Академия драконов. Золотая пыль (СИ) - Иванова Инесса. Страница 21

Но страницы оставались пустыми. Я переворачивала их, закрыла книгу и открывала снова, прочла пару заклинаний, заученных на занятиях в Академии, но картинки и текст не появлялись. Меня начало охватывать отчаяние.

Можно было вернуться обратно, рассердившись на глупое задание, но я чувствовала, что это будет означать. Что я поеду домой, где после демарша с отказом вернуться по требованию семьи не стоит ждать ничего хорошего.

Я предпринимала попытку за попыткой, обходила стол по часовой стрелке и против неё, но упрямая книга не поддавалась. В ход пошли заклинания, которые я изучила самостоятельно из древних свитков в домашней библиотеке, но и они не оказались ключом, открывающим таинственный язык.

Устав так, будто прошла пешком весь путь от округа Гриам до родного Саклена, я села на землю, опершись спиной о ножку стола, и задумалась, вглядываясь во тьму, подступавшую со всех сторон. Мне бы сейчас пригодилась любая, самая ничтожная помощь, но в этом краю ждать её было не от кого.

В Академии вообще не принято тянуть отстающих. Мол, сильный — справишься, нет — уезжай и развлекай своими способностями домашних.

Тот же насмешливый Бертольд Вильямсон сказал при нашей первой встрече: «Каждый должен нести ответ за свои проступки. Этот урок вам ещё не раз пригодится, госпожа Астрос».

Да уж, пригодился, нечего сказать!

Я начала замерзать и поднялась со стылой голой земли, чтобы продолжить биться над книгой. Даже если это бесполезно, я не могла вернуться ни с чем. И не столько из-за отца, сколько из-за стыда перед самой собой.

И тут заметила на гладкой поверхности стола предмет, которого раньше не было! Золотая чернильница с торчащим из неё остро заточенным гусиным пером.

Закрыв и открыв глаза, чтобы убедиться, что это не видение, я протянула руку, ожидая всего, чего угодно: чернильница исчезнет, разольётся, я сама пропаду и снова окажусь за пределами этого мира. Кто знает?! А раз не знаешь, надо пробовать!

И только когда перо оказалось в руке, я осторожно, еле дыша, обмакнула его, стряхнув лишнее, и замерла. Что делать? Однозначно, перо нужно, чтобы писать, значит, и выбора нет.

Вот только о чём? Рука зависла над пустой страницей, а я так и не знала, что делать, боясь всё испортить.

А пока пребывала в нерешительности, стало поздно. С кончика пера стекла большая чернильная капля и разбилась о девственно чистую страницу, растёкшись жирной кляксой.

Ойкнув и от досады закусив губу, я отдернула руку, понимая, что этого уже не исправить.

«Что же теперь будет?!» — успела подумать я, в ужасе наблюдая, как клякса оживает и расползается, будто живая.

Книга замерцала золотистым свечением, и в очертаниях чернильного пятна я увидела силуэт Дракона, готовящегося влететь и расправить крылья.

Не размышляя, что делаю, я снова макнула перо и дождалась, пока капля течёт вниз на вторую страницу. Только на этот раз появился не дракон, а рисунок кольца. Он смутно был мне знаком, только я никак не могла вспомнить, где уже встречала его.

«Когда будете проходить испытание, вспомните о чём-то личном. Том, что даст вам силы. Но это должно быть связано с меткой дракона или чем-то, имеющим к Академии прямое отношение», — всплыли в памяти слова куратора, и я поняла: это узор с печатки моего знакомого, Бертольда Вильямсона. Адепта второго курса.

Как он говорил при первой встрече: «Это символ того, что в моём роду драконы рождаются в каждом поколении». И что это значит? В моём роду драконов отродясь не бывало.

Может, я приёмная? Глупости, вылитая тётка с материнской стороны, так всегда говорила матушка, когда думала, что я не слышу.

Присмотревшись, с восторгом поняла, что картинки меняются. Стоило подумать о семье, как там, где минуту назад дракон расправлял крылья, я угадала профиль Элен, моей старшей сестры, по которой очень скучала.

А на месте узора с печатки Бертольда проступил портрет моего куратора. Стоило взглянуть на чёткий даггеротип господина Мура, в голове зазвучал насмешливый голос белокурой сплетницы Флоринды: «…поговаривают, что вот-вот объявят о его помолвке с дочерью соратника императора Жака Есаденского. Кимберли, по слухам, очень красива. И баснословно богата».

