И оживут слова (СИ) - Способина Наталья "Ledi Fiona". Страница 60
— Ты мне не веришь?!
Мое сердце упало. Как глупо было на что-то надеяться. Альгидрас своей непохожестью на других сбил меня с толку.
— Здесь тебе никто не поверит, — жестко произнес Альгидрас, и что-то в его тоне заставило меня поперхнуться следующей фразой.
— Но ты-то? Ты веришь?
— Я еще раз повторяю: ты не должна…
Я изо всех сил схватила его за плечи и встряхнула. Не ожидавший этого Альгидрас покачнулся и перехватил мои запястья, но не оттолкнул — просто сильно сжал мои руки.
— Мне плевать на то, что и кому я здесь должна, — прошипела я ему в лицо. — Я спрашиваю: ты мне веришь? Что тебе сказала Помощница Смерти? Она ведь сказала тебе, как погибла Всемила?
Альгидрас выпустил мое запястье и крепко зажал мне рот ладонью. От его пальцев пахло железом и деревом.
— Ти-ше! — прошипел он в ответ, почти касаясь губами своей руки, зажимавшей мне рот. Его глаза лихорадочно блестели. — Неужели ты не понимаешь? Никто тебе не поверит! Здесь ты — Всемила. Радим решит, что ты сошла с ума. Или того хуже. Ты хочешь всю жизнь просидеть взаперти? Хочешь его с ума свести? О Добронеге подумай! Или это так сложно: подумать о ком-то, кроме себя?!
Я попыталась ответить, но получилось только мычание. Раньше, когда я видела подобные сцены в фильмах, всегда возмущалась, почему жертва просто не укусит того, кто закрывает ей рот. В этот момент я поняла, что в фильмах не всегда врут. Когда ладонь прижата ко рту так крепко, тут не только укусить — тут вдохнуть толком не можешь. Даже носом. Однако мое возмущенное мычание возымело действие — Альгидрас убрал руку.
— Ты не имеешь права так со мной разговаривать, — зажмурившись, выдавила я. — Ты ничего обо мне не знаешь. Ты неизвестно почему зол на Всемилу и выливаешь это на меня! Тебе не кажется, что так нечестно? Я едва с ума не сошла, когда здесь оказалась. Мне не нравится здесь! Я вообще не понимаю, как это произошло. Я не понимаю Радима, не понимаю Добронегу. Я с ума схожу от этих недомолвок. Я совсем одна здесь! Уж ты-то должен это понимать. Ты тоже здесь чужак!
Я осознавала, что говорю слишком быстро и Альгидрас вряд ли понимает и половину моего бреда. Выдохшись, я замолчала и набралась храбрости посмотреть на него.
— Хорошо, — наконец произнес Альгидрас. — Ты сейчас просто успокойся, ладно?
— Да хватит тебе разговаривать со мной, как с сумасшедшей. Я спокойна, — устало произнесла я. — Я просто не знаю, что мне делать.
Альгидрас отстранился. Я поняла намек и выпустила его плечи.
— Спрашивай, что хотела, — негромко проговорил он и снова потрепал по ушам Серого, замершего рядом с нами во время предыдущей сцены.
— Ты мне веришь? — спросила я о самом важном на тот момент.
Он коротко кивнул, не поднимая головы. Я облегченно выдохнула и только тут осознала, насколько я боялась его ответа. От облегчения мне захотелось взлететь.
— Тебя это не удивляет?
— Нет, — все так же глядя на Серого, ответил Альгидрас.
— Почему?
— Потому что легенды и предания не всегда врут, — устало вздохнул он.
— Только не говори мне, что я затесалась в местные легенды, — нервно усмехнулась я.
— А еще Серый, — не отреагировав на мою усмешку, ответил Альгидрас. — Всемила взяла его на псарне щенком. Сама выбрала и выкормила. Он не мог на нее броситься.
— Тогда почему ты так злишься на меня, если знаешь, что я не она?
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, прежде чем ответить. Когда он заговорил, его голос прозвучал глухо:
— Потому что я мог ошибаться. И… я не злюсь. Я просто… Не злюсь, поверь.
Пока я переваривала услышанное, Альгидрас добавил:
— Ты спрашивай, что хотела, мне уходить надо. Я не могу здесь долго.
— Почему?
— Много причин.
— Ты ведь побратим Радимира, так?
Он кивнул, подтверждая очевидный факт.
— Это же родство сильнее кровного?
Снова кивок.
