Enigma - Харрис Роберт. Страница 44

Она закончила сводку и положила ее в корзинку для бумаг. Заставила себя подождать, сделав вид, что просматривает работы других, а затем как можно непринужденнее поднялась и направилась в помещение каталога.

Джерихо раздвинул занавески. Еще одно холодное ясное утро. Всего третий день в гостинице, а унылый пейзаж за окном уже приобрел привычные очертания. Сначала длинный узкий задний двор (забетонированная площадка с веревками для сушки белья, клочок земли под огородом, бомбоубежище), через семьдесят ярдов исчезающий в зарослях сорняков, и полуразвалившийся подгнивший забор. Потом что-то вроде канавы, которую не видно, и дальше широкое пространство, изрезанное железнодорожными колеями — их дюжина или больше, — которые направляют взгляд к основному предмету внимания: огромному паровозному депо викторианских времен с проступающими сквозь въевшуюся в стены копоть белыми буквами: «Лондонско-мидлендская и шотландская железная дорога».

Предстоял долгий полный тревог день, один из тех, когда молишь, чтобы не случилось ничего страшного. Джерихо взглянул на будильник. Четверть восьмого. В Северной Атлантике еще часа четыре продержится темнота. По его подсчетам, ему не будет работы по крайней мере до полуночи по британскому времени, когда первые подразделения конвоя начнут входить в зону действия подводных лодок. Придется болтаться по бараку, ждать и предаваться грустным размышлениям.

Трижды за ночь Джерихо решал разыскать Уигрэма и сознаться во всем. В последний раз он дошел до того, что стал надевать пальто. Но в конечном счете его суждения слишком расходились, чтобы принять определенное решение. С одной стороны, да, он обязан рассказать Уигрэму все, что знает. А с другой стороны, нет: то, что ему известно, вряд ли поможет поискам Клэр, тогда зачем ее выдавать? Доводы взаимно исключали друг друга. К утру он с легким сердцем сдался на милость оправдывающей бездействие старой привычки рассматривать каждый вопрос с обеих сторон.

И все это тоже могло еще обернуться ужасной ошибкой — разве не так? Может, простая шалость, которая зашла слишком далеко? Со времени его разговора с Уигрэмом миновало одиннадцать часов. Может быть, ее уже нашли. Еще вероятнее, что она объявилась сама — либо у себя дома, либо в бараке — и, удивленно раскрыв глаза, спрашивает: дорогие мои, из-за чего вся эта суета?

Он уже отворачивался от окна, когда его внимание привлекло какое-то движение у дальнего конца депо. То ли большое животное, то ли передвигающийся на четвереньках человек. Джерихо, прищурившись, всматривался сквозь закопченное стекло, но было слишком далеко, чтобы разглядеть получше, и ему пришлось доставать из шкафа свой телескоп. Скользящая оконная рама плохо поддавалась, но все же нескольких сильных ударов ладони оказалось достаточно, чтобы поднять ее дюймов на шесть. Встав на колени, он положил телескоп на подоконник. Поначалу в беспорядочном сплетении рельсов не на чем было сфокусировать прибор, потом объектив целиком заполнила фигура восточноевропейской овчарки, обнюхивающей землю под колесами товарного вагона. Джерихо слегка повернул телескоп влево и увидел полицейского в длинной, ниже колен, шинели. И еще двоих полицейских со второй овчаркой на поводке.

Несколько минут он наблюдал за этой группой, осматривавшей пустой состав. Потом они разделились: одна группа двинулась дальше вдоль рельсов, другая исчезла из виду, направившись в противоположную сторону к домикам железнодорожников. Джерихо сложил телескоп.

Четыре человека с двумя собаками на сортировочную станцию. Скажем, еще парочка групп на осмотр пассажирских платформ. Сколько же на город? Два десятка? А на прилегающие сельские районы? «Есть ее фотография? Какая посвежее». Он задумчиво постучал телескопом по щеке. Должно быть, следят за каждым портом, каждой станцией в стране.

Что с ней сделают, если поймают? Повесят?

Действуй, Джерихо, — казалось, совсем рядом послышался подбадривающий голос классного наставника. — Не раскисай, мальчик.

