Лорд 2 (СИ) - Баковец Михаил. Страница 31

— Хм?

— Райх! Принеси тот мешок, который приготовили для эсдэшников! — крикнул лётчик, повернув голову в сторону блиндажа на лётном поле. Дымок, тянувшийся из жестяной ржавой трубы, выходившей из стены сбоку от входа, сообщал, что в нём или живут, или несут службу. На улицу выглянул ещё один лётчик, моложе Фрица на несколько лет.

— Он же опечатан, — напомнил он.

— Да дьявол с той печатью. Ещё раз её поставишь, — отмахнулся от этих слов Фриц.

— Сам поставишь в таком случае. Я разбираться с крысами не хочу. Ещё премии лишат и в личное дело замечание внесут, — недовольно произнёс тот и на пару минут скрылся в блиндаже. Когда появился вновь, то держал в руке узкий и длинный свёрток из толстого брезента. Вещь была перевязана несколько раз тонким ремешком, на котором висел свинцовый кругляш пломбы с вытесненным с одной стороны германским орлом. Без какого-либо пиетета перед печатью, Фриц ножом сковырнул её, развязал ремешок и вытащил из узла два коротких металлических копья.

— Копья? Это шутка? — удивился лейтенант. Он-то ожидал увидеть нечто более таинственное и примечательное, какое-нибудь секретное оружие русских или деталь от него. Но чтобы примитивные копья так паковали да ещё не пожалели печати, плюс, за данной посылкой должны прибыть из службы безопасности? Он точно не предполагал такого.

— Про шутку скажи Фалберту. Точнее, его матери. Эта шутка, — Фриц схватил одно копьё и поднёс его древко к самому лицу собеседника, — перерезала ему горло. Ударила на излёте, но и этого ему хватило. Мой парень умирал десять минут, заливая себя и пулемёт кровью. И никто ему не мог помочь, так как вот эта шутка, — левой рукой он ухватил второе копьё, — торчала в двигателе.

— Я соболезную горю матери Фалберта, — тихо сказал лейтенант и отступил на шаг от Фрица. — Он же был твоим стрелком?

— Был, точно сказал, — скривился лётчик, бросил копья обратно в брезентовую упаковку, потом плюнул потухшую сигарету и достал из пачки новую. — Дерьмовый эрзац, вечно сырые и не хотят гореть, — прикурив новую сигарету, — он добавил. — А экипажи Фестера и Хармана не вернулись. Уверен, что их сбили вот этими копьями. Нас подловили на выходе из пике, когда мы отбомбились по заданным квадратам.

— Высоко были?

— С четырёхсот бросали двадцатипятикилограммовые. Под обстрел угодили где-то на высоте полукилометра. Через два часа полетим туда опять.

— А результаты?..

— Да кто ж их нам скажет, — Фриц несколько раз жадно затянулся, потом выплюнул табачные крошки и следом выбросил сигарету, скуренную только наполовину. — И знаешь, мне страшно возвращаться. Вот здесь, — он хлопнул себя по левой стороне груди, — что-то холодит, когда вспоминаю тот дьявольский лес под собой.

Предчувствие его не подвело. Из второго вылета экипаж «восемьдесят седьмого» под командованием обер-лейтенанта Фрица Липпса не вернулся. Как и ещё три пикирующих бомбардировщика. Позже среди экипажей стал гулять слух, что два самолёта были сбиты птицами, которые на краткий миг превращались в людей. Уже на второй день за распространение этих слухов стали наказывать вплоть до понижения в звании. Слишком серьёзная кара, если (как говорят сотрудники СД) всё это обычные галлюцинации от перегрузок во время входа в пике. Но треть экипажей была готова стать рядовыми, лишь бы оказаться подальше от леса, который с чьей-то лёгкой руки быстро получил название — Ведьмин лес.

Лейтенант НКВД Пётр Шелехов собрался принять свой последний бой. Рядом умирал товарищ, получивший две пули в живот. Сам Шелехов был ранен в бедро и был не в состоянии двигаться иначе, кроме как ползком или при помощи костыля. Вот только взвод немцев меньше чем в ста метрах от его позиции, чётко давал понять: всё, отползался, остаётся подороже продать свою жизнь. Но перед этим нужно выполнить приказ командира группы.

