Лайк за любовь (СИ) - Черничная Алёна. Страница 70
Александр медленно двинулся в сторону дома вслед за Машей, но сделав пару шагов остановился, начиная задумчиво прокручивать в ладони яблоко.
— Не жди его, Кира. Он не придет.
— Почему? — все внутри меня натянулось струной, а ответ хотелось знать меньше всего.
— Потому что я вырастил труса.
Глава 44
Сентябрь
Октябрь
— Боже, как мерзко, — проклацала зубами Маша, застегнув свою ветровку под самое горло и, дрожащими от холода пальцами, проворачивала ключ в замке.
Середина второго месяца осени совсем не походила на типичный бархатный сезон. Уже целую неделю небо устало хмурилось, не желая пропускать хоть что-то, напоминающие солнечные лучи. И люди вокруг тоже хмурились, а для меня такая погода — своего рода успокоение. Можно было не придумывать разные отмазки, отчего мое выражение лица описывалось, как монотонное уныние. Я просто отвечала: «Дождь же».
— Теплее одеваться надо, — буркнула я, удерживая полы дымчато-серого пальто от резкого порыва ветра и ожидая, пока подруга наконец расправится с кучей замков и сигнализаций на двери ресторана.
— Нет. Просто надо вернуть лето, — поморщилась она и наконец приложила последний магнитный ключ к замку.
За железным полотном что-то щёлкнуло, пропуская нас вовнутрь.
— Ненавижу лето, — прошептала я себе под нос поёжившись.
Но если лето я ненавидела, то начало осени почти не помнила. Не дав себе и дня отдыха, я продолжала работать в ресторане. Брала по две смены подряд, даже не пытаясь урвать выходные. Да, я чувствовала и вела себя, как робот, что очень не нравилось Машке, когда она, скрипя зубами, подписывала рабочий график, однако это, наверное, и спасало меня. Сентябрь вышел, как огромный белый лист, исписанный невидимыми чернилами. Вроде что-то на нем написано, но совершенно нечитаемо. Вроде что-то происходило, но абсолютно без воспоминаний.
Но потихоньку ощущение себя и мира вокруг стало возвращаться. Остались только проблемы со сном, которые, оказывается, легко решались путем приема таблеток.
С учебой пришлось повременить. Не отсидев ни одной пары, я взяла академический отпуск в надежде, что за год окончательно приду в себя. Теперь мне было не на кого рассчитывать. Я была в ответе сама за себя. Полностью самостоятельная личность. В общем, за что боролась…
А что касалось Него… Мы играли прятки, где никто никого и не собирался искать. Я научилась не думать о нем. Осталось только свести ненавистную мне татуировку.
С утра посетителей в ресторане всегда было немного, поэтому я, как обычно, торчала за барной стойкой, помогая бармену натирать до зеркального блеска стаканы.
— Извините, — послышался незнакомый мне женский голос.
Бармен тут же оставил бокалы в покое и защебетал так, что я могла и стоя спиной к залу, ощутить, как его рот растянулся на все тридцать два зуба.
— Доброе утро. Чай или кофе? Могу предложить вам изумительно чистую арабику для придания энергии в столь угрюмый осенний день, а еще у нас…
— Спасибо, — женщина тут же перебила тараторящего парня, а я невольно хмыкнула, продолжая тереть граненое стекло. Сама не люблю такую навязчивость, — но я здесь не за этим. Мне нужна Кира. Белова. Она же работает?
Мои пальцы застыли на стакане, а сама я почувствовала, как по позвонкам разлился холодок. Бармен тут же повернулся ко мне:
— Ки-и-р…
До того как обернуться, мне не составило труда догадаться, кто за моей спиной. Нервно сглотнув, я подняла взгляд на лицо женщины, стоящей перед баром, встречаясь с ее серыми, как сталь, глазами. С глазами моей матери.
Несколько секунд зрительного контакта хватило, чтобы в голове смешался коктейль эмоции: от шока до злости.
— Здравствуй, — спокойно произнесла Мила, слегка улыбнувшись.
