщина явно дошла до точки.

— Приводите, — Глеб потер переносицу. — Погляжу. Жить ему придется здесь. Дар, перешедший в активную фазу сложно контролировать. Вы… как хотите. Места здесь довольно. Мне все равно. Лишь бы кормили. А пока… я вас представлю. Не затруднит ли вас приготовить обед? Если что-то из продуктов будет нужно, то…

— Разберусь, — она отмахнулась. — И с деньгами. Только… вам оно дороже станет. За обычную цену не рискнут продавать.

— Почему?

— Дом проклятый.

Что ж, объяснение было в своем роде исчерпывающим. Дороже… к этому Глеб тоже привык. Главное, чтобы в принципе продавали, а то ведь оно по-всякому повернуться может.

Земляного он нашел в подвале, где тот, усевшись на длинном ящике, предавался тоске.

— Ответ получил?

— Получил. На, — он сунул скомканную бумажку Глебу.

— И кого пришлют?

— Никого.

— В смысле?

— А они решили, зачем кого-то слать, раз уж я тут. А что? Под клятвой нахожусь, и заняться больше совершенно нечем.

Глеб перечитал текст телеграммы дважды.

Надо же… Подобного поворота он не ожидал.

— Слушай, — Земляной сполз с ящика. — Может, ты того, признаешься? Я тебя убью. Напишу отчет. И займусь школой?