Пепел и экстаз - Харт Кэтрин. Страница 49

— Так он сказал.

— Но почему? — Доминик в недоумении наморщил лоб.

На губах Кэтлин появилась усмешка:

— Думаю, главным образом, потому, что сегодня во время сражения я спасла его никчемную шкуру.

— Почему? Кэтлин рассмеялась:

Ты, что, других слов не знаешь?

— Просто все это так неожиданно, — протянул Доминик, качая головой.

— Что? То, что я спасла Пьеру жизнь, или то, что он решил предать старое забвению и помириться?

— И то, и другое.

— Ладно, чтобы тебя успокоить, признаюсь: я помогла Пьеру только потому, что он твой брат. Я никогда не смогла бы показаться вам с Жаном на глаза, если бы допустила, чтобы он погиб, не постаравшись ему хоть чем-то помочь. Сейчас мне остается лишь надеяться, что я не совершила ошибки. Пьер клянется, что я могу ему доверять.

Мгновение Доминик молчал, обдумывая ее слова затем сказал:

— У меня тоже есть насчет этого кое-какие сомнения, но, вообще-то, если Пьер поклялся в своей верности, ты можешь быть уверена, что он не нарушит своего слова и будет горячо тебе предан. Боюсь даже, cherie, ты теперь от него не отвяжешься. Он будет защищать тебя до самой смерти.

— Моей или его, хотела бы я знать.

— Время покажет. — Доминик прислонился спиной к поручню и пристально посмотрел на Кэтлин. — Говоря о времени, ma petite amie [9], как долго ты еще собираешься водить Жана за нос? Он влюблен в тебя по уши. Никогда еще не видел, чтобы ему кто-нибудь так сильно нравился после его жены Рейчел.

Кэтлин застонала.

— Похоже, всем просто не терпится бросить меня в объятия Жана! Мир в эти дни полон свах, и ты, как я погляжу, тоже решил внести свою лепту.

— Он тебе совсем не нравится? — мягко спросил Доминик.

Кэтлин вздохнула и, облокотившись на поручень, устремила взгляд вниз на воду.

— Нет, Доминик, Жан мне нравится, но я не имею права поддаваться своему влечению. Иначе стыд и чувство вины меня окончательно замучают.

— Из-за Рида? Кэтлин кивнула.

— Мне кажется, я изменяю Риду, хотя он и покинул меня навечно. Все говорят, что это глупо, но я ничего не могу с собой поделать. Я так сильно его любила!

Доминик обнял ее одной рукой за плечи.

— Я знаю это, сестренка. То, что ты испытываешь сейчас, совершенно естественно, но ты не должна из-за этого губить свою дальнейшую жизнь. Ты, мне кажется, забыла, что Рид с Жаном были близкими друзьями. Неужели, ты думаешь, Рид осудил бы тебя, если бы ты снова нашла любовь с его лучшим другом? Рид любил тебя, и он был Жану как брат. Неужели он не пожелал бы вам обоим счастья, которое вы заслуживаете?

На глаза Кэтлин навернулись слезы.

Не знаю, Доминик! Я вообще сейчас ничего не

знаю, кроме того, что у меня полный сумбур в голове. Думаю, пока еще рано говорить об этих вещах.

— Ну что же, Жану, похоже, ничего другого не остается, как только ждать. — Доминик горько рассмеялся. — Надеюсь, и мои собственные проблемы с Изабел разрешатся со временем.

— Не надо терять надежду, Доминик. Будь терпелив, и ты еще завоюешь Изабел, я уверена в этом.

— А Жан завоюет тебя.

— Не знаю. Я просто не знаю. Я должна все хорошенько обдумать, а для этого требуется время.

С этого дня Пьер стал одним из самых верных защитников Кэтлин. Даже Жана поражала эта неожиданная преданность брата. Вскоре все убедились, что для Пьера это не было капризом. Он относился к своему долгу перед Кэтлин весьма серьезно, посвящая все свои силы тому, чтобы доказать ей свою верность и дружбу, и всегда был рядом, бродя за ней словно тень. Окончательно удостоверившись, что предложение Пьером дружбы не было с его стороны какой-то хитростью и что он преодолел свое вожделение к ней и жажду мести, она мало-помалу начала проникаться к нему с каждым днем все большей симпатией. Его преданность вызывала восхищение, смех был необычайно заразительным, а напыщенный вид, скрывавший недюжинный ум, забавным. Жан старался выглядеть благородным капером, Пьер же предпочитал роль кровожадного пирата. Он исполнял ее превосходно, и она явно доставляла ему огромное удовольствие.

