Лайк за любовь (СИ) - Черничная Алёна. Страница 71

— Я бы хотела еще кое-что обсудить с тобой.

— Будешь делить со мной наследство? — мой голос был переполнен издевкой, хотя я понимала, что Мила совсем непохожа на нуждающуюся.

Моя мать усмехнулась в ответ, а меня передернуло оттого, что в ее мимике и чертах лица уловила что-то очень знакомое. Я была похожа на нее внешне ровно настолько, насколько мне этого не хотелось.

— Меня это не интересует. Я пришла к тебе по другому вопросу, — она опять открыла свою сумочку, доставая оттуда пухлый конверт, и двинула его ко мне. — Держи.

— Что это? — нахмурилась я.

— Здесь сто тысяч. Немного конечно, но на первое время неплохие деньги. Я готова каждый месяц высылать тебе определённую сумму с одним встречным предложением, — Мила взяла паузу и все-таки опять решилась посмотреть мне прямо в глаза. — Ты не решишь появиться на пороге моего дома внезапно.

Я оторопела, надеясь, что не так поняла смысл сказанных ею слов. Возможно, где-то то в глубине души еще тускло мелькала надежда, что моя мать пришла сюда, если уж не налаживать отношения, то хотя бы просто искренне спросить: «Как я?».

— Ты… что? — в ушах зашумело, а мой голос доносился откуда-то из-за. — Сейчас пытаешься… откупиться от меня?

— Не утрируй, Кира, — Мила слегка поморщилась. — Ты уже взрослая девочка, должна все понимать сама. Мой муж знает лишь часть правды о взаимоотношениях с Ниной и твое внезапное появление на пороге моего дома пока не входит в планы. Мне нужно время, чтобы…

— А с чего ты взяла, что мне вообще придет в голову искать тебя? — резко подавшись всем телом вперед, я пыталась увидеть во взгляде матери хоть что-то, кроме холодного спокойствия, но нет. — Ты не ответила ни на один мой звонок. Все давно стало понятно: ты бросаешь меня уже во второй раз.

— Я как раз таки и не бросаю тебя, предлагая свою финансовую поддержку. Сама подумай, в девятнадцать лет сложно самостоятельно становиться на ноги. Миллионы не обещаю, но на хлеб хватать будет и не только.

Не сводя взгляда с ее серых глаз, от стального цвета которых тянуло изморозью, мне хотелось спросить: «Почему?». Почему она сейчас так заботливо гладила свой круглый живот, а на меня смотрела так равнодушно. Но я продолжала молчать. Теперь это уже не имело никакого значения. Мне предлагали оплату, лишь бы мое неожиданное появление в ее прекрасной жизни не заиграло паршивыми красками. Так легко и просто.

— Забирай деньги и топай во-о-н туда, — сглотнув колющий ком, я указала пальцем в сторону выхода. — Тебе, как беременной, могу даже дверь придержать.

Мила вздохнула и с укором покачала головой.

— Не глупи и не ставь гордыню оберегом. Если ты думаешь, что я не сожалею о том, что сделала девятнадцать лет назад, то ошибаешься, но у меня нет возможности исправить все за один момент. Но я хочу и могу тебе помочь, — ее ухоженная рука с тоненькими, изящными часиками на запястье потянулась через стол ко мне.

Я резко одернула ладонь, сжав силой кулак, словно боялась, что мое спокойствие, которое цербером охраняло меня от внешнего мира все это время, вот-вот сорвется с поводка и растерзает все вокруг, в том числе и меня саму.

— Мне не нужна твоя помощь. И можешь не переживать — даже если буду подыхать от бессилия, то о тебе и не подумаю. Спи сладко и не бойся.

— Кира… Давай просто поговорим. Нам надо поговорить.

— Вон, — прошипела я, стиснув зубы.

Первый раз за столько времени к моим глазам болезненно подступали слезы. Так больно, что пришлось зажмуриться. Волна давящего чувства в груди с силой билась о мое сердце, которое ошибочно до последнего верило, что мне все по силам.

Я слышала, как проскрипели ножки стула по плитке, как медленный, глухой стук каблуков проследовал к двери и как тяжёлое облако ванильного аромата задержалось еще на секунду.