— И что же в вас такого ценного, почему нельзя отдавать немцам? — прошептал Пётр, рассматривая два простецких кольца из жёлтого металла, похожего (или являющегося им) на золото. Их он снял с руки капитана Лопатина, который был порученцем самого Берии. Именно по приказу грозного наркома их, восемь опытных бойцов НКВД отправили в немецкий тыл на захваченную немцами белорусскую землю. Всё знал только капитан. Намного меньше было доведено до Шелехова. Прочие сержанты и рядовые знали лишь то, что на Витебщине их группе необходимо найти партизанский отряд «Витебские мстители», которым командует некто Киррлис. Но даже Лопатин (если верить капитану) не знал — имя это или кличка.

Неприятности начались сразу же, стоило самолёту с десантниками приблизиться к нужному району. Здесь всё кишело немцами, словно не в глубоком тылу дело происходит, а рядом с линией фронта. Пилоту пришлось уводить самолёт в сторону и сбрасывать отряд далеко в стороне.

Не успели энкавэдэшники собраться вместе, как недалеко забрехали овчарки и замелькали лучи карманных фонарей: облава. Уйти от неё удалось с трудом. При этом двое человек получили ранения. Удивительным образом Лопатин сумел в одиночку уничтожить отделение немцев на правом фланге. В эту прореху и ушёл отряд, пока нацисты её не закрыли.

Ещё дважды группу обкладывали, зажимали в тесное кольцо и оба раза бойцов спасали способности Лопатина. Его возможности исчезать в одном месте и появляться в другом незаметно для врага казались фантастическими. Как полёт на Луну из недавнего фильма. И всё равно без потерь не обошлось. Один из раненых в самом начале операции очень быстро выбился из сил. И во время третьего прорыва сказал:

— Всё, мужики, остаюсь в заслоне. Не поминайте лихом.

Спустя сутки с лишним после десантирования из восьми советских военнослужащих в живых остались четверо, из них один со средними ранениями, все остальные без исключения легкораненые. А сейчас в живых только двое, даже полтора, так как товарищ Шелехова находился без сознания, и никак не мог помочь в предстоящем бою.

— Попробуйте отыщите, — с этими словами лейтенант выбросил далеко от себя кольца. Сейчас в них не было ни капли той странной энергии, которая позволяла Лопатину становиться невидимым и быстро уничтожать врагов. Но даже в таком виде инструкции запрещали оставлять кольца немцам. После этого Шелехов взял в руки ППШ, поправил две гранаты, лежащие рядом на плотно примятом снегу, посмотрел на товарища, который выглядел мёртвым. Только тающие на его лице снежинки, иногда падающие с деревьев благодаря лёгкому ветерку, сообщали, что боец продолжает цепляться за жизнь даже в беспамятстве. — Ничего, прорвёмся, — подбодрил его или себя лейтенант. При этом он знал, что это — всё, не прорваться им.

Немцы, ободрённые молчанием советских солдат, зашевелились и стали смыкать кольцо вокруг позиции энкавэдэшников. Перебегая между деревьями, они всё ближе и ближе подходили к Шелехову. А тот, дождавшись, когда вперёд вырвались двое немцев в белых халатах, двигаясь чуть ли не плечо к плечу, поймал их на мушку своего оружия и надавил на спусковой крючок.

Тр-р-р-р-р!

Изделие Георгия Семёновича Шпагина выдало длинную очередь, которая перечеркнула обоих немцев. Те свалились в снег, как сломанные снеговики. Сходство с ними добавляли бесформенные белые маскхалаты.

— Съели горяченького? — прошептал лейтенант. — Подходи за добавкой, суки.

На гибель двух сослуживцев немцы ответил шквальным огнём из винтовок, пулемёта и нескольких автоматов. Пули так и зажужжали над головой Шелехова, сбивая кусочки коры и ветки с деревьев, в развилке между которыми молодой мужчина устроил себе позицию. Справа его прикрывал глубокий и длинный овраг, его второй берег находился немного ниже и отлично просматривался с позиции лейтенанта. Слева лежало поваленное дерево, сейчас закрытое большим сугробом. В нём, в сугробе, раненый проделал несколько прорех, чтобы вести наблюдение и не пропустить врагов. Немцам оставалось наступать в лоб или обойти его по большой дуге слева, чтобы зайти с тыла. Ко всему прочему, эта пара деревьев, между которыми устроился Шелехов, облюбовала небольшой бугорок, который возвышался над остальной лесной местностью на несколько метров. Так что, пока у энкавэдэшника остаются патроны и ему светит солнце, он сможет держать позицию бесконечно.