— Значит, ты с ней, ну, то есть мы с тобой тоже вроде как брат и сестра, так? Почему же мы не можем быть одни в закрытом дворе? Что происходит?
— Это старая история. Просто запомни, что нам лучше не оставаться одним. Это… странно будет для всех.
— А тебе не кажется, что я должна узнать об этой старой истории? Она же и меня теперь касается.
— Там нечего рассказывать. Просто однажды Всемила… В общем, она привыкла как в куклы играть… людьми. Радим ее баловал… Но там… по-иному не мог он. И один раз она… Она от меня… А Радим не так понял, и я побратима чуть не лишился. И не хочу, чтобы еще раз так. А Всемила после того раза… Ну…
Альгидрас совсем запутался в словах, и его акцент стал гораздо заметнее, как тогда перед князем. Я вдруг подумала, что ему приходится во второй раз за сегодняшний вечер отвечать на очень неприятный для себя вопрос. И он снова не знает, как ему лучше ответить.
— Ты мне просто скажи, чтобы я понимала, как мне себя вести… Ты любил ее?
Альгидрас неожиданно рассмеялся и тут же схватился за повязку на горле, чуть сморщившись.
— Смешная ты… По делу спрашивай!
— Я должна знать, что между вами произошло! Я понятия не имею, как себя с тобой вести. Ты то говоришь по-человечески, а то шарахаешься от меня, как от заразной. Что мне-то делать?
— Вести себя, как она.
— Как?! — воскликнула я.
— Ти-ше! Обычно она говорила что-то злое. Но лучше всего будет, если ты просто не будешь меня замечать. Я сюда почти не хожу, это не будет сложно.
— Я не хочу “говорить тебе злое”, — передразнила я. — У меня к тебе куча вопросов! Я не хочу не замечать тебя! Я…
— Не делай хуже! — Альгидрас посмотрел на меня долгим взглядом и обреченно вздохнул: — Давай так: сейчас я отвечу на все вопросы… на какие смогу, но завтра все будет, как я сказал.
— Альгидрас! — с мольбой протянула я.
— Спрашивай, иначе я ухожу!
— Сколько тебе лет? — выпалила я.
Альгидрас озадаченно моргнул и посмотрел на меня, как на умалишенную, но все же пояснил:
— Весен или зим. Не лет. Девятнадцать.
— Сколько? — в ужасе воскликнула я.
— Ти-ше! — снова взмолился Альгидрас, бросив быстрый взгляд на темный дом. — Девятнадцать. А что?
Я всхлипнула на грани между смехом и слезами. Почему-то факт того, что он моложе меня на пять лет, стал последней каплей. Я понимала, что думаю совсем не о том, но, видимо, мой мозг решил начать разбираться сначала с девчачьими проблемами, а уж потом с мировыми.
— Я, конечно, видела, что ты совсем мальчишка, но чтобы настолько… Ужас! — простонала я, перебирая в уме следующие вопросы.
— Мальчишка? — искренне возмутился Альгидрас, только подтвердив мой тезис — мальчишка и есть. — Мальчишка это… это… двенадцать!
Я помотала головой, чтобы не ляпнуть что-нибудь еще.
— Не обижайся. Просто я привыкла к тому, что девятнадцать… это… ну… мало.
— Тогда тебе придется привыкнуть, что девятнадцать — это много. Радим в девятнадцать уже воеводой был. У других уже семеро по лавкам…
«А у тебя никого», — мелькнуло у меня в голове, и тут же вспомнились слова князя Любима «последний в роду».
— Хорошо, — кивнула я. — Я запомню…
— Хорошо, — кивнул Альгидрас в ответ, кажется, несколько удивленный тем, что я так быстро согласилась.
В наступившей тишине я услышала, как оглушительно стрекочут сверчки, громко сопит Серый у ног Альгидраса, тычась мордой тому в ладонь, и где-то далеко на разные голоса лают собаки. И тут я поняла, что смущало меня в этом лае еще когда мы шли с Миролюбом и Добронегой по улицам: обычно собаки либо не лаяли вообще, либо лаяли за воротами, совсем рядом.
— Расскажи про собак. Они каждую ночь бегают по улицам?
— Да. Каждую ночь по стене ходит дозор, а по улицам — псы из общей псарни.
— Вот почему лаял Серый! Я сидела как-то ночью на крыльце и слышала, как он то и дело бегает к воротам и лает. Только… я все равно не понимаю. Сегодня я бежала к твоему дому, а ни одна из собак на меня не залаяла из-за ворот. Вы их всех на ночь на псарню отводите?