История вермахта. Итоги - Кнопп Гвидо. Страница 37

21 марта 1933 года, вскоре после захвата Гитлером власти, все офицеры и солдаты 9-го пехотного полка показали себя лояльной военной частью. В «день Потсдама» они, чеканя шаг, прошлись торжественным маршем перед новым рейхсканцлером Адольфом Гитлером. На его стороне стоял — как успокоительный символ связи традиции и национал-социализма — Пауль фон Гинденбург, пользующийся в армии высоким авторитетом президент Германии. Неся знамя, Хеннинг фон Тресков в составе 1-го батальона тоже проходил мимо трибуны для почетных гостей, на которой стояли те люди, которые в январе 1933 года таким роковым способом определили будущее Германии. Уже в следующем году все более очевидным становилась двуликая сущность нового режима. Еще 1 мая 1934 года Тресков с удовлетворением получает звание капитана. К тому же он получил приглашение на экзамен, что обещало ему поступление на обучение офицеров Генерального штаба. Таким образом, Хеннинг фон Тресков тоже извлек пользу из улучшенных возможностей карьерного роста, которые принесло с собой стремление Гитлера вооружить армию. Уже в следующем месяце последовал шок. 30 июня он как адъютант должен был поднять свой 1-й батальон по тревоге — были выданы боевые патроны, а полк переведен в режим боевой готовности. Речь шла о предстоящем «путче СА». Но скоро выяснилось, что это был лишь предлог. Тресков быстро узнал, что речь шла о нейтрализации «надоедливых» членов партии. Однако Рем и его приятели не были преданы суду, а пали жертвой карательных бригад СС, так же, как и бывшие генералы рейхсвера Шлейхер и Бредов. Руководство вермахта умолчало о произошедшем акте террора и насилия. Генералитет прошел мимо убийства обоих своих товарищей, что в глазах молодого капитана Трескова было совершенно постыдной реакцией. Это была насмешка над его доверчивостью, его верой в Гитлера — отныне он более критично смотрел на реальность. Дистанция с власть предержащими росла.

Когда в сентябре 1936 года он перевелся в 1-е отделение Генерального штаба имперского военного министерства, он уже не был приверженцем режима. На своей новой должности Тресков познакомился с элитой вермахта — начальником Генштаба армии генералом Людвигом Беком и главнокомандующим армией генерал-полковником Вернером фон Фричем. Верховный квартирмейстер полковник Генштаба Эрих фон Манштейн был здесь весьма ценным знакомым. В Генеральном штабе Тресков начиная с середины 1937 года участвовал в создании плана стратегического развертывания войск против Чехословакии. Однако сценарии, на которые опиралось руководство рейхсвера, имели еще оборонительный характер. Уже скоро целевые установки поменялись — начиная с декабря 1937 года планы нападения ковались для «решения немецкой проблемы размещения». Внешняя политика Гитлера входила в новую, несравненно более опасную фазу. Когда опасность войны во время Судетского кризиса поздним летом 1938 года стала острой, Тресков оказался в ужасе от этой «политики дикого запада»; в кругу друзей он говорил о том, что нужно «расстрелять» Гитлера. Он не был проинформирован о подробностях планов путча, которые обдумывались в командовании армии, но на своей должности и благодаря личным контактам с генералом Эрвином фон Вицлебеном [87]он узнал, что в вермахте существовала оппозиция, которая хотела предотвратить войну с Чехословакией. До путча так и не дошло, так как Мюнхенское соглашение пока охраняло мир в Европе — Гитлер торжествовал, британцы и французы испугались его угрожающей мимики. Окончательным противником Гитлера Тресков тем не менее стал после событий, которые уже скоро последовали за внешнеполитическим триумфом Гитлера. Ночь погрома 9 ноября 1938 года свидетельствовала о том, что в Германии правили преступники, которых больше никто не мог или не хотел остановить. Трескову было стыдно, что руководство армии не проронило ни слова о нападении на еврейских граждан, не говоря уже о том, чтобы заявить протест.

