Падший ангел - Харт Кэтрин. Страница 42

– Звучит чудесно, – с улыбкой успокоила ее Тори. – Буду рада познакомиться с вашим мужем и вообще надеюсь, мы с вами подружимся.

– Мне тоже хотелось бы подружиться, – проговорила Сьюзен и, усмехнувшись, добавила: – Я страшно любопытная, но не надоедать же вам во время свадебного путешествия. Есть время для друзей, и есть время для любящих, и не всегда то и другое хорошо сочетается.

Джейк звучно расхохотался.

– Сьюзен, когда ты лучше узнаешь Тори, то поймешь, что, если она хочет есть или любить, ее ничто не остановит.

– Но, Джекоб, это абсолютная чепуха, что ты болтаешь, – запротестовала Тори, стараясь сдержать румянец, заливающий ей лицо и шею. – Вспомни, разве совсем недавно не предложила я от всей души свою тарелку и напиток той костлявой и плохо одетой женщине, которая остановилась у нашего столика и смотрела такими голодными глазами?

К удивлению Сьюзен, на Джейка напал такой приступ смеха, что согнул его почти пополам, а из глаз брызнули слезы. Он только махал рукой, глядя в ее растерянное лицо.

– Не спрашивай сейчас, Сьюзен, – наконец выдавил он из себя. – Может, позднее ты уговоришь Тори объяснить тебе, в чем дело, но, пожалуйста, не начинай расспрашивать сейчас. Моя дорогая жена хоть и монахиня, но характерец у нее будь здоров!

– Монахиня? – тупо повторила Сьюзен, когда Джейк уже занял свое место в экипаже рядом с Тори. Она смотрела им вслед и роняла свои свертки, пытаясь помахать им на прощание. – Монахиня? Джейк Бэннер женился на монахине? – Все еще продолжая качать головой и раздумывая, не ослышалась ли она и не перегрелась ли на солнце, Сьюзен подобрала свои покупки и рассеянно направилась домой. Голова ее шла кругом – наверняка ослышалась! Продавщица, танцовщица, возможно, куртизанка, даже дочь владельца ранчо или учительница… но не монахиня! Господи Боже! Вот уж странное сочетание могло бы получиться!

Марк Армстронг оказался молодым белокурым янки – коренастым, среднего роста – и отличался неотразимым обаянием. Его улыбка с ямочками на щеках, искрометное остроумие, его умение внимательно слушать собеседника – все в нем привлекало и очаровывало. По сравнению со своей бойкой жизнерадостной женой, он выглядел человеком тихим, и в первый момент казалось, что они не очень подходящая пара, но на самом деле они друг друга дополняли, притом идеально.

Тори понравилось их общество, и вскоре они стали друзьями. Обедать они поехали вместе, и за разговорами Тори узнала кое-какие подробности о своем муже, о которых и не подозревала. Слушая, как Джекоб и Марк обсуждают свои дела, она была удивлена, выяснив, что Джейк достаточно богат сам по себе, независимо от недавно полученного в наследство ранчо. За время своего отсутствия он удачно вкладывал заработанные деньги, во многом следуя советам опытного Марка. Его финансовые начинания прекрасно себя оправдывали.

«Неудивительно, что он и глазом не моргнул, когда ювелир и портниха называли свои цены!» – подумала Тори про себя.

Тем более странно, почему Джейк продолжал заниматься своим опасным делом, хотя у него не было необходимости подвергать риску свою жизнь, ведь в средствах он не был стеснен. Неужели все эти годы его просто несло по течению, одинокого и заброшенного? Неужели он не думал о своем благополучии, о том, что его в любую минуту могут убить? Или перестрелки стали неотъемлемой его частью, так сказать, второй натурой, с которой, как известно, трудно расстаться?

Насколько повлияла смерть Роя на решение Джейка изменить свою жизнь и вернуться домой? И главное, оказала ли решающее влияние на него любовь, которую они с Тори питают друг к другу? Будет ли достаточно ее и ребенка, которого они ждут, чтобы удержать его дома, в безопасности, заставить его бережней относиться к своей жизни? Тори могла только молиться, чтобы это было так, чтобы Джекоба никогда не потянуло к его смертельной профессии, чтобы он всегда вполне довольствовался тем, что он скотовод, отец, ее муж.

