Это небо (ЛП) - Доутон Отем. Страница 32

Я перестал разговаривать. Я бросил учиться. Я ввязывался в драки. Я не обращал внимания на сестру. Я лазил в загашник матери.

Походило на то, что весь многолетний капец вылился в мерный поток предчувствий, крови и боли. Что бы я ни делал, течение не останавливалось. 

Если вы никогда не видели большую волну вблизи, описать ее сложно. Даже с учетом всех волн, с которыми я имел дело в Калифорнии, я ничего не понимал, пока мне не исполнилось пятнадцать и серферский журнал не вывез меня для фотосессии на Оаху. Помню, целый час я стоял на берегу и смотрел на Пайплайн с грохотавшим сердцем и благоговейно разинутым ртом. Снимки я смотрел. Ролики смотрел. Но я их не увидел и не прочувствовал.

Влажность.

Неистовство.

Свободная сила воды.

Это кайф.

И сейчас этот кайф нарастает.

Еще темно, но небо постепенно меняется — ночь уплывает, появляется нежный кремово-желтый оттенок приближающегося рассвета. Упругие лучи движутся от волны к волне, скачут по пенистым белым гребням, исчезают за горизонтом.

Я летаю по воде. Вода колышется, шторм отдается эхом. Ветер. Прибой. Небо. Поразительные звуки нарастают с безумной силой, вот-вот разлетятся вдребезги.

Я поворачиваю, рассекаю подошву волны. Ноги согнуты, руки вытянуты. Смотрю по сторонам.

Плыву прямо.

Потом налево.

Опускаю руки — знаю, это правильно. Набираю скорость, доска, как серебряная пуля, пронзает нечеткий блестящий свет.

Заезжаю на гребень, спускаюсь к подошве, качусь быстро и резко, пробираюсь в покет. За спиной брызжет вода. Смещаю бедра вправо, но угол наклона сохраняю, чтобы удержать нос доски, о который бьются волны.

Парсонс, Бретт и какой-то парень на твинни только скатились. Здорово, что я последний.

Джемма сидит на песке и смотрит, как я еду. В струящемся прозрачном свете приближающегося рассвета на меня смотрит много людей. На Блэкс-Бич собираются лучшие серферы Сан-Диего, особенно при таких условиях. Не сомневаюсь, большинство меня знает. Впервые почти за два года меня это не злит.

Меня обступают еще до того, как я успеваю отдышаться. Незнакомые люди хлопают меня по спине, пытаются пожать руку. Я встаю, расстегиваю гидрокостюм и скатываю его до талии. Девушка в мешковатом худи подает полотенце — я стираю холодную соленую воду с груди и рук.

— Убийственно повернул рейл!

— Ну ты отжег!

— Очень круто, чувак.

Подходит парень, которого я знаю по пристани в Оушенсайде. Зовут его вроде бы Доминик.

— Ты по-прежнему повелитель волн, — хватает он меня за плечо. — Видел тебя на соревнованиях в Хантингтон-Бич. Просто отпад.

— Спасибо. — Стряхиваю воду с волос и отрывисто вздыхаю.

— Ходят слухи, что ты планируешь вернуться.

— Слухи всегда ходят, — уклончиво отвечаю я.

— Хочется надеяться, — раздается новый голос.

— Я только за, если ты вернешься, Янг! — Меня бьют кулаком в плечо.

— Было обалденно!

Джемма бежит ко мне. Поднимаю руку, чтобы она меня заметила, и выбираюсь из толпы, пока никто ничего не сказал.

— Привет! — кричит Джемма, после бега она задыхается.

Солнце уже почти над утесами. Свет придает ее глазам блеска, высвечивает веснушки на щеках. Она настолько красива, что кажется ненастоящей. Мой старый свитер велик ей размеров на пятьдесят, но мне нравится, что она в нем. Я ловлю ее за руку и притягиваю к себе для поцелуя.

— Ты такой холодный, — говорит она мне в губы, вытирает с моего лица соленую воду.

— Ты такая теплая, — шепчу я, и она смеется.

Мы соприкасаемся языками, на миг я теряюсь во влаге и жаре. Закрываю глаза, беру ее лицо в ладони, целую долго и медленно, упиваюсь близостью. Джемма обнимает меня за шею и прижимается всем телом.

Она издает стон сожаления и останавливается, переводя дух. Она улыбается. Я тоже.

— Похоже, ты всех впечатлил.