В марте 1939-го — при военной оккупации «остатка Чехии» — генералы беспрекословно повиновались, так же, как и при планировании и проведении «польского похода». Тресков вслед за генералом Манштейном после победы над Польшей отправился в штаб группы армий «А» в Кобленц. Его должность теперь называлась «помощник 1-го офицера генерального штаба». Находясь в этом обществе, Тресков стал свидетелем обсуждений, которые были вызваны приказом Гитлера о нападении на Францию еще осенью 1939 года. Большая часть руководства армии полагала, что на удар по Франции ответа не последует. Совершенно уверенно Тресков надеялся на энергичный протест верховного командования армии под руководством Брау-хича, на вмешательство начальника Генштаба Гальдера или на восстание главнокомандующих группами армий. Но никто из них не нашел в себе сил и мужества вместе выступить против Гитлера. Восстания от этой руководящей прослойки ожидать не приходилось. Это Трескову стало ясно за несколько месяцев до начала французского похода. Последовавший успех блицкрига против Франции прямо-таки привел вермахт в состояние эйфории. Тресков тоже не мог не поддаться ему — он был поражен и взбудоражен шестинедельным триумфальным шествием его армии против противника, которого невозможно было добиться в течение четырех лет Первой мировой войны.

При всей радости по поводу скорых военных успехов солдата Хеннинга фон Трескова с момента нападения на Польшу терзали муки совести. Хотя он в сентябре 1939 года не проявлял никакой агрессии, все же как офицер, он был полон решимости исполнить свой долг. Вермахт вел борьбу; многие солдаты чувствовали себя связанными военной присягой и были готовы следовать за фюрером. Непринятие режима Тресковым находилось в конфликте с обязательствами его армии и его товарищей. Как солдат и пруссак, он решался на то, что будет выполнять все свои обязанности добросовестно и по лучшему разумению. Об отказе, подрыве армейской сплоченности или даже пособничестве врагу он не мог и подумать. Он был противником режима, которому служил свою солдатскую службу. Эта деятельность была не только маскировкой, но и результатом обязательств, которые он дал своему отечеству и «армии» как институту вермахта.

Война против Советского Союза летом 1941 года захватила его целиком и полностью. Тресков был не только оппозиционером, но и профессиональным штабным офицером на ответственном участке Восточного фронта, а противоречия, терзавшие Трескова, все еще вызывают дебаты среди историков. Его деятельность в качестве начальника штаба группы армий проявляется сегодня в новом свете, как, по меньшей мере, полагает историк Йоханнес. Хюртер. Он наталкивался в архивах бывшей службы государственной безопасности ГДР на копии документов, которые снабжены именем и подписью Трескова. Речь идет о донесениях о еврейских казнях силами боевых групп. Тресков подписывал их сочетанием букв «1а» — «принял к сведению». Хюртер пишет: «Я оцениваю это так, что Хеннинг фон Тресков и его сотрудники, которые позже стали ядром оппозиции против Гитлера, в июле — августе 1941 года восприняли устранение еврейских мужчин по меньшей мере как необходимую в условиях войны меру. Это не означает, что они непременно согласились с этими убийствами, что они были в восторге от этого, но они, по меньшей мере, приняли это… Документы, которые я нашел, бесспорно доказывают, что они в это время были подробно информированы о расстрелах сотен и даже тысяч еврейских мужчин. И они ничего не предприняли, хотя и обладали для этого абсолютной свободой действий и даже могли ограничивать свободу передвижений карательных отрядов Гиммлера. Они отказались от этого». Лишь позже Тресков понял: «Все поменялось, когда подразделения СС осенью 1941-го перешли к массовым расстрелам женщин и детей. К этому времени моральное возмущение, совесть снова зашевелились. И это снова стало сильным мотивом критического отношения к Гитлеру». Но тут к месту будет упрек Хюртера: «Можно говорить о замедленном применении морали, однако также можно говорить и о постепенном ослаблении морали в течение первых военных месяцев — о постепенном ослаблении морали по военно-профессиональным причинам».