Ангел из пробирки (СИ) - Стриковская Анна Артуровна. Страница 25
Спики сотрудников базы были зашифрованы, но в то же время их докладные и служебные записки хранились у Калле в том виде, в котором их ему присылали: подписанные настоящими именами и фамилиями. У Гелены было чувство, что он стремился иметь доказательства незаконной деятельности всех, чтобы всех держать в руках.
Нашлось заявление Стива Маронго о переводе в лабораторию на Терре-6. В нём он сообщал, что его миссия выполнена, всем детям привит разработанный им вирус и вообще, его методика внесения изменения в генные структуры отработана и может применяться без его участия. Для его дальнейших исследований база “Альфа” не представляет нужных условий. Рукой Калле выведена резолюция: “Удовлетворить”.
Вирус для внесения направленных изменений в геном живущего организма? Работы Стива Гелена знала отлично: такой среди напечатанных не было. Но это не значило, что её не существовало. Она уже уверилась, что действительность дальше от её представлений о ней, чем её благословенный остров от Терры-6.
Слишком сильное и слишком длительное раздражение “забивает” синапс и нервный импульс перестаёт проходить. Первоначальный шок, который испытала Гелена, никуда не делся, но сейчас она могла читать эти документы, не падая в обморок и не испытывая неконтролируемого спазма в груди. Ясно было, что работы тут непочатый край. Хаотично открывая файлы, Гели цепляла то одно, то другое, но, чтобы сложить целостную картину, потребовалось бы время и труд не одного человека.
Одно было ясно: её первоначальный план никуда не годился. Обнародовать историю Ариэля теперь было для неё невозможно из-за Калле. К тому же на проекте работали люди… Гелена прекратила занятия наукой, но от этого не перестала ею интересоваться. Тот же Стив Маронго и его группа недавно получили Премию Содружества за метод лечения заболеваний, вызываемых длительным пребыванием в невесомости. Группа Брендона Рапли заявила о прорыве в области лечения возрастной деменции. Сейчас, когда люди стали доживать до ста двадцати, а то и ста пятидесяти лет, это было более чем актуально. Гели чувствовала себя не в праве лишать рассеянное по космосу человечество результатов этих исследований.
А ведь стоило опубликовать хоть малую толику находящихся здесь материалов, как всё понеслось бы лавиной. Журналистские расследования, сенсации, шум в прессе — это полбеды. За дело взялась бы служба безопасности Содружества. Гели совсем не была уверена, что проект Калле не был с ней согласован. Многие документы проекта напечатаны на официальных бланках с гербом и особыми цифрами, которыми госструктуры метили свои бумаги. А тогда… На поверхности будут аресты и допросы, приговоры мелким сошкам, которыми скорее всего окажутся учёные… В глубине же пойдёт уничтожение материалов и свидетелей.
Безопасность — не Фред, у неё проколов не бывает и на Землю её агенты попадают без задержек. Так что и она, и Ариана могут в один далеко не прекрасный день просто не проснуться, а все улики исчезнут как по мановению волшебной палочки.
Но просто закрыть этот шкаф со скелетами и сделать вид, что ничего не было, Гелена тоже не могла. Даже если она промолчит, она должна знать. Из-за Ариэля.
Действительно, Калле был гений. Похоже, что бурное развитие медицинской генетики и достижения медицины последних лет были обязаны результатам, полученным на этой самой базе. Самым удивительным достижением обещала стать сенсация последнего времени: прививка от рака. Три инъекции в семь лет, двадцать один год и в сорок пять должны были защитить организм от возникновения в нём любой злокачественной опухоли. Просмотренные Гели файлы свидетельствовали: начало этим опытам было положено именно на той самой базе, а идея принадлежала её мужу.
Можно было бы гордиться, только вот какой ценой получены эти без сомнения выдающиеся результаты? Стоили ли они страданий и гибели ни в чём не повинных детей, не знавших не то, что ласки, даже материнского чрева? Или можно было добиться того же другой ценой? Существовал ли альтернативный путь?
Так и не пришедшая ни к какому выводу Гелена решила для себя одно: Ариэль должен знать. Он должен представлять себе, кто она и кем ей приходится его создатель, изломавший судьбы своих бедных созданий.
