Леди Некромант (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна. Страница 100

Глаза привыкали к темноте, тусклого света звездной ночи хватало, чтобы не натыкаться на предметы, а я только радовалась возможности отойти подальше от двери, от листочка, даже на таком расстоянии тянущем из меня силу.

«Подарок» отпустил меня, когда я добралась до кресла у камина и положила туда шубу. Резерв был пуст. За каких-то пять минут северная магия выпила его полностью, а у меня не осталось даже сил возмутиться или испугаться. Я держалась за спинку кресла и с глухой обреченностью понимала, что упаду, если попытаюсь сделать хоть шаг.

Сердце колотилось часто и неровно, голова кружилась, онемевшие губы противно кололо. Обивка заскользила под пальцами, и я медленно осела на пол. Стараясь дышать ровно, надеясь поскорей прийти в себя, закрыла глаза.

— Кэйтлин? — тревога в голосе мужа соперничала с удивлением. — Что случилось?

— Резкое магическое истощение, — прошептала я, с трудом открыв глаза. — Мне просто нужно выспаться.

— Ладно, — его беспокойство, казалось, лишь увеличилось, между нахмуренными бровями залегла морщинка. — Я вас подниму, отнесу в вашу спальню.

В следующий момент муж обхватил меня за талию и бережно поставил на ноги, прижимая к себе.

— Нет, мне туда нельзя, — выдохнула я, встретившись взглядом с лордом Эстасом. — Под ковром у моей двери лежит листок с рисунком. Руны на нем тянут из меня силу. Его нужно сжечь.

— Понятно, — мрачно кивнул муж и, к счастью, не спросил, подозреваю ли я кого-нибудь. Момент для объяснения того, что с Тэйкой творится, был совершенно неподходящим.

— Я уберу листок, — пообещал муж. — Вас нужно укрыть, здесь холодно. Еще простудитесь. Обнимите меня за шею, если можете.

Я послушно подняла тяжелую неловкую руку, положила Эстасу на плечи, с удовольствием вдохнула травянистый аромат его духов. В который раз не к месту отметила, что мне приятны объятия и нескромная близость лиц. Хотелось прижаться крепче и не отпускать Эстаса, чтобы он был рядом. Навалилась темнота, мягкая, обволакивающая, густая…

Они были голодны. Медведь, лис, баран, ворон и прочие хранители сияли в свете полной луны перламутром и смотрели выжидающе. Хоть оранжевые сполохи костра и отражались от почти непрозрачных призраков, добавляя зверям мрачной кровожадности, агрессии в хранителях не было, лишь надежда на подпитку. Меня они будто не видели — все их внимание сосредоточилось на шамане, стоящем передо мной.

Невысокий, чуть сутулый человек носил темную одежду простого кроя, украшенную бусинками, на голове был ритуальный головной убор, опушенный на затылке, увенчанный большими оленьими рогами. На отростках блестели золотые кольца. Где нанизанные, где нарочно сделанные, соединенные тонкими цепочками, будто паутиной. Шаман нараспев читал заклинание, волнами увеличивая и уменьшая темп. Сам он двигался в такт пению, но эти взмахи руками, хоть и довольно плавные, я не назвала бы танцем.

Мелодия порабощала разум, сковывала чувства, и я не сразу заметила плоский низкий камень и человека, лежащего на нем. По обуви заподозрив каганатца, я осторожно шагнула вперед — звери и шаман меня по-прежнему не замечали, а предположение подтвердилось. Привязанный к жертвеннику человек был восточным солдатом. Судя по форме, он воевал еще во времена правления отца Мариэтты Второй.

Оглядевшись, увидела двух связанных итсенских солдат. Они сидели у высокого дерева, прислонившись к стволу, и казались одурманенными, настолько осоловелыми были их взгляды.

Шаман ускорил свой речитатив, формула, которую он произносил, одновременно была проклятием и благословением. Шаман проклинал жертву, лишая силы, воли и чувств, и в то же время благословлял себя и своих призраков-хранителей на священное дело похищения жизни у недостойного иметь ее. Исключительно циничная формулировка ужасала тем, что шаман был совершенно уверен в собственной правоте. Я ощущала это очень ярко и точно не ошибалась.