Я молчала, соображая сколько лет не видела этого человека, и пыталась сопоставить образ, оставшийся в сознании с тем, кто стоял перед глазами. И он никак не сходился. В моих воспоминаниях двенадцати летнего ребенка эта женщина запомнилась совершенно в другом виде. Растрепанные, длинные светло-русые волосы теперь были коротко острижены и выкрашены в жемчужно-пепельный цвет, уверенный взгляд с аккуратным нюдовым макияжем, а не покрасневшие от крика глаза, идеально очерченные карандашом губы, вместо скривившегося рта, из которого вылетали едкие фразы и слова в адрес бабушки.
Мне бы стоило произнести хоть что-то в ответ, но губы словно слиплись.
— Мы можем поговорить, Кира? — так же спокойно продолжила Мила, но покосилась глазами таращившегося на нас бармена.
Найдя взглядом среди пустых столиков Машку, я послала ей мысленный сигнал, надеясь, что она быстро сообразит. Подруга, изумленно похлопав ресницами, оглядела мою мать, меня и коротко кивнула в сторону своего кабинета.
— Да, — наконец смогла прохрипеть я. — Идем.
На деревянных ногах я повела Милу за собой, даже не представляя, о чем эта она хотела поговорить со мной. Но точно понимала только одно — ванильно-пудровый аромат ее духов меня начал раздражать с первой секунды его вдоха. Не успев закрыть за нами дверь, я без церемоний и вежливых реверансов перешла в наступление:
— Зачем ты приехала? И как вообще нашла меня? — оперевшись спиной о стену, я скрестила руки на груди и уставилась на свою мать.
Мила прошла к столу и, отодвинув себе стул, очень аккуратно присела на него, расправив широкие складки черного и свободного платья, поверх которого было накинут такого же свободного кроя пиджак бежевого цвета. Ее движения казались намеренно осторожными и плавными, что выглядело весьма странно. Но женщину нисколько не удивил мой неприветный, даже грубоватый тон. Или же она умело скрывала свои эмоции.
— Ну, во-первых, в прошлом году мы с Ниной общались по телефону несколько раз. Она как-то упоминала название твоего ресторана. Во-вторых, выразить свои соболезнования… — начала Мила, отстранённо скользя взглядом по пространству кабинета, — и…
— Соболезнования? — мне хватило ее одной фразы, чтобы внутри меня заискрилось пламя негатива, а пальцы сжались на предплечьях. Все-таки говорит о каком-либо прощении было легче, чем его демонстрировать. — Только сейчас? Смешно же…
— У меня были причины, Кира, по которым я никак не могла явиться на похороны, — ее взгляд остановился на мне, а лицо ничего не выражало: ни горечи, ни смятения, ни заинтересованности.
— О, должно быть очень веские, раз уж ты даже трубку не взяла, — я наигранно закивала, состроив гримасу ужаса.
— Веские. Очень, — коротко ответила она, а ее ладонь легла на выпирающую ткань.
Меня мгновенно прошибло холодной дрожью, когда я поняла, что такое свободный фасон— это не дань моде, а всего лишь возможность не выставлять напоказ свое «интересное» положение.
— В силу того, что я уже не молодая девочка, все проходит не так гладко. Когда ты мне звонила, я была на сохранении и приехала сюда на свой страх и риск, как только смогла, — ее рука бережно погладила округлый живот, а мне стало мерещиться, что каждое поглаживание отзывалось ударом под дых.
Кто-то упорно во вселенной хотел добить меня окончательно.
— Поздравляю, — с трудом вымолвила я, чувствуя, как во рту и горле все слипается от сухости.
Мила, нервно поправила свои и без того идеально уложенные волосы, стараясь лишний раз не встречаться со мной взглядом, а в кабинете повисла неестественная тишина. Если бы не запахи еды, доносившиеся с кухни, то можно было сказать, что между мной и моей матерью образовался вакуум. Она вдруг потянулась к своей сумке, достав карандаш и блокнот.
— Можно узнать, где Нину…
— Можешь, — процедила я, сообразив, что от меня нужно.
Сев напротив нее за стол, я выписала на пустой странице адрес места, где она могла найти бабушку. Пока карандаш выводил на бумаге буквы и цифры, я чувствовала, как Мила не сводит с меня взгляда.
— Это все? — мои пальцы небрежно подтолкнули к ней блокнот.