С удивлением она констатировала, что за короткое время очень привязалась к этому спокойному, немногословному, старательному парню. Ей было приятно видеть его по утрам напротив себя за столом, нравилось, что всегда может позвать его на помощь и он прибежит. Не будет ни кокетничать, ни язвить, просто сделает то, что надо. И, Гели отдавала себе в этом отчёт, ей доставляло удовольствие о нём заботиться. Был ли это запоздалый материнский инстинкт, она сказать не могла, он видеть, как загораются восторгом глаза юноши, стоит сделать ему что-то хорошее хоть на грош… О, это было непередаваемо.
Удивительно, но Ариэль был ей благодарен в равной степени и за дорогие подарки, вроде планшета и набора для художника, так и просто за добрые слова или обычное “спасибо” за выполненное поручение. Гелене нравилось, что он не рассыпался в словесных благодарностях, а просто смотрел так. что всё было понятно. Возможно, он просто всё ещё не привык к хорошему обращению, а потом поймёт, что так теперь будет всегда, и перестанет ценить, но думать об этом не хотелось.
Поэтому решение рассказать мальчику, какую трагическую роль сыграл в его судьбе Калле и какое она ко всему этому имеет отношение, далось Гелене с неимоверным трудом. Погасить радость в его глазах, сделать чужим своими руками… От одной мысли хотелось выть.
Но для Гелены Ригел долг всегда был превыше всего. Не тот, что прописан в законах, а свой, внутренний, моральный. Поэтому она взяла себя в руки насколько это было возможно.
Если Ариэль решит, что больше не может с ней оставаться, она его, конечно, отпустит, но ей будет очень его не хватать. Да даже если не решит… а ему Гели вечно будет напоминать о том, кто виноват в трагедии его “братьев”. Ей же его присутствие будет живым укором, Пусть в его бедах виноват Калле, а не она, Гелена, но это всё равно. Конечно, если он захочет остаться, то она готова терпеть муки совести, лишь бы мальчик был счастлив и доволен жизнью. В этом будет состоять её искупление.
Так что надо признаться и принять то, что суждено.
Если после этого он не захочет её знать… Что ж, значит, такова судьба. Она попросит у мальчика прощения и устроит его жизнь где-то в другом месте. Договорится с Фредом, купит Ариэлю документы, поможет с деньгами и профессией, сделает всё, чтобы загладить вину Калле.
А потом действительно напишет книгу об одиночестве. Кто лучше неё об этом знает? Она думала, что не одинока, живя с мужем, но, как выяснилось, они были вместе только физически. Их душевная и интеллектуальная близость существовала лишь в воображении Гелены. Слова о “самом любящем” и “самой любимой” были игрой. Ведь основа любви — доверие, а именно его и не было в их браке.
Гелена была одна даже тогда, когда думала, что их двое. Ну что ж, пора возвращаться к привычному. Всё сказать Ариэлю, предложить ему путь и помощь, договориться с Фредом о том, что она будет молчать, пока мальчикам, ей и сестре ничего не будет угрожать, а затем…
Ариэль уедет и всё станет как раньше.
Приняв это принципиальное решение, Гелена почувствовала себя уверенней. Теперь дело стало за малым: рассказать. Но как? Прямо так подойти и ляпнуть: “Ариэль, твою базу, тебя и твоих друзей создал и обрёк на смерть и муки мой муж Карл Йенссон. Я прошу тебя простить меня за это”. Нет, глупости. Он подумает, что она сошла с ума.
Покрутив ситуацию так и эдак, Гели нашла, как ей представилось, оптимальный ход. В меру драматичный, эффектный и, как она надеялась, эффективный. Мальчик сам должен всё понять и сам сделать нужные выводы. Она только покажет ему соответствующие материалы.
В ход пошёл принтер.
Обычно Гели им почти не пользовалась. Печатала прямо в компьютере, читала с планшета. Эта дурацкая дрына нужна была только для официальных документов. Также иногда ей присылали файлы. Которые невозможно было прочитать с экрана, их требовалось распечатать, чтобы снять шифрование. Ну, и иногда она печатала фотографии и репродукции, чтобы обновить картинки на стенах.