Пепел и экстаз - Харт Кэтрин. Страница 51
Появление за ужином Изабел тоже вызвало большой шок.
— Еще одна пиратка-капитанша? — язвительно спросил адмирал Лоу, не сводя глаз с плотно облегающих панталон Изабел и ее рубашки, соблазнительно обрисовывавшей небольшие груди.
— Господи, конечно же нет! — воскликнула Изабел. — Из меня никогда не выйдет капитана. Я совершенно ничего не понимаю в судовождении.
— Наконец-то хоть одно слово правды! — пробормотал капитан Перси.
— Изабел — член моей команды, джентльмены, — объяснила англичанам Кэтлин. — И не обманывайтесь насчет ее небольшого роста. Она превосходно владеет шпагой и вывела из строя уже немало людей.
— Должно быть, они были неважными бойцами, — громко произнес Лоу.
— Да, несомненно, — согласилась Изабел. Губы ее дрожали от едва сдерживаемого смеха, а в глазах плясали веселые искорки.
— Точно так же я думаю и о многих моих противниках, — сказала Кэтлин, вспомнив неуклюжих англичан, с которыми ей довелось сразиться.
По окончании ужина англичане вновь принялись уговаривать Жана принять их предложение.
— Вы и ваши люди, как вы понимаете, могли бы оказать нам неоценимую помощь, — сказал Лоу.
— Мы и сами это знаем, — подал голос Пьер.
— Ваше знание бухт и заливов весьма помогло бы британскому делу, — вставил Перси.
— Без чего ваши корабли могут навечно застрять в топи, — заметила невозмутимо Изабел.
— Если только вас не прикончат раньше аллигаторы, змеи и болотная лихорадка, не говоря уже о зыбучих песках, — добавил, зловеще ухмыляясь, Доминик.
— Мы вас поняли, — проговорил холодно Лоу. — Нам хотелось бы заручиться вашей поддержкой, за которую вы получите щедрое вознаграждение, мистер Лафит, — он все время обращался только к Жану.
Жан закурил сигару.
— Гм… да, — адмирал громко откашлялся.
Были даны указания сообщить вам, что в случае согласия сотрудничать с нами против этих новоявленных американцев, мы готовы предложить вам пост губернатора Луизианы, включая Новый Орлеан с окрестностями.
— О Боже! — воскликнула, не удержавшись, Кэтлин. — Думаю, старого Клэборна хватил бы удар, если бы он это слышал.
Жан снисходительно усмехнулся:
— Эмералд, ты очень злая petite chatte. — Упрек его прозвучал как ласка.
— Что это значит? — спросил Лоу.
— Маленькая кошечка, котенок, — перевел, широко ухмыльнувшись, Пьер, — с острыми коготками и глазами, которые видят во тьме.
Гости засиделись допоздна, и Жан усиленно потчевал их ликерами и прекрасными сигарами в надежде развязать им языки. Кэтлин с Изабел тоже прилагали все свои силы, пытаясь заставить чопорных англичан расслабиться и утратить бдительность. К концу вечера британские офицеры, сами того не заметив, поведали им немало о тоннаже и местонахождении своих кораблей, хотя и не сказали ничего такого, что особенно хотелось услышать каперам. Со своей стороны, Жан согласился обдумать их предложение, однако подчеркнул, что ему потребуется на это какое-то время.
Наконец за англичанами закрылась дверь, и Жан повернулся к братьям и Изабел с Кэтлин.
Пора нам возвращаться в Новый Орлеан и постараться все же убедить нашего упрямого, как мул, губернатора, что нападение англичан неминуемо. Могу только надеяться, что на этот раз он прислушается, наконец, к голосу разума.
ГЛАВА 15
По прибытии в Новый Орлеан Кэтлин с Изабел Решили вновь навестить Элеонору, тогда как братья Лафиты отправились с визитом к губернатору Клэборну. Как всегда, Клэборн отнесся с пренебрежением к словам Жана о нависшей над городом опасности и, созвав братьев ни на что не годными пиратами, пригрозил им арестом при малейшей дерзости с их стороны. Братья вышли из его резиденции в полной растерянности. Если в ближайшее время Клэборн не одумается, то Новый Орлеан просто не успеет подготовиться к отражению атаки и упадет в руки англичан, как спелый плод.
Любой, кто оказался бы в эти дни в Новом Орлеане, никогда бы не подумал, что идет война. Город весь искрился весельем в предвкушении ежегодного праздника Марди гра [11]. Лишь после долгих уговоров Кэтлин все же согласилась остаться на эти дни в городе. Она все время обращалась мыслями к тем дням в Саванне, когда они с Ридом, облачившись в маскарадные костюмы, участвовали в ежегодном праздновании дня святого Патрика и рождественских балах.
