Enigma - Харрис Роберт. Страница 46

— Добрый вечер.

— Добрый, — кивает, улыбнувшись, Эстер. — Мне бы проверить некоторые подборки депеш.

— Здесь или возьмете с собой?

— Здесь.

— Отделение?

— Шестой барак, диспетчерская.

— Ваш пропуск.

Дежурная забирает листок с номерами депеш и исчезает в задней комнате. В открытую дверь видны металлические стеллажи, бесконечные ряды картонных папок. Мимо двери не спеша проходит мужчина, берет с полки одну из коробок. Внимательно смотрит на посетительницу. Эстер отводит взгляд. На выбеленной стене висит плакат с изображением чихающей женщины. На нем — чиновничьи наставления: Министерство здравоохранения предупреждает: Кашель и насморк разносят заразу. Пользуйтесь носовым платком. Не распространяйте микробов. Помогите поддержать здоровье нации. Сесть негде. Позади стойки большие часы с крупными буквами «ВВС» на циферблате — такие огромные, что Эстер видит, как движется минутная стрелка. Проходит четыре минуты. Пять минут. В регистратуре неприятная духота. Эстер чувствует, что начинает потеть. Тошнотворный запах краски. Семь минут. Восемь. Впору убежать, но капрал забрала удостоверение. Боже, как можно было допустить такую глупость? Что если дежурная звонит сейчас в шестой барак, наводя о ней справки? В любой момент сюда, в регистратуру, ворвется Майлз: «Какого черта тебе здесь надо? » Девять минут. Десять. Надо сосредоточиться на чем-нибудь другом. Кашель и насморк разносят заразу…

Эстер доводит себя до такого состояния, что не слышит, как сзади подходит дежурная.

— Извините, что так долго, но такого у нас еще не бывало…

Бедняжка явно потрясена.

— Чем? — спрашивает Джерихо.

— Папка, — произносит Эстер. — Папка, которую я спрашивала, оказалась пустой.

Позади послышался стук металла, потом заскрипела открываемая дверь. Эстер закрыла глаза и опустилась на колени, увлекая за собой Джерихо. Молитвенно сложив руки, опустила голову. Джерихо последовал ее примеру. В проходе раздались шаги, на полпути остановились — вошедший двинулся на цыпочках. Джерихо украдкой взглянул налево: старый священник нагибался забрать свое облачение.

— Извините, что прервал ваши молитвы, — шепотом произнес викарий. Слегка взмахнул рукой и кивнул в сторону Эстер. — Здравствуйте. Простите. Оставляю вас Богу.

Послышались удаляющиеся в сторону двери мелкие шажки. Хлопнула дверь. Стукнула задвижка. Держась за слышное через четыре слоя одежды сердце, Джерихо вернулся на скамью. Взглянул на Эстер.

— Оставляю вас Богу, — повторил он.

Эстер улыбнулась. Улыбка поразительно изменила ее. Сияющие глаза, смягчившиеся черты лица — до него впервые дошло, почему они с Клэр были так дружны.

Сложив ладони козырьком, Джерихо принялся разглядывать цветные витражи над алтарем.

— Итак, что из этого следует? Что Клэр, должно быть, похитила все содержимое папки? Нет… — сразу же возразил он себе. — Нет, этого не может быть, потому что у нее в комнате были оригиналы шифрограмм, а не расшифрованные тексты…

— Совершенно верно, — подтвердила Эстер. — В папке оставался листок — дежурная мне показала. Там говорилось, что находившиеся в папке номера вновь засекречены и изъяты и за справками следует обращаться в канцелярию генерального директора.

— Генерального директора? Вы уверены?

— Я умею читать, мистер Джерихо.

— Каким числом датирован листок?

— 4-м марта.

Джерихо потер лоб. Ничего более странного ему не встречалось.

— Что было после посещения регистратуры?

— Я вернулась к себе в барак и написала вам записку. В обеденный перерыв занесла ее к вам. Потом при первой возможности надо было снова проникнуть в каталог. Мы ежедневно составляем опись всех радиоперехватов. На каждый день отдельная папка. — Порывшись в сумке, Эстер достала карточку с датами и номерами. — Я не знала, откуда начать, поэтому просто решила просмотреть с начала года. До б февраля ничего не зарегистрировано. А всего их было одиннадцать, причем четыре поступили в последний день.