Как бы то ни было, надо выходить из положения. Умыться. Побриться. Одеться. Свернуть в узелок грязное белье и оставить на кровати скорее в надежде, чем в ожидании, что миссис Армстронг заберет. Спуститься вниз. Через силу поддерживать вежливую болтовню. Выслушивать бесконечные скабрезные истории Боннимена. Познакомиться еще с двумя постояльцами: мисс Куинс, довольно миленькой телефонной принцессой из военно-морского барака, и Ноуксом, в свое время специалистом по среднегерманской придворной поэзии, а ныне криптоаналитиком в метеорологическом отделении; Джерихо немного знал его с 1940 года: и тогда, и теперь это была довольно неприятная личность. В дальнейшем избегать каких-либо разговоров. Жевать жесткий, как картон, тост. Пить чай, жидкий и бесцветный, как февральское небо. Краем уха слушать по радио известия: «Московское радио сообщает, что русская Третья армия под командованием генерала Ватутина стойко обороняет Харьков перед лицом нового немецкого наступления… »

Без десяти восемь вошла миссис Армстронг с утренней почтой. Мистеру Боннимену ничего («Слава богу», — откликнулся тот), два письма для мисс Джоби, открытка для мисс Куинс, счет из книжного магазина мистеру Ноуксу и совсем ничего мистеру Джерихо… ах, разве вот это, я его нашла, когда спустилась, — должно быть, сунули под дверь ночью.

Джерихо осторожно взял письмо. Дешевый конверт, какими пользуются для служебной почты, его фамилия выведена синими печатными буквами, внизу приписано и дважды подчеркнуто: «От руки, строго доверительно». Буква «е» в словах «Джерихо» и «доверительно» написана как в греческом алфавите. Может, ночной корреспондент получил классическое образование?

Джерихо вышел в коридор, чтобы прочесть там. Миссис Армстронг буквально следовала по пятам.

Шестой барак

4.45 утра

Уважаемый м-р Джерихо!

Поскольку, когда мы встречались вчера, вы проявляли большой интерес к средневековой гипсовой скульптуре, я подумала, что могла бы встретиться с вами на прежнем месте сегодня в 8 утра и познакомить вас с алтарным надгробьем лорда Грея де Уилтона (XV в., действительно прекрасный образец).

Искренне ваша,

Э. А. У.

— Плохие новости, мистер Джерихо? — с надеждой спросила домоправительница.

Но он был уже в дверях, на ходу натягивая пальто.

Несмотря на то что он поднимался в гору быстрой трусцой, пробегая гранитный военный мемориал, уже опаздывал на пять минут. На кладбище не было ни души. Он подергал дверь церкви. Сначала показалось, что она заперта. Чтобы повернуть ржавое железное кольцо, потребовались обе руки. Толкнул плечом открывающуюся внутрь видавшую виды дубовую дверь, и она, вздрогнув, подалась.

Внутри было словно в пещере, холодно и темно, полумрак прорезали пыльные синевато-серые столбы света, настолько плотные, что, казалось, они физически подпирают окна. Джерихо много лет не был в церкви, и промозглый запах восковых свечей, сырости и ладана вызвал к жизни воспоминания детства. Ему показалось, что над спинкой одной из ближайших к алтарю скамей видны очертания головы, и он направился туда.

— Мисс Уоллес? — Голос отдавался гулко и будто издалека. Подойдя поближе, он понял, что это не голова, а аккуратно сложенное и повешенное на спинку облачение священника. Прошел по проходу к отделанному деревянными панелями алтарю. Слева увидел каменный гроб с надписью; рядом полулежащую белую фигуру умершего полтысячи лет назад лорда Ричарда Грея де Уилтона, в полных рыцарских доспехах: голова покоится на шлеме, ноги — на спине льва.

— Особенно интересны доспехи. Но ведь война в пятнадцатом веке была самым достойным занятием джентльмена.

Джерихо так и не понял, откуда она появилась. Когда он обернулся, Эстер стояла футах в десяти позади.

— По-моему, лицо тоже неплохое, пусть и небезупречное. Полагаю, за вами не следили?