Товарищ Резак (СИ) - Горшенев Герман. Страница 7

Тупое животное бегало по дому в поисках приключений, попыталось вовлечь меня в очевидно забавную игру, но было проигнорировано. Попытки лизать или нюхать пресекались ударом лапы. Вскоре развлечение он себе нашёл.

Засунув морду в приоткрытый шкаф, коричневый стащил зубами полушубок и довольно долго его трепал, разумеется предложив и мне поучаствовать в таком неслыханном развлечении. Я даже ухом не повёл. Тогда тупое животное перешло к плану номер ноль.

Пудель насиловал шубу. Со второго этажа босиком, в коротком халате, прошла хозяйка:

— Ой мальчики, вы тут с моей шубой развлекались! Придётся теперь на ней жениться, а мне надо будет ждать следующей перезагрузки, чтоб мне новую принесли. Я после вас её не очищу. Ха-ха-ха! — и ушла в сторону ванны.

Стыдоба то какая. И почему мы? Я вообще в другой комнате лежу. Я, между прочим, кандидат технических наук, заместитель заведующего лабораторией, и меня вместе с этим пуделем обвиняют в том, что я с шубой в половые отношения вступал. Лежу, морду закрыл лапами. Блин, идет обратно.

— Ой, стыдно Блохастый! Тебе как большому должно быть стыдно, это он маленький, а ты большой, — и поднялась на верх.

Вот при чём здесь я? Это всё животное коричневое устроило, я вообще к этому отношения не имею. Чарлик полез мне в морду облизываться. Я его отодвинул. Как-то он меня неправильно понял и полез опять облизывать. Пришлось прижать его немного к полу лапой. Пудель делал попытки выкрутиться и освободиться, но силы совершенно не равные. Немного придушив, отпустил, и как кот, сверху вниз, этой же лапой, от души, хлопнул недоумка по морде. Кучерявый заскулил и убежал. Может язык прикусил? Скорость движений собачьего тела гораздо быстрее человеческого, поэтому влепил я ему знатно.

— А-ха-ха-ха-ха, отбил подружку. Не стыдно маленьких обижать? Ему ведь тоже хочется, — раздался голос Мальвины с верху лестницы.

— Да что там такое? — забурчал голос Коржа.

— Блохастый Чарлику, как ты говоришь, болевой провёл, а потом связку пробил. Его, наверное, тоже в твоей разведроте драться учили. Они в мою шубу влюбились.

Вот это меня подставил, скотина кучерявая. Если сейчас Корж всё это начнёт, как и про патроны рассказывать, то во век не отмоюсь. Позорище какой! Самое главное, что я тут ни при чём. Говорят, что пудели чрезвычайно умные, но мне такие не попадались.

Обошлось. Корж посчитал изнасилование шубы и последующее избиение Чарлика делом житейским и не стоящим упоминания. Я ходил с ним по всюду хвостом, таскал иногда рюкзаки, слушал и наблюдал. Съездили на двух обшитых металлом Уралах и одном древнем бардаке за схроном, который мы натаскали из больницы. Корж щеголял в том самом бронежилете, который они с Бубликом сняли с охранника, когда меня освобождали.

Большой огромный пустырь с перегнутым и ржавым краном стоял на месте корпусов клиники, а тайга и парк были на месте. Я уже понял обстановку и не чуть не удивился, просто стоял и с интересом смотрел. Видя моё любопытство один из парней подошёл и почесал мне голову:

— Твой собачатник тут редко появляется. Всего пару дней стоит. Мы следим. С него всегда трофеи отличные.

Если я к чему-то проявлял интерес, то было принято очень доходчиво давать мне объяснения, а то что я собака, это никого не смущало. За это время я выяснил, что они стронги, мочат внешников и их прихвостней муров. Муры это бандиты, а кто такие внешники, мне почемуто не объяснили, считается что это и так все знают. Почему муры у внешников на побегушках, мне тоже не понятно. С одной стороны от нас внешка, с внешниками, а с другой стороны объединение стабов «Свобода», у которых очень хорошо с патронами и бронетехникой. Наш посёлок расположен по середине, на фронтире этого противостояния.

