Иные города (СИ) - Линдт Нина. Страница 6

— Проходи, Настя, вот твои тапочки, — Цезарь указал на такие же мягкие тапочки, только вместо медведей там красовались улыбающиеся лягушата. Я решила ни о чем не спрашивать, переобулась и пошла за Цезарем по коридору. На этот раз мы подошли к последней двери, Цезарь открыл ее и пригласил меня внутрь.

Я вошла в темноту, но тут же вспыхнул яркий свет, хлопнули хлопушки, и на меня посыпалась яркое и разноцветное конфетти.

Четверо ребят, среди которых я увидела Лику, заорали:

— Добро пожаловать!!!

Я засмеялась. Лика, всегда одетая по-деловому, сегодня была в джинсах и футболке с кардиганом, а ногах ее красовались тапочки со змейками.

— Итсаску, — представилась высокая брюнетка с ослепительно белой кожей и слегка коснулась моих щек своими прохладными щеками. Ее прямые длинные волосы блестящей и единой массой качнулись с одного плеча на другое. — Я занимаюсь информатикой и всем, что связано с компьютерами и Интернетом.

— Наш хакер, — подмигнула ей Лика. Итсаску никак не прореагировала. На ногах у нее улыбались пушистые котята.

— Серж, — представился невысокий коренастый парень в очках и поцеловал меня в обе щеки, — биолог и химик.

— Если что-нибудь взрывается — это его рук дело, — пояснила Лика. — Мне частенько приходится убирать результаты его опытов.

На ногах Сержа красовались черные бычки с кольцами в носах.

Последний парень был высоким и худощавым, он созерцал эту сцену знакомства немного отстраненно, но когда его товарищи отошли от меня, решительно шагнул вперед.

Смуглый, с огромными зелеными глазами и пухлыми губами, он, казалось, был потомком африканских народов, но далеким, так что от них остались только намеки, хоть и довольно ясные, но отточенные белой расой, которой не удалось стереть с его лица налет восточной вдумчивости. Он смотрел на тебя, а казалось, что он один во всем мире и смотрит в пустыню, спокойно воспринимая ее такой, как она есть. Со всеми ее барханами, передвигающимися дюнами, с непостоянством песка и капризами ветра. И все-таки, он смотрел на меня, чернота зрачков скрывала его эмоции, и мне подумалось, что мои чувства и эмоции перед ним открыты, что он может дотронуться до них и настроить меня, как инструмент, на тот лад, который хочется ему. Но тут я опустила глаза вниз, увидела на его ногах енотов и засмеялась. И внезапно поняла, что мы довольно долго пребывали в тишине, словно все остальные, замерев, наблюдали за нами, как с другого света. Или это только показалось, и смотрели мы друг на друга всего секунду, мельком? Тут он отпустил мои руки из своих. И я со страхом поняла, что не помню, когда он взял меня за руки.

— Как ты сказал, тебя зовут? — спросила я.

— А ты не знаешь? — хитро улыбнулся он.

Я уж хотела сказать ему, что нет, конечно. Но в этот момент поняла, что знаю! Почему-то его могли звать только так и никак иначе.

— Диего.

Имя прозвучало. Он едва заметно кивнул и посмотрел на остальных.

— Ну что, сядем?

Я огляделась. На полу лежал пушистый ковер, на нем плоский мягкий матрас, на котором была раскидана куча подушек и одеял, посередине низкий круглый стол с печеньем, фруктами, термочашками с рисунками животных, которым соответствовали тапочки на наших ногах, все это повернуто ко входу и стене, на которой находился огромный экран. Под потолком крепился прожектор, а у Итсаску имелся маленький ноутбук, с которого она управляла экраном.

Мы все ринулись к подушкам и кофе. Когда все уселись, Цезарь сказал:

— Давайте сделаем небольшую презентацию дела для Насти. Это поможет нам самим подвести итоги того, что сделано, и того, что нужно будет сделать.

— Главный передал нам следующее дело… — начал Диего.

— Главный? — переспросила я.

— Да. Старик, — тут парень смутился. — Ну…

— Это наш начальник, — объяснил Цезарь. — Ему принадлежит несколько таких агентств по всему миру. Он… миллионер, ты увидишь, что, в основном, заказчики — очень состоятельные люди. Продолжай, Диего.