Джекоб был не только богат, но и щедр. Оказалось, что он состоял главным жертвователем в нескольких благотворительных учреждениях, причем анонимно. Немногие знали о его филантропических наклонностях, и Джейк был вроде очень смущен, что Тори теперь в это посвящена. Конечно, Марк все знал, потому что именно он был тем лицом, которому Джейк доверил присматривать за своими пожертвованиями.

Все это для Тори стало откровением, а она ведь считала, что хорошо знает Джекоба. Не то чтобы ее удивила его щедрость. Как раз этого-то она могла ожидать, если бы знала, что у него есть средства, и таким он был ей еще дороже. Однако Тори задумалась, сколько еще сюрпризов ожидает ее по мере того, как она будет узнавать того загадочного человека, каким Джейк стал, человека, в которого он превратился за время, проведенное вдали от Санта-Фе. И последнее, но, наверное, самое важное: Тори понимала, как гордился бы Рой своим сыном, если бы ему было все это известно. Тут на глазах у нее заблестели слезы, и она любовно посмотрела на него через стол.

Ее слезы не остались незамеченными. Рука Джейка нашла ее руку и ласково прикрыла ее.

– Дорогая, в чем дело? – тихо спросил он. – Что-то не так?

Тори покачала головой, и голос ее дрогнул, когда она попыталась заговорить.

– Просто я горжусь тобой, Джекоб… горжусь твоим великодушием и добрым характером, тем, какой ты человек, – наконец сумела прошептать она. – Отец тоже гордился бы.

– Ты так думаешь? – уголком рта усмехнулся Джейк и приподнял бровь, иронизируя над собой.

– Я уверена, Джекоб. Уверена. – Ее рука повернулась в его ладони и крепко ее сжала. – Я так сильно тебя люблю.

Переполненный элегантный ресторан, где они обедали, мог быть пустым, настолько не обращали они внимания на окружающих. Джейк наклонился вперед и приник к ее губам долгим сладким поцелуем.

– Спасибо тебе, любимая, – прошептал он, и золотые глаза его светились любовью. – Спасибо за то, что ты меня любишь, и именно так.

Больше всего в Новом Орлеане нравился Тори Французский квартал, где находилась их квартира. Красивые дома горделиво стояли в своем великолепии, украшенные коваными железными решетками и балконами. Внутренние дворики обеспечивали владельцам полную укрытость от чужих глаз, хотя сами дома располагались близко к улице. Площадь Джексона, которая в прошлые годы была просто пыльным плацем для парадов, превратилась в прелестный, полный цветов парк. Здесь росли цветы всех видов, оттенков и ароматов, зрелище пленяло не только зрение, но и обоняние, и слух, потому что в парке сверкали на солнце фонтаны.

Здесь щебетали птицы, смеялись и играли дети, торговцы фруктами и овощами склонялись над своими сочными товарами, певуче расхваливая их поверх своих перегруженных тележек.

И часто по утрам вдоль кованых оград, окаймляющих сквер, пристраивались придорожные художники с кистью и палитрой. Красота окружала Джейка и Тори: было ли это великолепие Собора Святого Луки, величие кафедрального собора и зданий пресвитерии, или кованое кружево элегантных апартаментов Понтальбы, или блистательное разнообразие пейзажей.

Однажды утром Джейк удивил Тори, подрядив одного из таких художников нарисовать ее портрет. Сначала она уперлась, но Джейк скоро убедил ее отбросить робость и застенчивость, чтобы угодить ему.

– Тори, я хочу иметь твой портрет, чтобы на нем ты выглядела именно такой, как сегодня, очаровательной и восторженной. Твоя мама будет его обожать.

– А меня об этом уже не спрашивают? – спросила она.

Джейк только ухмыльнулся:

– Ты можешь сказать «да» и милостиво согласиться позировать.

В конце концов готовый портрет и понравился Тори, и смутил ее. Прямо здесь же, в парке, на открытом воздухе, Джейк, не вполне довольный ее видом, схватил ее в объятья и расцеловал. Когда он отпустил ее, Тори пылала румянцем, в глазах стояло мягкое мечтательное выражение, а розовые губы дрожали от желания.

– Я хочу, чтобы вы поймали именно это выражение ее лица, – сказал Джейк художнику. – Я хочу, чтобы у нее был вид женщины зацелованной, любимой, пылающей страстью.