Проведя в море почти месяц, они решили наконец возвратиться на Гранд-Тер, где Жана ждали дела, которые он за это время порядком запустил. Кэтлин нашла остров таким же прекрасным, как и в тот день, когда увидела его впервые. Яркие цветы и птицы все так же радовали глаз, а порхающие среди цветов и зелени бабочки были все так же хрупки и изящны. Легкий бриз нес с собой нежные цветочные ароматы и острые запахи моря, по синему небу бежали белые барашки облаков, и почти каждый день ярко светило солнце. Если Эдем, мелькнула у Кэтлин мысль, был хотя бы вполовину так прекрасен, как этот земной тропический рай, Адам с Евой, должно быть, горько сожалели, что их оттуда изгнали. В первый раз со смерти Рида что-то дрогнуло в душе Кэтлин при виде этой необычайной красоты и она почувствовала, что начинает оттаивать. Место действительно было поразительным, и она полюбила его всем сердцем еще в те дни, когда недолго гостила здесь с Ридом вскоре после свадьбы. Окружавшая ее красота несла с собой и горечь воспоминаний, но в этой горечи была своя сладость, и Кэтлин им не противилась, хотя сердце и сжималось всякий раз от боли, когда она думала о том, как счастливы они были с Ридом в этом, словно созданном для любви, раю.

Проходя мимо таверны и складов на пристани, она вспомнила, как охватила ее жгучая ревность, когда она застала здесь Рида с Розитой, а оказавшись на площади, где торговали невольниками, она вдруг отчетливо, словно наяву, увидела ее такой, какой та была в ночь фиесты, когда она танцевала на ней для Рида и совершенно его очаровала. На берегу же залива перед ее мысленным взором тут же возникло застывшее в изумлении лицо Рида, каким оно было, когда она спасла выброшенного на песок дельфина и потом долго плескалась с ним в воде.

Все на острове было связано для нее с воспоминаниями, но более всего песчаный пляж, по которому они часто подолгу бродили вдвоем с мужем солнечными днями и лунными ночами. В этом идиллическом раю, полном ярких красок, нежных ароматов и ласковых ветров, ее так неудержимо влекло к Риду, что иногда казалось, он здесь, рядом с ней. Нередко ее охватывало чувство, что стоит ей повернуть голову, и она увидит его: высокого, темноволосого и такого прекрасного, с глазами синими, как небо, и сверкающими ярче, чем море… Лежа на нагретом солнцем песке, она необычайно ярко представляла, как они с ним занимались любовью на этом самом месте, и, закрыв глаза, ощущала прикосновение его губ в легкой ласке бриза и слышала его голос и полный любви смех в гомоне птиц над головой. Для нее было одновременно и мукой, и радостью переживать мысленно эти полные счастья и любви дни, тем самым словно заново возвращая Рида к жизни.

В отличие от ее первого визита на Гранд-Тер вместе Ридом, на этот раз она поселилась в доме Жана, а не в одном из коттеджей поблизости. Дом Жана был большим, просторным и необычайно уютным. Такой же изящный и полный достоинства, как и его хозяин, он не поражал кричащей роскошью, и все в нем — прекрасная мебель, картины известных мастеров и многочисленные objets d'art [10] — было подобрано с большим вкусом. С первого взгляда любому становилось ясно, что Жан не жалел денег для создания в своем доме уюта и теплой гостеприимной атмосферы.

Если что и говорило о любви Жана к роскоши, так это собранная им уникальная коллекция статуй, находившаяся среди ухоженных цветов и кустов в саду за домом. Все эти статуи изображали богов и богинь моря, и еще в первый свой приезд на остров Кэтлин была ими совершенно очарована. Сейчас она могла вновь любоваться ими сколько угодно, а когда ей это надоедало, в ее распоряжении был весь волшебный остров, красота которого вносила мир и покой в ее истерзанную душу.

Поначалу Кэтлин испытывала некоторую неловкость, живя с Жаном в одном доме, но мало-помалу скованность ее исчезла, и она стала чувствовать себя здесь совершенно непринужденно. Жан был воплощением добродетели и образцом любезного хозяина. Он ни разу не попытался воспользоваться близостью их покоев или своим положением абсолютного владыки острова. Внимание, проявляемое им к молодой женщине, было ненавязчивым. Он лишь следил за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась и каждое ее желание незамедлительно исполнялось, и помимо этого ничего не предпринимал, заняв выжидательную позицию.