Нож в руках шамана казался сгустком пламени. Удар — короткий вскрик и хищное, алчущее удовлетворение мага, ударившее по чувствам. Я дернулась, отлично понимая, что происходящее — всего лишь сон, навеянный разговором со знакомцем. Он описывал мне ритуалы шамана и, как мне казалось, ожесточенно, даже со скрытой злобой подчеркивал, что те, кого шаман убивал, до сих пор не получили посмертие.

С одной стороны, из-за такого отношения к смертям создавалось впечатление, что знакомец был пусть не до конца откровенен со мной, но хотя бы правдив и искренен. Разделение миров живых и мертвых он считал важным, и это роднило его с некромантами, роднило со мной. Появление общей проблемы вкупе с событиями прошедших недель подводило меня к мысли, что знакомец действительно пытался мне как-то помочь.

С другой стороны, магия шамана ужасала. Лишить живое существо настоящей смерти, сделать его бесправной и безвольной частью себя… Нет судьбы хуже! И даже во сне, наблюдая за тем, как по желобу алтарного камня из вскрытых сосудов шеи жертвы течет кровь, я боялась за Тэйку.

Знакомец подчеркнул, что мне нужно как можно дольше скрывать собственное понимание происходящего. В ином случае шаман мог выманить девочку в рощу и провести ритуал или, причиняя ей боль, все чаще и чаще захватывать контроль над ее телом и разумом. Тэйка была залогом выживания шамана, его шансом получить новую полноценную жизнь. О том, что он мог бы выпустить девочку из когтей, речь не шла, а моя подозрительность и повышенный интерес к ребенку могли спровоцировать шамана на более активные и, что пугало больше всего, необратимые действия.

Хранители обступили со всех сторон камень, пили кровь, текущую по желобу, разрывали ставшее прозрачным и перламутровым тело молодого каганатца. Шаман пошел к пока еще живым пленникам и так странно посмотрел сквозь меня, будто чувствовал мое присутствие. Я вздрогнула, холод коснулся затылка, чаще забилось сердце, а шаман все не отводил взгляд и принюхивался. Тонкие ноздри трепетали, плотно сомкнутые губы неприязненно кривились, широкие брови настороженно изогнулись.

Тепло, будто чьи-то уверенные руки, охватило меня. Я почувствовала себя защищенной, была в полной безопасности, а шаман в тот же миг потерял мой след, перестал меня ощущать. Мужчина хмыкнул, тряхнул головой и пошел к своим жертвам.

Я выдохнула с облегчением. Не представляла, как он вообще мог меня чувствовать, но во сне это казалось несущественным. Уже позже, описав во всех подробностях это видение в тетради, я задумалась о неизвестных некромантам возможностях сущностей. А тогда, оказавшись под покровом чьей-то защиты, я решила осмотреться в роще.

Хранители продолжали пир, и к жертвеннику я больше не подходила. Меня тянуло пройти по берегу. Судя по всему, действие во сне разворачивалось в начале осени, но почти идеально круглое озеро было затянуто тонкой коркой льда. Подойдя ближе, я поняла, что это не лед вовсе, а лунный свет, но в моих представлениях озеро так и осталось ледяным, наверное, потому что я прямо по воде дошла до самого центра.

Стоя там, я оглядывалась. Вокруг озера на равном расстоянии друг от друга возвышались исполинские, в три человеческих роста иссиня-черные изваяния хранителей, будто вырезанные из оникса. По рассказу знакомца я уже имела представление об истинном виде и размере тотемов. Они были значительно меньше, а сейчас казались огромными из-за того, что животные кормились.

Я запоминала, где стояли тотемы, каково было положение самых опасных хищников, решив начать с медведя и волка, а крысу оставить напоследок. Чувствуя себя под защитой оберегающего тепла, безбоязненно и даже без оглядки прошла по вотчине шамана.

Добротный дом, украшенный многочисленными усиливающими, но не охранными амулетами и рунами. Кажется, его хозяин всячески старался увеличить собственное могущество, черпал силу из всех стихий, напитывая ею свое жилище. А еще шаман либо боялся умереть, либо кичился тем, что нашел ключ к вечной жизни — я заметила несколько рунических надписей «неподвластен смерти». Надеюсь, теперь, когда он не смог найти и воспитать себе «преемника», страха перед небытием прибавилось.