Картинки на обеих страницах снова пришли в движение и смазались, будто на них капнули водой. Теперь я видела ярко-алое сердце, пульсирующее и трепещущее. Оно было таким большим, что заняло весь разворот.

Всё внутри меня затрепетало, но не от радости, а от страха. Я отшатнулась от стола, но, прижав руку к груди, снова заставила себя подойти.

Я видела, как на странице волшебной книги возникли три меча и пронзили сердце так, что кровь, цветом похожая на расплавленное золото, брызнула на бумагу.

Вскрикнув я повернулась и побежала обратно, понимая, что не найду дороги. То, что я видела, вызывало во мне ужас: пронзённое сердце, конечно, я сама, а три меча? Три врага? Три испытания?

Выживу ли я после такого?

«Вот именно», — произнёс рядом мальчишеский голос, похожий на тот, что говорил со мной во время визита переписчиков его императорского величества.

Столб золотистой пыли возник из темноты и приблизился ко мне, так медленно вращаясь, что я могла разглядеть мельчайшие частички золотой пыли.

«Я не знаю, выживешь ли», — равнодушно произнёс голос, будто некий мальчик стоял у меня за спиной. Но, оглянувшись, я ожидаемо увидела лишь пустоту.

— А что будет? — спросила я.

— Тебе придётся выбирать, за чью сторону биться. И всё равно будет очень больно, но правильный ответ только один. Возможно, ты его и не узнаешь, — продолжил говорить он, а столб пыли завертелся быстрее, пока не приблизился на расстояние вытянутой руки.

— Тогда я хочу отказаться, — произнесла я, зажмурившись. Минута слабости, конечно, не такого ответа все от меня ждут, но кто я такая, чтобы принимать муки? И зачем?

Я приехала сюда не на битву, а за лучшей жизнью. Может, и вправду надо вернуться, выйти замуж за Генри, который всё ещё являлся ко мне во сне и, обнимая за талию, увлекал вальсировать.

— Протяни руку, левую. Не бойся, — вздохнул голос, и я подчинилась, подавив в душе протест. Нечего мне здесь делать, отец прав. Не по мне эта метка.

Открыв глаза, я увидела, как моя рука потонула в столбе золотистой пыли. Через миг он перестал существовать, рассыпавшись и исчезнув. А на среднем пальце мерцало кольцо с золотистым камнем размером с перепелиное яйцо.

— Сама захотела, — засмеялся юный голос, и правое плечо обожгла боль, будто к обнажённой коже прикоснулось раскалённое железо.

Закричав, я дотронулась рукой в перстне до правого плеча и увидела, что стою на арене амфитеатра, трибуны которого заняты зрителями и преподавателями.

Рядом со мной стояли остальные девушки-адептки.

— Испытание закончилось, — мягким красивым баритоном произнёс карлик и, кивнув мне, улыбнулся кончиками точёных губ.

***

Я продолжала стоять и растерянно оглядываться по сторонам. Успела только заметить, что на среднем пальце левой руки каждой девушки неярко поблёскивал перстень. Только другого цвета: у Флоринды — ярко-белый, молочный, у Мидары — светло-голубой.

— Подойдите, юные дамы, — произнесла декан Моррисон с улыбкой на лице и сдержанным довольством в голосе. Гранда встала и вышла на арену, протягивая к нам руки. — Я горжусь каждой из вас. Особенно тобой, Дарина.

Та, кого она назвала, улыбнулась в ответ и сделала книксен с таким видом, будто ожидала похвалы. Тёмно-зеленый камень в перстне с оправой медного цвета очень шёл к её рыжим волосам, Дарина время от времени прикасалась к нему, наверное, хотела проверить, на месте ли кольцо.

И снова мы выстроились полукругом на расстоянии вытянутой руки от гранды Моррисон. Дождь уже закончился, утреннее солнце всё сильнее пробивалось сквозь редеющие облака. А я хотела услышать окончательный ответ: прошла я или нет.

— Этот год благословенен вдвойне, — гранда Моррисон обвела нас взглядом, чуть задержавшись на мне. Или это только так показалось? — Все четверо претенденток показали удовлетворительные результаты. В каждой из вас есть искра, а разовьётся ли она в пламя, мы скоро увидим.