Босс и серая мышь (СИ) - Платонова Ксения. Страница 15

— Но я не…

— Молчите. Я не позвоню вам больше. Вы позвоните мне сами, завтра. Если действительно хотите, чтобы все кончилось.

— Я хочу, но…

— А в понедельник на работу придет холодная и властная покорительница чужих сердец. Ее будут звать Полина, просто Полина, без всяких фамилий. И задание у нее будет только одно: свести с ума мужчину, который раньше не обращал на нее ровным счетом никакого внимания. Если это удастся — значит, я хороший специалист, и вы полностью здоровы. Если нет… говорят, неудачный опыт тоже не бывает бесполезным. До завтра!

Ночь она, разумеется, не спала. Ворочалась без сна, пиная кулаками подушку. В голове проносились странные, чужие, совсем новые для нее мысли и воспоминания… нет, воспоминания как раз были очень даже ее. Даже чересчур ее. Если вы понимаете…

Для викторианской эпохи она была вполне пригодна. Скажем, в роли бонны или приживалки. Учитывая изменения во внешнем облике — даже в роли подружки романтической героини, бедной, честной и до ужаса неинтересной потенциальной старой девы.

В эпоху великих королей и европейских революций амплуа у нее было бы, пожалуй, то же самое, а вот по сути… Тогда девственность и целомудрие практически вообще нигде не встречались, даже в монастырях. Что же… ну да, пуританские женщины славились строгостью нравов, но ведь и к институту брака подходили столь же сурово: если ты не готова стать женой и матерью, то зачем ты нужна на этой земле?

Начало двадцать первого столетия, на которое пришлась юность девушки, вообще не относилось к этой проблеме, как к проблеме. Самой собой подразумевалось, что на выпускном балу в школе соотношение девиц и не-девиц колеблется в пределах «один к пяти — один к четырем», да и то благодаря такой уловке человечества, как петтинг. СОВСЕМ уж ничего не знающих о сексе девушек не бывает — так, по крайней мере, утверждает статистика, а статистика знает все.

Однако согласно той же статистике, на каждое самое незыблемое правило находится хоть одно исключение, и Полина приняла эту неблагодарную роль на себя.

В школе за ней никто не ухаживал, тут и вспоминать нечего. Обо всех физиологических тонкостях собственного развития она узнала из книги, которую выкрала из маминого книжного шкафа. Читала она исключительно в туалете, поздней ночью, смущаясь и краснея отчаянным багрянцем праведницы, сознательно совершающей грехопадение.

Интересно, что Галя, несколькими годами позже достигшая того же состояния, нимало не смущалась и осмеливалась обсуждать — О УЖАС! — собственную физиологию с мамой за завтраком. И книга Гале не пригодилась, она и так все откуда-то знала. Вероятно, и про секс тоже.

Да, так вот. Секс. Теоретические познания у Полины имелись, куда ж без них в наше-то время, да при уровне развития наружной рекламы! Фильмы, опять же. Только вот девушка единственная из всей семьи, как дура, бочком выходила из комнаты, когда начинались сцены с «обнаженкой». Таким образом, секс для нее долгое время ассоциировался с пыхтением, сопением и невнятными фразами типа «О да! Нет! Да! Не останавливайся! Я хочу быть твоей (твоим) в эту ночь!».

С точки зрения логики, это было не вполне нормально, так как несколько суживало сферу духовного общения при означенном процессе, а это неверно, так как всем известно, что любовь — это прежде всего духовное единение двух человек. Неужели Байрон и Пушкин тоже ограничивались междометиями? И что в таком случае сподвигло их на создание бессмертных строк о любви?

Маму спросить было стыдно, папу — немыслимо, брат — сами понимаете, а сестра — о, к Гале Полина не обратилась бы даже под пыткой. При нулевом интеллекте та обладала воистину звериным инстинктом на возможность уязвить и унизить любое существо женского пола, особенно старшую сестру. Полину она считала позором рода человеческого, относясь с презрительным пренебрежением. Нет, Галина здесь никак не годилась.