— Мне, правда, жаль, что все так вышло… Набери меня, если ты решишь, что я могу…

— Уйди, прошу…

Замок на двери тихо щелкнул, говоря о том, что моя собеседница оставила меня одну. Я пыталась восстановить свое дыхание, но лёгкие путались в правильной очерёдности вдоха и выдоха. Мне пришлось открыть глаза, чтобы их не разъело от горячих слез.

Пухлый конверт так и остался лежать на столе и триггером сиял белым цветом на темной поверхности. Схватив его и сорвав свое пальто с вешалки, я выскочила через запасной выход на улицу. Одной рукой сжимала конверт до скрипа бумаги, а другой я набирала родной адрес в приложении такси.

Промозглый октябрьский ветер хлестанул меня по щекам, но, к моему сожалению и страху, не сумел выдуть из головы мысль, что эти пять минут разговора стали моей последней каплей…

«Я так больше не могу».

Глава 45

— Ты когда уже съедешь? Я, конечно, все понимаю, но месяц — это перебор, — Гера пнул коленкой в бок распластавшееся на диване тело Егора.

— Я сплю. Четыре часа тренировки… Отвали по-братски, — послышался голос из недр диванных подушек, в которые Егор уткнулся лицом.

— Да ты только и делаешь, что тренируешься, дрыхнешь, тренируешься. От тебя хлоркой фонит уже. Посоветовал на свою голову. Вставай, ужин готов, — и снова легкий толчок коленкой в блондина.

Егор медленно оторвал лицо от дивана и принял вертикальное положение, отметив про себя, что мышцы уже не изнывали напряжением после тренировок, как месяц назад, когда он снова в прямом смысле этого слова ушел с головой под воду.

Проспавшись после последней встречи с Кирой, вспомнив все, что он говорил, как ее взгляд поглощал отвращение к нему, Егору хотелось прямо на коленях ползти, вымаливая прощения. Но разъедаемый стыдом и собственной слабостью оставалось лишь упиваться жалостью и раздражением к самому себе. Особенно после того, как он так и не отыскал ни грамма совести молча встать за ее спиной, давая понять, что она не осталась одна. Страх, что его прогонят и отвергнут, боязнь увидеть в ее глазах бездонную ненависть оказался сильнее. Поэтому в тот день, когда он должен был поступить, если не по-мужски, то хотя бы по совести, Егор просто мучил по трассам побережья машину, не давая спидометру опуститься к значениям ниже ста тридцати километров в час. Реальная жизнь, реальные поступки оказались сложнее, чем делать селфи в инстаграм.

Он почти сутки провел за рулем, пока не оказался перед дверьми квартиры Геры. Тот, не задавая никаких вопросов, просто отдал свой мягкий уютный диван в длительную аренду. Егору не хотелось возвращаться ни в дом к отцу, где то и дело теперь слышались скандалы, ни в свою квартиру, в которую он так хотел привезти Киру.

К удивлению Геры, Королев не забрасывался литрами алкоголя или чем-то поэффектнее. Он просто неделю безмолвно лежал, смотря то в потолок, то утыкался лицом в диван, пока сам же Гера не ляпнул наугад про тренировки по плаванию, как повод не дать зачаткам депрессивного состояния глубоко пустить корни.

И сработало. Только изнурительные часы, проведённые в рассекании ровной глади хлорированной воды, помогали не думать хотя бы это время о ней и о том, что лучше бы он сдох, чем повел себя, как трус.

Этот сентябрь так и остался в памяти Егора с привкусом хлорки и с ощущением ямы в душе.

— Егорыч, имей совесть. Я хочу пожрать уже и лечь спать. Мне твои шорканья по квартире в два часа ночи к холодильнику на хрен не сдались. Ты ходишь, как слон. Это тебе никуда не надо завтра, — недовольный крик из кухни заставил блондина закатить глаза и лениво подняться с дивана.

— Ты еще хуже, чем сварливая жена, — усмехнулся Егор, наконец усевшись за стол напротив Геры и пододвигая тарелку с сосисками и каким-то овощным салатом.

— Не нравится — съезжай, — цокнул татуированный, дожевывая свою порцию.

— Потерпи недельки две еще. И я непросто съеду, я улечу от тебя.

Гера перестал перемалывать зубами ужин и вопросительно уставился на Егора, сведя брови к переносице.

— Ты что? Все-таки согласился на предложение тренера?

— Угу, — кивнул Егор своей тарелке.