Стаб делился на две зоны. Первой зоной был ухоженный баварский посёлок с клумбами, дорожками и двухэтажными домиками со стенами из железобетона толщиной в метр, а вот вторая половина была оборудована в стиле военной базы. Много армейских палаток, навесы и вылизанные до зеркального блеска капониры для бронетехники. Выметенные до блеска проезды и уходящие в глубину невысокие надстройки, очевидно ЗКП, были образцом армейского порядка. Отдельно торчащие доты, которые имели подземное сообщение между собой. Общая столовая была именно здесь. Мы сидели в большой палатке, которую использовали в качестве оной.

Я уверенно тыкал носом в консервы, которые мне нравились, разумеется, сосредоточенно при этом нюхая для маскировки. Отказался от крабов, а поел говяжьей тушенки. Да, я ничего не имею против свиной или какой-то другой тушёнки, но мне понравилось говяжья гостовская тушёнка. От консервов по ТУ я отказался. Даже в моём мире, где не допустили капиталистической перестройки, и сохранили порядок и промышленность, появилось много вольностей. Производителям разрешали делать всё, но в пределах разумного. В продукцию по техническим условиям можно было совать любую дрянь, не докладывать продуктов, лить больше воды и не знать меру в консервантах и красителях, однако, если ты написал ГОСТ, то отвечаешь головой за то, что это именно так. Многих продуктов по государственным стандартам просто не существовало, но молоко, консервы, мороженное, хлеб я всегда покупал именно такие.

Банки не большие, а вот я большой и голодный. Придвинул себе ещё пару банок, внушавших мне доверие. Корж открывал и выкладывал мне в миску, которую для меня поставили за общим столом на придвинутой табуретке. Народ вокруг заметил мою суету с консервами и стал строить самые разные предположения, как это мне удалось выбрать самое лучшее. Строились предположения, что я какой-то сенс или сенсор, не понял о чём это они говорят.

— Какой сенс? Он просто на запах, — с противоположного края стола парировал Бублик.

— Как это он через жесть может унюхать? — засомневался мужик с гаденькой ухмылкой, не сходящей с рожи, и одетый в пижонский камуфляж.

— Он служебный, его учили. Патроны он как-то унюхал? Не зря их там всех привязанными держали, — вставил Корж.

Камуфляжный откинулся на стуле и скривив рожу глянул на меня:

— Вы со своей псиной совсем сума сошли, жетон выдали и в армейской столовой кормите.

— Только он вместе с нами в грязи лежал, когда нас из крупняка прижали, и трофеи тащил, и хабар из больницы носить сам помогать вызвался.

— Какая ему разница, палку таскать или мешок с добром? — не унимался гадкий мужичок.

— Студень, ну вот чего ты к собаке пристал? — поддержал разговор крупный парень в тельняшке-майке.

— Я не к собаке, это у вас с головой не в порядке, — ответил камуфляжный, встал и пошёл за стойку раздачи еды.

Вернулся Студень минут через десять, с тремя пахнущими мылом и чисто вымытыми, и вытертыми свежим полотенцем банками. Кальмары кольцами, паштет из мяса кур и морская капуста.

— Из моих рук пожрёшь? — ехидно произнёс Студень.

— Ставлю обойму бронебойных против полусотни щелбанов, что пёс мясо возьмёт, — сказал один из парней.

— Принимаю, Студень кого хочешь кинет, не то что собаку, — ответили ему.

Хвост завилял. Я подошёл и осторожно понюхал. По банке морской капусты было мазнуто куском полукопчёной колбасы. Совсем чуть-чуть, только краешком. Едва уловимый запах. Взял зубами банку с курицей. Народ затаил дыхание, было слышно, как пара мух летают в другом углу столовой.

— Да он по форме знает или по цвету этикетки смотрит, — возмущался Студень.

Командир хлопнул по плечу одного из бойцов и перекинул ему связку ключей:

— А ну давай, тащи сюда с мобрезерва.

Боец убежал, а народ как подменили. Из степенных воинов, не единожды нюхавших порох, они превратились в базарных баб и крикливых подростков, спорящих с пеной у рта. Вернулся парень с большой сумкой консервов.

Когда я начинал свою научную деятельность, таких слов как «индивидуальный рацион питания» в природе не существовало. Обычно мы ели в офицерских столовых, и квотировались в ДОСах, но когда выезжали в поле, то на ровне со всеми жили в палатках и нам выдавали копчёную колбасу, чёрный хлеб, консервы, сахар, чай и прочее. Консервы были в одинаковых банках, как правило без этикеток, в картонных ящиках, переложены жёлтой бумагой. В коробку кидали пару этикеток. Мы их отличали по номерам выдавленных на крышках.