Я фыркаю.

Джемма хлопает ресницами и отворачивается.

— Ты когда-нибудь об этом думал?

— О чем? — спрашиваю я, хоть и понимаю, к чему она клонит.

Она пожимает плечами и машет рукой в сторону океана.

— О том, чтобы этим заняться. Получается у тебя отлично. Даже лучше, чем отлично.

С загадочным видом я отступаю и подбираю брошенную доску.

— Нельзя.

— В смысле?

Я молчу. Конечно, я об этом думал. Если честно, почти каждый день я думаю о том, чтобы вернуться. Но я не уверен, что я готов. Я не уверен, что вообще когда-то буду готов.

— Нельзя, и все.

В ответ она кивает, потом смотрит за мое плечо вопросительным взглядом.

— Такое ощущение, что люди тебя знают, — говорит она, теребя пальцами прядь волос.

Я не оглядываюсь. С щемящей нежностью я провожу большим пальцем по ее нижней губе и целую.

— Они меня не знают. Им только кажется, что знают. 

Глава 16

Лэндон

Во вторник утром Эбби открывает дверь в рваных джинсах и розовой футболке с куклами, которая больше подошла бы семилетней девочке. Светлые волосы собраны в низкий хвост, под глазами темные круги, кожа желтая, между губами зажат окурок.

— Наконец-то, — говорит она, затягиваясь.

— Пришлось кое-куда заскочить. — Показываю то, что купил в хозяйственном магазине, как белый флаг.

— По барабану.

В глаза мне она не смотрит, зато кивает и распахивает дверь шире.

В квартире бардак. Пахнет сигаретами и дешевыми духами. Скрипучий вентилятор гоняет теплый воздух. Линялый бежевый диван, который сменил пять или шесть владельцев, заполняет собой маленькую гостиную. Из телика, стоящего в тележке, доносятся громкие голоса и смех. Стены не украшены фотографиями счастливой семьи. Нет диванных подушек, цветочных композиций и прочего «уютного» декора.

По пути к кухне у меня внутри все холодеет. Стойка грязная. В раковине грязная посуда. Рядом с плитой пустая бутылка водки с коричневым осадком.

Вот так росли мы с Клаудией. Квартира другая, декорации те же.

Смеситель сломан. Пару раз поднимаю рычаг, потом забираюсь под раковину. Понять, в чем проблема, несложно; спустя десять минут вода льется ровной струей.

— Что-то еще? — спрашиваю я, вытирая руки о джинсы.

Она прислоняется к холодильнику и смотрит на меня впалыми глазами.

— Как твоя сестра?

— Нормально, — сухо отвечаю я.

Не хочу говорить о Клаудии. Ничем хорошим это не закончится.

— Ты стал редко заходить, — замечает она. — У надзирателя появилась личная жизнь?

— В смысле? — щурюсь я.

— В прямом смысле, — фыркает она и трясет головой, берет новую пачку сигарет.

Эбби бьет ладонью по пачке и вынимает сигарету. Она щелкает черной зажигалкой и делает первую затяжку, втягивая щеки.

Вряд ли стоит рассказывать про Джемму. Сомневаюсь, что Эбби есть до этого дело, но не успеваю об этом подумать, как слова слетают с языка:

— Я кое-кого встретил.

По виду не понять, удивилась она или нет, интересны ей новости или нет. Она глядит туда, где кудахчет телевизор, и снова затягивается. Изо рта струится сизый дым.

— Я устроилась на работу.

Вот это сюрприз. Она не работала почти три месяца, да и предыдущая работа была ерундовой.

— Правда?

— Да, правда, — надменно говорит она.

— Чем занимаешься?

Она пожимает плечами. По дрожащему подбородку я все понимаю — понимаю, чем она занимается. Работой это не назвать. Я бы назвал это смертным приговором.

— Опять торгуешь?

Она сбрасывает пепел в раковину. Веки трепещут.

— Ты обещала. — Я вырываю сигарету из ее руки и бросаю в раковину. Обхватываю пальцами бицепс. Следы от уколов не ищу. Отметины можно спрятать в тысяче мест. — Ты обещала.

Эбби опускает голову и кое-как вырывается.

— Спятил, что ли? — шипит она и бьет меня по руке.

— Это я спятил? — спрашиваю я острым, как битое стекло, голосом. Перед глазами плывет. Пульс колотится быстро. — Ты брала у меня в долг на условии, что больше ты этим не занимаешься.