— Самое худшее — это праздники, — пожаловалась она Элеоноре. — В каждом месяце, похоже, есть какая-нибудь знаменательная дата, которая напоминает мне о том, как веселились мы когда-то в этот день с Ридом, и словно нож вонзается мне в сердце. — Слезы медленно потекли по ее щекам, и она зажмурилась, стремясь остановить их поток, и закрыла лицо руками.
— Первый год всегда самый тяжелый, — согласилась Элеонора, — но скоро он кончится. К следующему Рождеству у тебя будет много других, более светлых воспоминаний о днях, проведенных с детьми, и боль слегка притупится. С каждым новым Рождеством тебе будет все легче переносить свою утрату.
— Возможно, ты и права, но мои воспоминания столь сладостны, столь драгоценны для меня, что я даже не знаю, хочется ли мне действительно все забыть. Иногда терзающая меня боль становится совсем невыносимой, я едва ее выдерживаю, однако вместе с болью приходят воспоминания о любви, столь удивительной, что я изо всех сил держусь за них, чувствуя вновь присутствие Рида, хотя бы только в своем сердце.
— Это совершенно естественно, Кэтлин, но когда-нибудь тебе придется расстаться с прежними мечтами и постараться обрести новые. Нельзя жить одними воспоминаниями, тем более, когда тебя ждет новая любовь. Он стоит и ждет, когда ты повернешься к нему лицом, признаешь его и примешь любовь, которую он тебе предлагает.
— Жан, — Кэтлин горестно вздохнула.
— Жан, — кивнула Элеонора.
Кэтлин обратила на подругу полный грусти взор.
— Мне не хочется обижать его, Элеонора.
— Сейчас он так сильно в тебя влюблен, что, думаю, его обрадует любая малость, какую ты сможешь ему предложить.
— Но это несправедливо, — простонала Кэтлин.
Элеонора пожала плечами.
— Кто знает, что в этой жизни справедливо, а что нет? Может, любовь такого человека, как Жан, это именно то, что тебе сейчас нужно, что способно вновь вернуть тебе радость жизни. Ты еще сама себе удивишься…
Итак, Кэтлин поддалась, в конце концов, на уговоры друзей и осталась на Марди гра в Новом Орлеане. Она убедила себя, что делает это ради них и, прежде всего, Изабел, у которой было так мало веселья в жизни в последние годы.
Хотя было лишь начало марта, в воздухе этого южного приморского города уже чувствовалось дыхание весны, что еще более усиливало царившую в нем праздничную атмосферу. Улицы были полны людей в разноцветных костюмах, и все они смеялись, шутили и радостно толкали друг друга, наслаждаясь последними беззаботными, веселыми деньками перед грядущим великим постом.
— Как же все это чудесно! Я так рада, что вы уговорили меня остаться, — призналась Кэтлин Жану. Лицо ее раскраснелось, и глаза сверкали.
Они сидели с Жаном за столиком в кафе на открытом воздухе, наблюдая за гуляющей публикой. Жан наклонился и взял руку Кэтлин в свою. Она не отняла ее, и сердце Жана мгновенно наполнилось несказанной Радостью. Он выглядит сегодня необыкновенно красивым, отметила про себя Кэтлин, разглядывая его изысканный наряд пирата, в который он облачился ради нее, чтобы быть ей под стать в ее одеянии Эмералд. На его голове красовалась щегольская шляпа с пером, левый глаз прикрывала черная повязка. Ворот его белоснежной шелковой рубашки был расстегнут, и в вырезе на груди, густо поросшей волосами, виднелся серебряный медальон. Поверх рубашки на нем был надет короткий зеленый жилет, такого же цвета облегающие панталоны были заправлены в начищенные до блеска черные сапоги. Наряд довершал широкий пояс на талии, из-под которого свисала сбоку шпага. Кэтлин была в своем обычном пиратском одеянии состоявшем из зеленых бриджей и такого же цвета коротенького жилета. Ради соблюдения приличий она надела сегодня под него белую шелковую блузку с пышными рукавами, и при каждом порыве ветра они раздувались как паруса. Подаренная Жаном золотая монета, висевшая на шее, слегка поблескивала сквозь шнуровку жилета; рассыпавшиеся по плечам блестящие кудри на фоне белоснежной блузки казались черными как ночь, а глаза сверкали подобно двум огромным изумрудам.
11
Вторник на масленой неделе. Народный праздник в некоторых городах.