— Это когда?

— 4 марта. В тот самый день, когда досье изъяли из регистратуры. Что вы об этом думаете?

— Ничего. И что угодно. Все еще пытаюсь сообразить, что такое могла сообщить тыловая связь немцев, потребовавшее изъятия целого досье.

— Любопытства ради, кто такой генеральный директор?

— Глава Секретной разведывательной службы. Известен как С. Настоящую фамилию не знаю. — Джерихо вспомнил человека, вручавшего ему чек накануне Рождества. Багровое лицо. Ворсистый твидовый костюм. Человек тот больше походил на фермера, чем на главу шпионского ведомства. — Ваши заметки, — протянул руку Джерихо. — Можно?

Эстер неохотно отдала ему список радиоперехватов. Он поднес карточку к слабому свету. Записи действительно чередовались самым причудливым образом. Первый радиоперехват сразу после полудня 6 февраля, потом два дня молчания. Далее одна депеша в 14.27 9-го. Затем «окно» продолжительностью в десять дней. Снова передача в 18.07 20-го и опять длинный интервал, за которым последовал настоящий шквал активности: две депеши 2 марта (16.39 и 19.01), две 3-го (11.18 и 17.27) и, наконец, одна за другой четыре депеши ночью 4-го. Эти четыре и были теми шифрограммами, которые он забрал из комнаты Клэр. Передачи эти начались за два дня до его последнего разговора с Клэр у затопленного глиняного карьера. А закончились спустя месяц, когда он все еще был в Кембридже, и меньше чем за неделю до того как перестала поступать информация по Акуле.

Ни малейшей закономерности.

— В каком ключе Энигмы передавались сообщения? — спросил Джерихо. — Полагаю, они были зашифрованы Энигмой?

— В каталоге записано «Гриф».

— Гриф?

— Обычный ключ Энигмы для частей вермахта на восточном фронте.

— Регулярно расшифровывался?

— Насколько мне известно, каждый день.

— А депеши, как они передавались? Через обычную армейскую радиосеть?

— Не знаю, но почти уверена, что нет.

— Почему?

— Прежде всего, сообщений слишком мало. Передавались очень неравномерно. На незнакомой мне волне. У меня ощущение, что здесь было скорее что-то особое — отдельная линия связи. Лишь две станции — источник и одинокая звезда. Но можно с уверенностью утверждать, только имея перед собой журнальные записи.

— А где они?

— Должны были находиться в регистратуре. Но когда проверили, то обнаружили, что и они изъяты.

— Ну и ну, — удивленно пробормотал Джерихо, — действительно поработали основательно.

— Сделали все что могли, да вот не выдрали листы из каталога в нашей диспетчерской. И вы все еще ее подозреваете? Будьте добры, верните карточку.

Эстер забрала перечень радиоперехватов и нагнулась, пряча карточку в сумку.

Джерихо, откинувшись на спинку скамьи, разглядывал сводчатый потолок. Что-то чрезвычайное? — размышлял он. Наверняка нечто важное, более чем важное, если сам генеральный директор упрятал это чертово досье, да и все журнальные записи впридачу. К чему все это? Если бы не проклятая усталость, закрыться бы на пару дней у себя, никого не пускать, положить перед собой стопку чистой бумаги и несколько свежеочиненных карандашей…

Он медленно опустил глаза и обвел взглядом остальные детали храма: ниши с фигурами святых, мраморных ангелов, каменные надгробья респектабельных усопших местного прихода, свисающий с колокольни, словно паук, веревочный узел, темные хоры с органом. Закрыл глаза.

Клэр, Клэр, что кроется за твоими действиями? Увидела что-то такое, чего тебе не полагалось видеть на твоей «ужасно скучной» работе? Утащила домой несколько листков из секретных отходов? Если было именно так, то зачем? Известно ли, что это дело твоих рук? Не потому ли Уигрэм разыскивает тебя? Слишком много знаешь?

Джерихо представилось, как она в темноте стоит на коленях у спинки кровати, его собственный сонный голос: «Что ты там делаешь? » и ее бесхитростный ответ: «Роюсь в твоих вещах… »