К двадцати одному году, в сексуальном плане Полина оставалась чиста и невинна, как дитя, причем дитя, выросшее не в городе, а в деревне, да еще и полной сиротой. В училище она — к удивлению однокурсников и однокурсниц — действительно училась, потом были курсы, на которых было тем более не до романов. Придя же в компанию, Полина и захотела бы — не смогла заинтересоваться подобным бесстыдством. Зверь по имени «Профессиональная Этика» был, правда, в значительной степени укрощен самим Нагоричным, женившимся на собственной сотруднице, но ведь и они предварительно уволились, а потом уже… того-этого… Нет, ну, наверное, того-этого еще до того, как уволились, но… В общем, ясно. Никому не позволено крутить шашни на работе.

И тут это дикое задание доктора Приходько! Заинтересовать того, кто не обращал на нее никакого внимания. Разбить ему сердце. Стать холодной и бессердечной красавицей, равнодушно переступающей через корчащиеся тела страдающих мужчин. Смешно!

Что касается кандидатур, тут выбор был большой. На Полину никто не обращал внимания. Ни мужчины, ни женщины, ни контролеры в автобусах. То есть, чисто теоретически, начинать можно было с любого.

Скажем, со счетовода из отдела статистики деловых соглашений. Или с охранника. Или с уборщика. Одна беда: этих мужчин (шестьдесят восемь, сорок три и девятнадцать лет соответственно) Полина видела не так уж часто, в силу специфики службы. Собственно, она вообще видела более или менее постоянно деловых партнеров компании, а совсем постоянно… Евгения Владимировича!

Здесь ее прошиб пот — сначала холодный, потом горячий, потом Полина в полной темноте залилась румянцем, сморщилась, как от зубной боли, затрясла головой и, наконец, издала стон, полный муки и тоски.

Мысль о Ларине, как о сексуальном объекте, вызвала к жизни именно то страшное воспоминание, с которого и началось погружение в пучины психотерапии. Тот кошмар. Гадость. Позор.

В прошлую пятницу, уже во второй половине дня, Полина получила от начальника совершенно идиотское задание. Он отправил ее распечатывать на цветном принтере рекламные проспекты одной фирмы, нацелившейся стать их партнером. Якобы, эти экземпляры потом раздадут отделу маркетинга, чтобы каждый с ними ознакомился, сделал выводы и в письменной форме отчитался перед боссом.

Рекламки содержали образцы колеров и оттенков жидких обоев — сами понимаете, цветокоррекция требовалась тщательная, и Полина употела, пока настроила большой принтер на нулевом этаже офиса. А примерно через час сложила еще теплую стопку листков и поперлась наверх, несчастная дура.

Сюрприз хотела сделать шефу, идиотка. Он, мол, добрая душа, сказал: «Там много, сегодня доделаете — и сразу домой». А она вот какая молодец, все быстренько распечатала и возвращается на рабочее место. То-то удивится Евгений Владимирович, удивится и обрадуется, что у него такая стремительная и исполнительная секретарша!..

Он и удивился, только вот не обрадовался — сто процентов! Потому что, когда Полина с грацией слона и тактом бегемота ввалилась без стука в его кабинет, Евгений занимался тем, что… Скажем, исследовал новые области маркетинга. Не всего, а только одного из менеджеров по маркетингу. Той самой блондинки, которую впоследствии — есть Боженька на небе, есть! — цапнула за ногу пиранья. Ну, по крайней мере, довела до истерики.

Новые области таились под кургузым пиджачком Маши, а также где-то в недрах ее юбки, хотя у такой набедренной повязки недр никаких не найдешь, как ни ищи. Главное богатство обнаружилось именно под пиджачком — он был надет на голое тело, если не считать двух кружевных розочек, скрепленных шнурочками и чудом державшихся на высокой — это тоже сразу бросалось в глаза — груди Марии.

Проще говоря, Евгений отослал дуру-секретаршу, чтобы без помех оттрахать Машу прямо на столе!

Последняя мысль была настолько неожиданной, что Полина даже села на кровати и перестала морщиться и стонать от стыда. Эта мысль не могла принадлежать прежней Полине! Прежняя Полина тогда вообще лишилась всех мыслей, залилась багровым румянцем, ахнула, рассыпала стопку отпечатков, резко метнулась назад, впечаталась бедром к косяк двери, едва не зацепилась ногой за порог и уже в свободном падении вывалилась в коридор, страстно мечтая только об одном: умереть немедленно!