— У коллекционера живописи украли три картины. Камеры наблюдения, меры безопасности, хитроумная система охраны — ничто не остановило преступника. Или преступников. На камере просто видно, как картина была и исчезла. Возможно, поработали с записью.

— Запись проверена, — вставила Итсаску. — Я не вижу там никаких манипуляций.

— Проверь еще раз… — Цезарь вдруг резко выпрямился. — А еще лучше… Дай нам ее сейчас просмотреть снова.

Мне показалось, или все словно дыхание затаили, пока Итсаску искала в папках ноутбука видео? Медленно включился большой экран. Мышка резво бегала по нему, открывая папки и программы.

Наконец, Итсаску загрузила нужное видео. На черно-белом экране была видна картинная галерея. В полумраке было не разглядеть, что именно изображено на картинах, но на той, что была ближе к камере, по светлым очертаниям угадывалось тело обнаженной женщины. Мы все напряженно вглядывались в неменяющуюся картинку. Только цифры, указывающие время, в правом нижнем углу камеры менялись: бежали секунды и минуты.

— Вот сейчас, — прошептал Диего.

Картина с женщиной дрогнула, словно колыхнулась от сильного ветра. И исчезла. Тут же включилась сигнализация. Но картины уже не было на стене.

— Я уверен, что что-то сделали с записью, — откидываясь на подушки, сказал Цезарь.

— Насть, ты что-нибудь заметила? — спросила Лика.

Все смотрели на меня с интересом.

— Ничего особенного… — пожала плечами я.

— Тебе потом дадут еще раз ее просмотреть, — быстро отдал распоряжения Цезарь, Лика записывала. — Итсаску проверь еще раз запись, свяжись со специалистами. Необходимо быть уверенными, что это не махинация с пленкой.

— Конечно, — Итсаску перекинула волну своих темных волос с одного плеча на другое. Похоже, она была недовольна тем, что Цезарь не поверил в ее заключение по пленке. Присмотревшись к ней, я заметила, что она была одета весьма необычно: в корсет с металлическими вставками и деталями, похожими на замысловатые крючки. На руке красовался перстень в виде шестеренки из часов.

— Что еще? Диего?

— Я проверил хозяина галереи. Он действительно расстроен из-за случившегося грабежа. Украдены самые ценные его картины. У него не было долгов, его не шантажировали, он чист. Эта версия отпадает.

— Члены семьи? — спросил Цезарь.

— Проверены еще не все. У сына есть долги, но он живет в Бразилии.

— Свяжись с детективным агентством в Буэнос-Айрес, с Филипе, пусть съездит в Бразилию и узнает, что там с сыном. Ты мне нужен здесь. Что еще?

— Система охраны, — вставил Серж. — Я занимаюсь анализом возможных дыр, но пока что кажется, что все было очень продумано, хозяин вложил в это целое состояние…

— Что по поводу ценности картин и их возможной стоимости? — Цезарь обратился к Лике.

— Картины были приобретены в разное время и на разных аукционах. Связи с предыдущими владельцами я не нашла, — ответила Лика. — Картины ценны, но особого внимания публики не привлекали. В галерею открыт доступ по предварительной договоренности. Иногда организуются групповые посещения, например, студентов художественных факультетов, в целом, мы можем собрать список посетителей за последний год, сейчас над этим работает персонал галереи. Никто не предлагал владельцу купить у него картины. Сам он оценивает пропажу на несколько миллионов. Но эта оценка может быть завышенной, чтобы получить страховые выплаты.

Я слушала их и думала, что работа, оказывается, не такая интригующая, как казалось поначалу. Скрупулезный анализ фактов, поиск взаимосвязей, проверка каждого предположения… все это сильно напоминало нелюбимую мной математику: «дано», «теорема», «доказательство», «решение»… И тем больше росло во мне сомнение в собственных силах. Зачем я им нужна? Они такая сплоченная команда, видно, что знают друг друга не один год, по тому, как Диего отрезал себе кусочек от пирожного и отдал Итсаску веточку красной смородины с россыпью красных ягод, видимо, знает, что ей нравится. Она машинально взяла, словно само собой разумеется, а значит, они так делают часто. По тому, как Лика, пополняя кружку Цезаря, добавила ему три кусочка сахара, а Сержу капнула меду, значит, тоже вкусы давно знает. По отдельным вкраплениям в разговоре о картинах. По тому, как все словно чуть в стороне от меня. Несмотря на усилия Лики нас объединить тапочками и чашками, я все равно здесь чужая.